Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6318 ( № 14 2011)
Про балет Килиана я писал («Деликатесы из мозгов и сердца», «ЛГ» от 28.07.10), по-прежнему считаю его близким к гениальности, по-прежнему отношусь к нему равнодушно.
А вот к Екатерине Кондауровой я неравнодушен с того самого момента, как увидел танцовщицу. И казалось бы, жить да радоваться, когда она получает «Золотую маску» за лучшую женскую роль… когда бы этой ролью не стала Анна Каренина в одноимённой хореографии Ратманского (балетом сей опус я назову лишь под пыткой).
Этот спектакль – катастрофа. Такое ощущение, что Алексей Осипович смотрел на своих героев с площади трёх вокзалов. Поэтому Диана Вишнёва изобразила вокзальную буфетчицу, Екатерина Кондаурова – девушку из дальнего Подмосковья, приехавшую в родное общежитие прядильщиц. Обе играли «пьесу про адюльтер», не задумываясь над словами Льва Толстого о том, что Анна Каренина – это он сам. Вот так: автор считал фигуру Анны обобщённой до символа, но душевную борьбу благородной и сильной дамы дала нам только холодная Лопаткина. Ничуть не переделав нелепую хореографию, она заставила и всмотреться в образ, и вслушаться в непростую, но хорошую музыку Щедрина. Рядом с ней был такой же Вронский-плебей, как рядом с другими девушками, артист так же походил во фраке на официанта, а не на офицера, пусть и вышедшего в отставку, но что-то происходило. Она, Ульяна Лопаткина, оказалась той «дамой, севшей в первый класс», о которой мог бы сказать «на перроне» кто-нибудь Ратманскому. Но не сказал, ибо побоялся, видно, получить в ответ при вокзале известное: «Начитался дряни разной, вот и говоришь».
Эту, надо думать, «дрянь» имели в виду и члены экспертного совета, предложившие прекрасную, но в данной роли – увы! – провалившуюся Екатерину Кондаурову на получение «Золотой маски». В том, что девушка возьмёт премию, сомнений не было: она очень и очень крепкая балерина. Из лучших.
В целом дело вытаскивания культуры из долговой ямы современности в этом году прошло успешно. И это самый неутешительный результат в целом эстетской балетной программы. Успокаивает лишь то, что бастион бездуховности ещё крепок. И то, что атакуют его, не в пример опере, ещё довольно робко. Это надёжно и близко мне лично.
«Не смейте спасать культуру, и тогда культура спасёт вас» – вот основное положение моей эстетики!
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 3 чел. 12345
Комментарии:
Музейные экспонаты и жизненные явления
Искусство
Музейные экспонаты и жизненные явления
«ЗОЛОТАЯ МАСКА» – 2011
Результатами Национальной театральной премии «Золотая маска», кои были – в 17-й по счёту раз – оглашены в прошлую пятницу под сводами московского Гостиного Двора, как водится, недовольны все. И все категории, в той или иной степени причастные к институции, тут же, опять-таки по традиции, принялись высказывать своё недовольство другими «подразделениями» сложноустроенного организма. Номинанты, оставшиеся без наград, – по адресу коллег, ставших лауреатами, и жюри (причём порой публично, отнюдь не красящим их образом). Члены жюри, в свою очередь, не удовлетворены работой экспертных советов: отобрали, мол, опять совсем не то, что нужно!..
Надо ли говорить, что и одна, и другая судейские коллегии подверглись, по заведённому с некоторых пор обычаю, резкой критике со стороны всей прочей театральной, и не только, общественности. Что особенно лютуют опять некоторые ощущающие себя не при делах «культурные журналисты». Так, одна из пишущих об искусстве дам недавно вообще охарактеризовала «Золотую маску» 2011 года как агонию (при этом, правда, перепутав и по факту переврав всё, что только можно).
