Сергей Стукало - Цхинвали в огне
Обиженный интендант напустил на физиономию выражение озабоченной рассеянности и скрылся в своей комнате.
Майор, уже одетый, встретил земляка кислой улыбкой.
Пожимая руку, капитан пригляделся к нему. Увидав обильно залепленную свежим пластырем шею, сбавил тон:
– Сильно зацепило?
– Так… – усмехнулся майор. – Кровищи, правда, вытекло столько, что пришлось плавки выбросить…
Десантник коротко хохотнул:
– Так это ви, Санья, не есть раненый. Ви есть симулятор! Эсли у фас крофь ф трусы, это есть женский неприятность!
– Иди к чёрту, Серёга! Сам ты неприятность! Женская! – рассмеялся майор. – Вот скажи, за что я тебя, хама такого, люблю?
– Любить люби, но не доводи дело до извращений! – нашёлся капитан. – Ты лучше подумай, как будешь жене отсутствие плавок объяснять? Командировка, дело молодое?
Балагуря, земляк не забывал окидывать цепким взглядом раскуроченные пулевыми попаданиями стены, зияющие россыпями свежих отверстий хлипкие фанерные двери…
Бочком появившегося из туалетной комнаты солдата он заметил первым:
– А, герой!.. Ну-ка, иди сюда! Уложил–таки вражину? Видал – валяется как тот баклажан на грядке! Ай да молодой! Ай, молодец!
Боец виновато приблизился.
– Это не я, это – товарищ майор…
– Из пальца? – сощурился капитан и, выждав паузу, заорал, как на полковом построении. – Ты почему своё оружие постороннему отдал? Ты на посту был! Сгною!!!
Перепуганный солдат очень натурально изобразил предобморочное состояние. Майор, тоже не ожидавший от своего земляка столь красочной акустической несдержанности, вскипел:
– Короче так, земеля! Ты сам при восемнадцати невооруженных офицерах необстрелянного пацана оставил! Мне что, внятно и доходчиво объяснить, что ты нас всех подставил? И своего солдата – тоже! Хорош командир, нечего сказать…
Капитан оторопел:
– Сань, кто ж мог знать…
– Ты и мог! Сам же предупреждал! Давай договоримся: если эта тема со мной или без меня, ещё раз поднимется – по всем землякам пущу слух, что ты скурвился! В конце концов, я дал СЛОВО ЧЕСТИ твоему солдату, что всё будет в порядке… Ты и меня подвести хочешь?
Капитан отрицательно помотал подбородком и покосился на подчинённого, замершего с отрешённым выражением лица.
– Лихо!.. Кстати, воин, а что это ты такой мокрый? Вспотел, или это слёзы раскаяния?
– Хорош паясничать! Он, когда в темноте к окну бежал, на ведро с водой налетел. Растянулся. Там каждая секунда дорога была. Опять же, подумай, какой с этого салабона в такой ситуации боец? Да ещё после "битвы" с ведром грязной воды? Я прав?
– Ну…
– Что, ну?! Прав или нет?! Между прочим, он мне автомат только под честное слово и дал. Упирался ещё, герой…
– Ладно уж, – сдался капитан, – проехали…
Показав жестом просиявшему солдату, что тот прощён и может улетучиться, двинулся в комнату майора, недовольно бурча под нос что-то заковыристое, не из области изящной словесности.
Оставшиеся до рассвета полчаса земляки посвятили обсуждению произошедших в гостинице событий.
* * *Когда начало светать, добрая половина проживавших в гостинице офицеров потянулась на выход. Подымить. Посмотреть. Обсудить ночные события.
Раскуривая сигареты, они торопливо выпускали дым в сторону восходящего светила и тревожно щурились на наливавшийся розовым соком восточный участок неба.
Некурящие, расположившись с наветренной стороны, просто дышали.
Утренний воздух отдавал послевкусием так и не успевшей выпасть росы.
Когда сигареты были докурены, группа постояльцев, непроизвольно оттягивая необходимость осмотра главного результата ночной перестрелки, принялась за осмотр здания.
Весь фасад был разбит пулями.
С юго-западной стороны в окнах гостиницы ни одного целого стекла не обнаружилось. Оставалось только удивляться, что среди постояльцев не оказалось ни убитых, ни всерьёз раненых.
Капитан, на правах офицера имеющего наибольший боевой опыт, уверенно принялся за разбор диспозиции:
– Всё просто: один стоял здесь, второй – там… Вон как насорили гильзами – по два рожка расстреляли, не меньше. Дождались темноты и устроили здесь фейерверк. Для затравки и куража, пустили пару очередей туда-сюда, потом сосредоточили огонь по окнам, в которых продолжал гореть свет. Смтрите – издолбали проёмы, как стая бешеных дятлов. Надо полагать, увлеклись стрельбой по движущимся теням, а про затемнённые окна – забыли. Вот у тебя, Саня, и появился шанс им ответить… – капитан замолк, почесал в затылке.
– Пошли на ночного стрелка полюбуемся?
* * *Убитый милиционер действительно был капитаном. Он лежал среди разбросанных автоматных гильз ничком, неловко вывернув руки.
Лицом и плечами стрелок угодил в лужу с густой, раскатанной автомобильными колёсами, грязью. Подошедшим офицерам показалось, что прижатый мёртвым телом АКМ в любой момент снова готов огрызнуться злым, губительным огнём. Наверное поэтому они встали так, чтобы не находиться в створе автоматного ствола.
Протиснувшийся сквозь их строй Сан Саныч невольно попал на мушку уже мёртвого стрелка. Он заволновался, пытаясь оттеснить своих товарищей вправо, но вдруг поражённо замер. На левом запястье убитого грузина, на лазоревой верёвочке, красовалась крупная нефритовая бусина.
"Та самая – от дурного глаза", – вспомнил прерванный сон Сан Саныч.
Затылочная кость на черепе убитого отсутствовала. Энергии изменивших свою траекторию пуль хватило, чтобы вынести её вон вместе со значительной частью головного мозга. Оставшееся превратилось в подобие взбитого миксером студня.
Майору невольно вспомнился миф, что в серии автоматов АК-74 применяются пули со смещённым центром тяжести. Такой пули никогда не существовало. Но для серийной пули разработчики подобрали её компоненты так, что та теряла устойчивость при попадании в более плотную среду. Попросту говоря – кувыркалась, отдавая энергию поражаемой цели. Результат был более чем нагляден.
Капитан некоторое время стоял, собираясь с духом, выругался и склонился над трупом.
Первым делом он вытащил из-под грузинского милиционера автомат. Бегло осмотрел и презрительно скривился:
– Духи за своим оружием ухаживали лучше!
Отстегнув магазин, передёрнул затвор и ловко поймал вылетевший патрон в воздухе. Продемонстрировав всем зелёную головку пули, заглянул вовнутрь отстёгнутого рожка:
– Нет, это не пуштуны. Грузины и так, как вояки – никакие, а этот ещё и трассеров через раз набил… Любят здесь эффекты да показуху – хлебом не корми!
Разряженный автомат капитан передал ближайшему стоявшему рядом офицеру. Затем достал из висевших за пазухой ножен вчерашний зверского вида нож, попробовал пальцем остроту его лезвия, удовлетворенно хмыкнул и снова склонился над ночным стрелком… Взглянув на замерших офицеров, озорно улыбнулся:
– Ну, кому ушко на память? – и, увидав расширившиеся глаза товарищей, рассмеялся: – Поверили? Зря... Я, хоть и отмолотил в Афгане два срока подряд, до такого не опускался. Это духи так баловались, и менты грузинские не брезгают... За доблесть у них считается над мёртвыми поизгаляться. Такого здесь понавидался – почище Афгана – даром, что бывший Союз.
Он ловко отпорол грузинскому милиционеру погоны, бросил их под ноги и втоптал в глину.
– Разжалован! У офицерского собрания возражений нет? И это правильно!!! На повестке дня два вопроса: что это за сволочь, и куда её теперь девать? Полюбопытствуем? – спросил он Сан Саныча.
Майор, судорожно сглотнув, кивнул.
Десантник ухватил голову грузина за остатки чуба и рывком поднял. Застывшая грязь отпустила с противным чмокающим звуком… Лицо милиционера оказалось практически чистым. Глина к покрывавшей его сальной плёнке не прилипла. Капли вязкой грязи остались только в усах, на бровях и в уголках удивлённо открытых глаз. Два пулевых отверстия у самой переносицы – одно повыше, другое пониже – были плотно закупорены глиной.
Сан Саныч сразу же узнал это, привидевшееся ему во время ночного боя, лицо.
– Ну что, Саня, он?
– У-гху…
– Значит, он... – поразился капитан. – Вот тебе и связист… Ты, земеля, как Лимонадный Джо сработал! Помнишь, такой фильм был? В темноте, по выстрелам, "отработать" клиента прямо в лобешник… Любит тебя, Саня, Бог Войны! Уастэрджэ по-местному, Георгий Победоносец по-нашему. Впрочем, какой бы Бог не любил – результат на лице!!!
Не отпуская головы грузинского милиционера, капитан, брезгливо морщась, пошарил у него за пазухой. Достал милицейское удостоверение, ещё какие-то документы, затем длинный увесистый мешочек из мягкой чёрной кожи, стянутый на горловине тесёмкой. Разжав пальцы левой руки, отпустил чуб уже ненужного ему капитана. Тот медленно завалился обратно – в грязь.
Сунув извлечённые документы подмышку, капитан заозирался:
– Ни у кого ничего нет – руки вытереть?
