Михаил Армалинский - Что может быть лучше? (сборник)
Мэт сел на кровать и погладил медвежонка.
– А что ты будешь мне смотреть? – спросила Свити.
– Я хочу осмотреть твою грудь и твой животик, здоровы ли они. Ты ляг пониже, я тебе подниму рубашечку и потрогаю руками, а ты мне скажешь, больно тебе или приятно – хорошо?
Свити кивнула головой.
– Если тебе будет приятно, значит, ты здорова, – объяснил Мэт.
Он отвернул в сторону одеяло и потянул наверх ночную рубашку. Свити, как настоящая женщина, приподняла зад. Взору Мэта открылось роскошное юное тело с высокой грудью, слегка осевшей под своей собственной тяжестью, восторженные овалы бёдер и густо заросший светлыми волосами лобок. И нежнейшая кожа. Мэт стал массировать грудь, легко сжимая пальцами соски, которые сразу окаменели. Мэт изо всех сил делал серьёзное лицо исследователя.
– Тебе не больно? – спросил он озабоченно.
– Нет, – сказала Свити.
– Тебе приятно?
– Чуть-чуть, – спокойно сказала она.
Мэт стал опускаться ниже и, поласкав живот, опустился до лобка.
Свити сразу развела ноги, и Мэт прикоснулся пальцем к большому влажному клитору, сбросившему капюшон.
– Здесь приятно, – отрапортовала Свити.
– Очень хорошо, – как бы поставил диагноз Мэт и стал массировать клитор.
– Надо быстро, – проинструктировала «врача» Свити.
Мэт повиновался, и Свити заурчала.
– Тебе не больно? – по-докторски спросил Мэт.
– Приятно, очень-очень – пояснила Свити, прикрыв глаза.
Мэт подумал, что если он доведёт её до оргазма пальцем, то это мало чем будет отличаться от того, что делает она сама, а ему надо было произвести на неё более сильное впечатление, чтобы она хотела повторения прочувствованного.
– Теперь мне надо попробовать, какой вкус у тебя между ног. Если сладко, значит, всё в порядке. А ты мне скажешь, приятно или нет, хорошо?
– Хорошо, – шепнула Свити.
Мэт, дрожа от предвкушения, опустил голову между ног Свити и чуть не потерял сознание от красоты, обдавшей его чудесным запахом и вкусом.
– Приятно-приятно-приятно, – заговорила Свити и, опять-таки как настоящая женщина, прижала голову Мэта к себе. Вскоре она напряглась всем телом и с радостным вздохом расслабилась, отпустив голову Мэта.
Мэт поднялся, сел на кровать и сказал:
– Ты здоровая девочка, Свити. У тебя между ног всё сладко. Но я должен тебя почаще проверять, хорошо? – сказал Мэт, опуская её ночную рубашку и укрывая её одеялом.
– Там солёно, – сказала Свити сонным голосом.
– Ты не там пробовала, – сказал доктор Мэт. – А теперь спи, спокойной ночи.
– Можно, я тебя поцелую? – спросила Свити.
– Поцелуй, – сказал Мэт и подставил щёку.
Свити чмокнула его и повернулась на бок.
Мэт вышел из комнаты, радуясь, что удержался и не стал пока проникать в глубь Свити.
Мэт спустился в гостиную, где его поджидали родители.
– Замечательно! – воскликнули они в голос. – Мы не ошиблись в тебе.
– А откуда вы знаете, что замечательно? – спросил Мэт.
– В спальне установлена скрытая камера, – сказал отец. – Надеюсь, ты придёшь завтра?
– С огромным удовольствием. А теперь мне пора, – сказал Мэт, мечтая о том, чтобы скорей вздрочить и кончить.
– Я тоже пойду спать, – сказал отец.
– А я провожу тебя, – вызвалась мать.
У выходной двери она сказала Мэту:
– Я хочу отблагодарить тебя за терпение, да и тебе тяжело сейчас. – Она встала перед ним на колени и расстегнула ему ширинку.
Мэт с опаской взглянул в сторону гостиной.
– Не волнуйся – он тоже считает, что ты это заслужил, – сказала мать и взяла его вырвавшийся из брюк хуй в рот.
Мэт стал приходить к Свити почти ежедневно. Если он пропускал один день, Свити плакала и сидела у окна, поджидая его. Родители прониклись полным доверием к Мэту и больше не следили за ними в камеру. Во всяком случае, так они сказали Мэту, но его это не заботило. Свити часто повторяла, что любит «доктора Мэта».
Наслаждение оказалось областью для Свити, где её способность к обучению совершенно не была ограниченной. Если она не научилась связно говорить, бегло читать и не могла понять таблицу умножения, то способность получать и давать наслаждение оказалась у неё чрезвычайной – по-видимому, происходила компенсация ущербности мозга во всём остальном. Свити не была обременена ни стыдом, ни предрассудками, ни запретами. Её четырёхлетний мозг был достаточно светел и развит, чтобы воспринять наслаждение и относиться к нему творчески. Взрослое голодное тело стимулировало мозг работать на полную мощь.
Когда Мэт на второй вечер спросил, знает ли она, что между ног у мальчиков и дядей, Свити закивала головой, и Мэт решил показать Свити свой член. Свити сама взяла его в руку и зачарованно на него смотрела. Мэт объяснил ей, что ему будет так же приятно, если она поцелует ему член, как приятно ей, когда он целует её клитор. Свити, добрая душа, сразу стала лизать его член.
Она хорошо запомнила слово «клитор» и впоследствии выговаривала его легко и показывала на клитор пальцем, когда хотела, чтобы Мэт уделил ему внимание. А она хотела этого практически постоянно.
Обучение шло эффективно и быстро. Свити нравилось всё, что показывал Мэт, и он вспоминал обучение Эжени в «Философии в будуаре», чувствуя себя настоящим Дольмансе. Однако разница была существенной – с ней не нужно было вести умных и долгих разговоров, Свити и без них не боялась и не стыдилась ничего, потому что родители в открытую благословляли Свити на наслаждение.
Жизнь Свити наполнилась смыслом – и это был единственный смысл её жизни – наслаждение. Еда, кров над головой, безусловная любовь родителей – всё это придавалось ей как само собой разумеющееся и бороться за это ей не приходилось, да это было бы для неё невозможно. Так что всё её существо полностью ушло в испытание наслаждений.
Мэт вскоре понял, как поняли и родители, что возникла опасность для Свити отождествлять все наслаждения с Мэтом. Поэтому если Мэт по той или иной причине исчезнет, то у Свити начнутся любовные страдания, а точнее – острая жажда и болезненное стремление получить отнятое наслаждение. Среди людей с нормальным умственным развитием эти чувства назывались бы любовью.
Вот почему Мэт предложил родителям переключить похоть Свити на ещё одного мужчину, которого он предложил привести. Он заверил родителей, что это будет такой же заботливый и умелый мужчина, которого Мэт тоже представит Свити врачом, с которым якобы Мэту нужно посоветоваться относительно её здоровья. Так и сделали. Мэт представил своего приятеля, и родители одобрили его. Свити смотрела на него так же зачарованно, но уже с большим знанием дела. После осмотра Свити «новым врачом» Мэт и его друг стали чередоваться, и Свити радостно принимала каждого из них порознь или вместе.
Мэт нередко смотрел на просветлённое наслаждением лицо Свити и думал, что, будь она обыкновенной девочкой, он, погружая её в разнообразные наслаждения, отвлекал бы её от учения, интеллектуального развития, подавлял бы наслаждением другие интересы и тем самым лишал бы её всех возможностей, кроме сексуальных, которые могла бы даровать ей жизнь. Это могло бы стать достаточным основанием для тяжёлых угрызений совести. Но в данной ситуации он имел дело только с женским телом, ум в котором достиг предела своего развития и не мог функционировать иным способом, кроме как поиском новых наслаждений, которые предоставляло взрослое тело. Иначе говоря, обучение Свити всё-таки происходило, но исключительно в области добычи наслаждений. Так что Мэт испытывал не угрызения совести, а гордость от того, что он делает жизнь Свити наполненной смыслом. По сути, единственным основополагающим смыслом – наслаждением.
Когда Мэт уехал в отпуск и оставил вместо себя своего приятеля, Свити тосковала не столько по Мэту, сколько по второму мужчине. Ей так полюбились два члена одновременно и последовательно, что теперь она спрашивала у сменщика, а где Мэт, а у Мэта, где другой врач, если они приходили порознь.
К тому времени Свити возлюбила все формы секса, и ничто у неё не вызывало отвращения, если хоть как-то было связано с половыми органами.
Любое наслаждение требует увеличения, временно заменять которое может разнообразие. Следующим шагом была связь с женщиной. Свити быстро нашла сходство между своим клитором и клитором другой женщины и влюбилась в 69, которое стало её счастливым числом.
Групповые наслаждения стали нормой, и такой же нормой было, что Свити оказывалась самой любвеобильной из всех участников и участниц.
Родители решили ограничить количество участников в оргиях, чтобы хоть как-то контролировать ситуацию, – этот предел был установлен в четверо мужчин и ещё одной женщины. С одной стороны, они хотели подстраховать дочку от возможно чрезмерных для неё желаний четверых мужчин и разбавить их пыл ещё одной женщиной, а с другой стороны, они не хотели допускать более одной женщины, чтобы для Свити хватало мужского внимания. Однако Свити умудрялась привлекать к себе желания не только мужчин, но и женщин. Свити ревниво требовала, чтобы мужчины кончали только в неё, и делилась она спермой только так: когда мужчина изливался ей в рот, она не глотала сперму, а, держа её во рту, склонялась над лежащей женщиной и целовала, кормя её спермой из своего рта.
