Сергей Стукало - Цхинвали в огне
Сунув извлечённые документы подмышку, капитан заозирался:
– Ни у кого ничего нет – руки вытереть?
Сан Саныч молча полез во внутренний карман кителя за носовым платком:
– Немного пользованный сойдёт?
Капитан хмыкнул и протянул руку.
Кое-как оттерев ладони, он вопросительно взглянул на майора и, получив одобряющий кивок, скатал испачканную материю в плотный комок и щелчком отправил его в ближайшие кусты. Заглянув в удостоверение, по слогам прочел написанное грузинскими буквами имя. Пожевал губами, пробуя его на вкус.
– Как его звали? – поинтересовался у капитана один из соседей Сан Саныча.
– Так себе имечко… Вам всем оно ни к чему, а тебе, Саня, тем более – буркнул десантник.
Сложив документы, он сунул их в нарукавный карман. Скупо пояснил:
– Особистам отдам. Они по таким случаям фактуру собирают.
Пару раз подбросил мешочек на ладони и сразу поскучнел лицом:
– По-моему, я знаю, что здесь…
Развязал тесёмку и осторожно встряхнул раскрывшуюся горловину над ладонью. Из мешочка, словно бы нехотя, вывалилась добрая треть содержимого: золотые цепочки, крестики, кольца, серьги и… зубные коронки. Одна из них – с куском раскрошенного чем-то твёрдым зуба.
Капитана передёрнуло. Он с чувством выругался, торопясь и чертыхаясь, затолкал содержимое мешочка обратно, стянул тесёмкой горловину.
– Та-а-а-ак… Теперь точно руки мыть придётся.
Примериваясь к весу, он снова подбросил злосчастный мешочек на ладони. Поймал его.
– Предлагаю господам офицерам отвернуться, дабы ни у кого не было соблазна. А ты, Саня, для чистоты эксперимента, посмотри – один чёрт тебе через полчаса отсюда уезжать: второй отморозок жив и, наверняка, уже и обо всём доложил. Надо рвать когти!
Офицеры, дружно поняв намерение капитана, отвернулись. Тот, широко размахнулся и, коротко хэкнув, метнул злосчастный мешочек в густо заросший кустарником овражек.
– Ну вот, и дело с концом! Даже на душе легче!
Подумал и добавил:
– Зная эту публику, не сильно ошибусь, если предположу, что второй "убивец" сбежал, так и не разобравшись, что случилось с его напарником. Думаю, что сейчас грузинские менты ноту протеста сочиняют. Мол, несправедливо обстреляны превосходящими силами МВД СССР! Потребуют выдачи захваченного Москвой капитана – имярек... Наши, естественно, сделают удивлённую морду лица, а чтобы всё срослось надо в темпе убрать улики. Минут через сорок подъедет группа зачистки (из последних афганских ветеранов подобрал), этого бандюгу вывезут за город, а здесь – песочком и глиной следы забросают. Наша задача, товарищи офицеры, в темпе собрать все гильзы… Чего стоим? Вперёд, на зачистку местности!
Через полчаса гильзы были собраны в замызганную пластиковую корзину для мусора, изъятую для этих целей из гостиницы.
Заполняя возникшую паузу, курящее большинство вновь предалось успокаивающему нервы занятию.
– Что с тобой, Сан Саныч? – выпустив длинную струю едкого сизого дыма, поинтересовался один из соседей-капитанов. – Дрожишь, будто из проруби вылез...
– Действительно, Саша, – поддержал второй, – Тебя всего колотит! Брось! Не он тебя завалил! И что-то я не заметил, чтобы ты ночью переживал или смущался. Орёл был, а сейчас, вроде как, и пар подвыпустил…
Обернувшийся на их реплики десантник внимательно взглянул на земляка и, цыкнув на капитанов, выразительно покрутил пальцем у виска:
– Помолчите, идиоты! Что вы в этом понимаете?! – и, подойдя к Сан Санычу, вполголоса поинтересовался. – Что, Саша, ещё хочется? Гон начался? Повторись такой расклад, рвал бы и рвал?.. То-то!!! – и, обернувшись к соседям Сан Саныча, пояснил. – Знакомые ощущения. После боя трудно отойти – заклинивает.
Сан Саныч прислушался к себе и понял, что капитан прав. Он и в самом деле так и не вышел из своего ночного состояния. Его буквально сжигало ощущение НЕЗАВЕРШЁННОСТИ произошедшего. Факт, что второй милиционер ушёл от возмездия, воспринимался как вопиющая несправедливость. Всплыла мысль, что у убитого капитана, наверняка, есть семья и родители. Что снятое с убитых осетин золото – предназначалось этому паучьему семени. Что уничтожить их всех будет ПРАВИЛЬНО. Уничтожить прямо сейчас. Немедленно. Пока не поздно. Без этого отложенная беда ОБЯЗАТЕЛЬНО вырастет в не сожжённом дотла гнезде, встанет на крыло, обучится летать и научится охотиться. И однажды, когда об этой беде совсем забудут, ОБЪЯВИТСЯ НА ПОРОГЕ.