Что же до зрителей, в благодарности к которым любят рассыпаться ведущие заключительных церемоний – и нынешняя не стала исключением, точно так же, как она не стала традиционно и образцом зрелищности, – так они и вовсе недовольны по определению. Зритель ведь у нас в подавляющем большинстве своём любит совсем другой театр – зажигательно весёлый, празднично яркий, со знакомыми по экрану любимыми артистами в главных ролях…
И всё же отмени сейчас «Золотую маску», которая последовательно и настойчиво, с маниакальной убеждённостью Кости Треплева пытается привить нашей куда как консервативной в целом сцене интерес и вкус к «новым формам», европейский кругозор, способность к современному мышлению и радикальному высказыванию, – отмени эту столь раздражающую всех премию вкупе с одноимённым фестивалем, и в пространстве современной российской культуры (не говоря уже о чисто театральном поле) образуется огромная лакуна. Дыра. Болото.
И не только потому, что против чего же тогда будут каждую весну, кипя недовольством и возмущением, объединяться все и вся… И не только по причине того, что «Маска», прежде чем всех размежевать, является как детище учредившего её СТД, единственного не распавшегося из всех творческого союза, достаточно мощным объединяющим фактором – именно в рамках фестиваля молодой актёр некоего театра кукол из далёкого города может ощутить себя столь же полноценным членом отечественного сценического сообщества, что и народный артист и кумир с прославленных столичных подмостков. Представители какого ещё рода искусства могут похвалиться этим, пускай даже и раз в год случающимся единством?
И наконец: «Маска» как явление театрального процесса, то есть наиболее живого, сиюминутного и трудноуловимого из всех протекающих в искусстве, просто обязана быть такой, каковая она есть и никакой иной. К ней как к институту лучше всего, кажется, применима характеристика революционера Бакунина, высказанная когда-то критиком Белинским: он, писал критик, «во многом виноват и грешен, но в нём есть нечто, что переживает все его недостатки, – то вечно движущееся начало, лежащее в глубине его духа».
А теперь слово нашим обозревателям, которые также очень многим на минувшей «Маске» остались недовольны.
Куклы: Грустные несказки
У российских театров кукол по сравнению с их «старшими» братьями жизнь совсем суровая. Тут не новые формы искать, а на хлеб бы заработать. Однако для рывка вперёд как раз сопротивление среды и нужно. Более того – просто необходимо. Что и было явлено на нынешней «Маске».
Нет, номинантов больше не стало: четыре против трёх в прошлом году. И работу актёра, как и тогда, отмечать не стали: выбирать из двух соискателей, один из которых вдобавок и «говорит» голосом известной столичной актрисы, записанным на плёнку, а не своим, как-то неловко. Мало того, с лучшей режиссурой тоже не определились. Но очень хочется верить, что те два спектакля, которые свои «Маски» всё-таки получили, станут первыми ласточками ренессанса кукольного театра в России (да простят мне читатели некоторую высокопарность).
«Маску» за работу художника увезла во Францию Эмили Валантен, мэтр европейского кукольного дела, поставившая в Екатеринбургском театре кукол очень искренний и очень непростой спектакль по мотивам сказки Жорж Санд «Грибуль-простофиля и господин Шмель». Добрый и честный малыш попадает в страну насекомых, где правит хитрый и циничный господин Шмель, который обещает открыть ему главный секрет управления миром. Но наивный Грибуль не хочет ни разделять, ни властвовать, ни грабить награбленное. В этой истории, как и в реальной жизни, счастливого финала не будет, но у маленького зрителя появится возможность чуть лучше узнать эту жизнь, в которую ему рано или поздно придётся вступить. Наши дети к таким спектаклям не привыкли. Может, уже пора?
Безусловно, «третья культурная столица страны», как нередко величают Екатеринбург, может позволить себе роскошь пригласить на постановку такую фигуру, как мадам Валантен. Но из этого ведь не следует, что театры, имеющие менее удачную «прописку», не могут вести поиск талантов в зоне своей оперативной ответственности.
А главная «Маска» в этой номинации досталась уж совсем недетскому спектаклю – чеховскому «Медведю», копроекту Костромского театра кукол и московского объединения «Культ-проект» (режиссёр Владимир Бирюков). Хрестоматийный водевиль стал этакой «габриадзевской», трогательной, несколько мелодраматичной историей о том, как два очень одиноких и очень несчастных человека всё-таки нашли свою любовь. Взрослым она понятнее, чем детям. Но, может быть, взрослый зритель всё-таки вернётся в «детский» театр, как это было во времена его расцвета?
