Мэлор Стуруа - С Потомака на Миссисипи: несентиментальное путешествие по Америке
— Возможно, не спорю. Но разве не символично, что ваш бармен-кузнец-набоб обнес свой дворец на Ноб-хилле массивной оградой, сделанной к тому же из золота? Через такую ограду еще можно перелезть физически, но социально вряд ли. Вделанные в нее гривастые головы львов со стальными кольцами в зубах выглядят не так чтобы уж очень демократично.
— Замашки парвеню, — пробормотал журналист.
— Допустим. Но вот сегодня во дворце Флуда за золотой оградой разместился «Пасифик юнион клаб» — замкнутый клуб финансовой аристократии, число членов которого не превышает ста человек. Надеюсь, вы не станете убеждать меня, что в их числе есть бармены и кузнецы?
— Нет, не стану, — смущенно и несколько недовольно отозвался он.
Как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Нашествие «набобов» на Сан-Франциско принесло городу, по крайней мере, две вещи, которыми он славен и по сей день, — кухню и трамвай. В годы покорения «дикого Запада» железнодорожные магнаты путешествовали, как правило, в собственных салон-вагонах, обязательно имевших баню, бар и шеф-поваров, вывезенных из Франции. Очутившись в Сан-Франциско, шефы, вдохновленные обилием даров моря и неконкурентоспособной примитивностью местных кабаков, стали покидать своих патронов и заводить собственное дело. Они-то и создали кулинарную репутацию Сан-Франциско, который по этой части уступает лишь Нью-Йорку.
Попутешествовав по Ноб-хиллу, мы зашли в ресторан «Пудл дог». Этот ресторан старейший в своем роде. А вообще-то «пудл доги» имеются, пожалуй, в любом мало-мальски уважающем себя калифорнийском городе. Ресторан на Пост-стрит, как и его эпигоны, словно повторяет социальную структуру холмов Сан-Франциско. Он делится на две части — общий зал с общедоступными ценами и за астрономические цены отдельные кабинеты, занавешенные бархатными портьерами, расшитыми в стиле барокко, с золотыми канделябрами, серебряной посудой и дорогими кушетками.
— На Ноб-хилл мы с вами не потянем. Давайте обоснуемся в Поверти-хилле, — сказал я своему спутнику после внимательного изучения прейскуранта. Мой чичероне сначала не понял, а поняв, рассмеялся.
— Однако вы злопамятны, — сказал он.
Тем не менее певец равноправия согласился с моим предложением закусить на кулинарном Поверти-хилле.
Теперь о трамвае. Летопись города гласит, что Сан-Франциско обязан им одному из «набобов» — Леланду Стэнфорду, вернее, его супруге. Ее гостям было трудно взбираться на Ноб-хилл на лошадях, и она упросила мужа провести к их вилле трамвай. Человек, который соединил железной дорогой Атлантический океан с Тихим, не мог, разумеется, отказать в подобном пустяке своей благоверной. Призвав в компаньоны партнеров по «Сентрал пасифик», Марка Гопкинса и Чарльза Кроккера, Стэнфорд получил от мэра города Брайанта право на прокладку трамвайной линии на Ноб-хилл. И завертелась карусель.
Вскоре, однако, Гопкинс и Кроккер остыли к предприятию и вышли из дела. Последний никак не мог поверить, что проездная цена в никель (пять центов) может окупить «всю эту затею». Видимо, Кроккер по простоте душевной думал, что трамваем, карабкающимся на Ноб-хилл, будут пользоваться исключительно гости «набобов», и считал, что, учитывая их финансовые возможности, цена на билеты была недопустимо, возмутительно недопустимо занижена. Так или иначе, но Стэнфорд стал почти единоличным владельцем основанной в этих целях «Калифорния-кэйбл рейлроуд компани». И не прогадал. Уже в первый день пуска линии около одиннадцати тысяч жителей Сан-Франциско прокатились в элегантных трамвайчиках, выкрашенных в каштановый цвет и позолоту.
В апреле этого года, когда я приехал в Сан-Франциско, «Калифорния-стрит лайн», наследница компании Стэнфорда, отмечала свое столетие. В городе по этому поводу «Обществом друзей трамвая» был устроен двухдневный фестиваль. Думаю, Леланд Стэнфорд, железнодорожный «набоб», бывший губернатор Калифорнии и член сената США, несколько взгрустнул бы, взглянув одним глазом с того света на фестивальную канитель. Ведь он продал свою компанию в 1884 году швейцарскому банкиру Антуану Борелю. Правда, сделка была исключительно выгодной — двадцать долларов сверхприбыли на каждую акцию, а было их у Стэнфорда тьма-тьмущая, но тем не менее… Ах уж эти «цюрихские гномы»; они всегда не прочь пощипать американских великанов, будь то с Уолл-стрита востока или запада.
Компания Стэнфорда была третьей по времени в Сан-Франциско, открывшей трамвайную линию. Пионером в этой области выступила «Клей-стрит хилл рейлроуд». Ее основателем был регент Калифорнийского университета Эндрю Хэллидай (1878 год). Вторая компания — «Саттер-хилл рейлроуд» (1877 год). Но обе они стали жертвами знаменитого землетрясения 1906 года. Поэтому линию Стэнфорда принято считать старейшей в мире. Жители Сан-Франциско без ума от своего трамвая. Наряду с мостом «Золотые ворота» он узаконенный символ города. Соответствующая статья, равно как и статья, гарантирующая неприкосновенность трамвая, специально вписаны в хартию Сан-Франциско. Никакие землетрясения, никакие новшества в области городского транспорта, даже никакие земельные спекуляции не могли поколебать веселые и легкомысленные, кажущиеся внешне столь неустойчивыми, почти игрушечными трамвайчики.
Разумеется, дело здесь не в одних сантиментах. На одних сантиментах — даже в трамвайчике — далеко не уедешь. Трамвай в Сан-Франциско первоклассный туристский аттракцион, который окунает себя и приносит прибыль. Он проложен на редкость рационально, и его транзитная система цепко влилась в городской ландшафт — от Калифорния-стрит до конечной остановки недалеко от Бич-стрит с его знаменитым кафе «Буена виста», где подают отменный ирландский кофе и где любят прогуливаться калифорнийские сердцееды.
Кстати, о сердцеедах. Открыв трамвайное сообщение с Ноб-хиллом, Стэнфорд сделал политикой компании приглашать вагоновожатыми и кондукторами «исключительно молодых людей приятной наружности, похожих на джентльменов». В результате многие наследницы «набобов» — обитателей Ноб-хилла стали влюбляться в «трамвайных Адонисов», путая расчеты своих родителей на династические браки. Взволнованные мамаши хотели даже настоять на закрытии опасной линии, которая хоть и извивалась лентой, но при случае могла быть прямой, как стрела Амура. Однако более практичные папаши решили трамвай не трогать, а посылать вышедших из повиновения дочерей на восточное побережье «для охлаждения пыла». (Видимо, в этой области реалистический Уолл-стрит востока и романтический Уолл-стрит запада все-таки не совсем сопрягались.)
Землетрясение 1906 года разрушило дворцы «набобов» на Ноб-хилле. Но после того как землетрясение улеглось, в действие пришло землевладение. Оно-то уж постаралось исправить эгалитарные завихрения матушки-природы. На том месте, где стоял дворец Марка Гопкикса, вытянулся небоскреб отеля «Марк Гопкинс» — несколько неожиданное смешение модерна и Ренессанса, испанского и французского (феодального) стилей. Последнее, видимо, было запрограммировано ностальгией железнодорожного барона.
На самой верхотуре отеля, куда можно добраться в стеклянном лифте, скользящем по внешней стороне здания, находится бар «Корона». В годы второй мировой войны в Сан-Франциско сложилась традиция: призванные на войну, прежде чем отправиться в Европу или на тихоокеанский театр, поднимались в «Корону», откуда открывается захватывающий дух вид на Сан-Франциско, и прощались с городом за стаканчиком виски или джина. В годы вьетнамской авантюры все было куда проще. Солдаты уже не поднимались в «Корону», а летели в джунгли прямо с военно-воздушной базы близлежащего Окленда. Туда же доставляли их в цинковых гробах. Тысячи и тысячи холмиков на Арлингтонском кладбище на совести тех, кто взирает на мир с высоты Ноб-хилла и других капитанских мостиков американского неоколониального дредноута.
А в «Короне» по-прежнему шумно и весело. Здесь собираются бизнесмены, прежде чем отправиться в Западную Европу или Японию, в Азию или Африку, в Латинскую Америку или Австралию на покорение новых рынков сбыта, на прорытие новых инвестиционных каналов, на основание новых «многонационалок», дочерние предприятия которых никогда не будут подвержены чарам простого люда.
На месте дворца Джеймса Фэйра, известного по кличке Бонанза Джим, он сколотил свои миллионы на серебряных рудниках Невады, соорудили отель его же имени. Отель напоминает «Диснейленд», но только не для тысяч детей, копающихся в песке, а для десятка взрослых, купающихся в золоте. Флорентийские витражи и зеркала XVI века, римский Колизей в миниатюре и театр на… двадцать мест! Ни я, ни мой спутник не смогли достать билеты в этот мини-театр макси-зрителей. А жаль. Пропала возможность наглядно продемонстрировать ему, почему здесь бархат театральных кресел не прохудился от классовых трений и почему отсутствие лож и галерки еще далеко не свидетельствует о равноправии.