В глубине души всплыло древнее, впечатанное в инстинкты: "Врага надо уничтожать! – шептало подсознание. – Уничтожать весь его род, друзей, всех родственников, детей…"
Какой-то, не поддавшейся эмоциям, частью сознания майор осознавал, что никогда не будет исходить в своих действиях и поступках из этих захвативших его ощущений и чувств. Но одновременно осознавал и неумолимую силу пробудившегося инстинкта воина – защитника очага и рода. Он вдруг понял, чувственно ощутил, почему потерявшим друзей и близких осетинам и грузинам, всем участникам разгоревшегося конфликта неимоверно трудно, практически невозможно, остановиться и вернуться к мирной жизни. Власти Грузии и непрерывно опаздывающая реакция руководства ведомой к своему распаду страны будут непрерывно провоцировать, поддерживать их взаимное недоверие и враждебность.
Сан Саныч попытался взять себя в руки, успокоиться. Безрезультатно.
К дрожащим рукам присоединилась челюсть – каждый вдох стал сопровождаться противным дробным перестуком.
Капитан встряхнул снятую с пояса флагу, налил в крышку остатки вчерашнего коньяка и протянул её майору. Тот взял, отхлебнул и поперхнулся. Пролитое спиртное проступило на рубашке неопрятным тёмным пятном. Майор виновато покосился на стоявших рядом офицеров:
– Не пьётся…
Противная дрожь внезапно унялась. Сан Саныч так и не понял, что сработало: или само действо, или попавшее в пищевод спиртное.
* * *Вскоре к месту событий подъехал раскрашенный в камуфлирующие цвета бронетранспортер.
С брони спрыгнул щеголеватый, дочерна загоревший лейтенант. За ним, изо всех люков, словно горох из лопнувшего стручка посыпались такие же отмеченные солнцем десантники.
Последним из металлического чрева материализовался поджарый, сонного вида прапорщик. На вид ему было явно за сорок. Прапорщик кивнул собравшимся возле трупа офицерам и с независимым видом проследовал в сторону ближайшего бордюра. Уселся. Блаженно покряхтывая, достал потёртый облупившийся портсигар и такую же, видавшую виды, зажигалку. После того как прапорщик закурил, присутствовавшие, будто по команде, вернулись к прерванным занятиям.
Всем, по какому-то внезапному наитию, стало ясно, что из всех приехавших именно прапорщик – несмотря на свой показно-сонный вид – предельно опасен.
Лейтенант, призывая подчинённых к вниманию, вскинул над головой раскрытую ладонь. Казалось бы, не смотревшие в его сторону десантники, мгновенно перегруппировались в относительно стройную шеренгу. Каждый из них так и остался в свободной расслабленной позе, но ощущение предельно спаянного и крайне эффективного в боевом отношении коллектива, ни у кого из офицеров не вызвало ни малейшего сомнения.
Лейтенант, коротко взглянув на приехавших с ним солдат, чётко развернулся в сторону капитана и козырнул. Формального доклада о прибытии подразделения и его готовности к выполнению "неизвестно чего", но беспрекословно, точно и в срок, так и не последовало. И действительно, к чему плодить формальности, когда и так всё ясно?
Капитан отозвал лейтенанта в сторону и несколькими короткими фразами поставил задачу.
Вскоре грузинского милиционера завернули в кусок непромокаемого брезента, стянули получившийся свёрток обрезком полевого кабеля, рывком забросили его на броню, закрепили.
Не успевший докурить сигарету прапорщик с сожалением раздавил окурок. Полюбовавшись на оставшийся отпечаток рифлёной подошвы, старательно затёр его. На броню он забрался последним, сразу же за снятым с поста в гостинице молодым десантником. БТР фыркнул двигателем и, плавно покачиваясь, укатил за поворот.
– Ну что? – капитан окинул взглядом снова потянувшуюся за куревом компанию. – Будем прощаться? Саня, подбросишь меня?.. Тогда давай, быстрее собирайся!
Едва УАЗик Сан Саныча отъехал от гостиницы, капитан попросил, не завозя его в расположение батальона, следовать за бронетранспортером:
– Есть идея, как окончательно концы в воду спрятать… Да и тебе по пути.
На выезде из города Шевчук встрепенулся:
– Серёга, а грузинские снайперы, о которых здесь только и болтают, откуда они народ обстреливают?
– Чаще всего – с тех высоток или со стороны Никози. Правда, с грузинов снайперы… Если бы не литовские инструкторы, от их стрельбы вообще толку не было бы.
Десантник полез в нагрудный карман, достал пачку "Герцеговины Флор", открыл:
