Никита Кричевский - Экономика во лжи. Прошлое, настоящее и будущее российской экономики
Глава 9. Сладкий фантом потребления
Нет нужды лишний раз убеждать кого-то в том, что Россия, да что там – весь мир, находятся в плену культа потребления. Потребления материального, а не социального, тем паче – духовного. Хорошо это или не очень – отдельный разговор, пока же выскажу ключевой тезис этой главы: потребительство при всех его достоинствах как двигателя экономики ведет не к уменьшению, как, возможно, задумывалось на «старте», а к еще большему увеличению социального неравенства, утрате людьми уверенности в будущем, нарастанию зависти и ненависти к более успешным членам социума. Потребительство, вещизм – это ложь самим себе, окружающим, обществу в целом.
Потребительство – норма жизни
Потребительство, или потребительское поведение (не путать с потреблением как конечной целью любой экономической деятельности)[109], следует понимать как стремление к обладанию благом с целью демонстрации имущественного (состоятельность), социального (кастовость) или личного (привлекательность) статуса без четкой взаимосвязи с удовлетворением насущных потребностей. Либо, как раскрывает этот термин сетевая энциклопедия, «расточительные траты на товары или услуги с преимущественной целью продемонстрировать собственное богатство»[110]. Если уж совсем просто, потребительство – это ублажение эго.
Впрочем, к сетевому толкованию есть серьезные предметные претензии. Приобретение абонемента в премиальный фитнес-клуб, когда рядом с домом есть аналогичный, но «народного» ценового сегмента, – это расточительность «с преимущественной целью продемонстрировать собственное богатство» или погоня за повышением социального статуса, заключающаяся, помимо прочего, в обретении полезных знакомств? А посещение джазового концерта вместе с селебрити[111], рядом с которыми недурно было бы попасть в объективы папарацци? А покупка на блошином рынке с целью последующего использования по прямому назначению «винтажного» пальто, изготовленного лет эдак тридцать-сорок назад? В чем в этих примерах обнаруживается расточительная демонстрация «собственного богатства»? Не все так просто.
Корни современных заблуждений насчет мотивов потребительского поведения известны. Феномен потребительства, названного «демонстративным материальным потреблением», впервые систематизировал экономист и социолог Торстейн Веблен в хрестоматийной ныне «Теории праздного класса», изданной в 1899 г.: «Основа, на которой в конечном счете покоится хорошая репутация в любом высокоорганизованном обществе, – денежная сила. И средствами демонстрации денежной силы, а тем самым и средствами приобретения или сохранения доброго имени являются праздность и демонстративное материальное потребление»[112].
Замените в высказывании Веблена «денежную силу» на синонимичное «богатство», и истоки ошибки проявятся сами собой. Замечу, что выдающийся ученый неспроста заострял внимание на материальной стороне потребительского поведения – в те времена социальный статус индивидуума, та самая «хорошая репутация», определялся несколько иными, нежели сейчас, критериями – прежде всего состоятельностью.
В наши дни более актуальной видится мысль Веблена о распространении вируса потребительства во всех социальных группах: «Любое демонстративное потребление, ставшее обычаем, не остается без внимания ни в каких слоях общества, даже самых обнищавших. От последних предметов этой статьи потребления отказываются разве что под давлением жесточайшей нужды. Люди будут выносить крайнюю нищету и неудобства, прежде чем расстанутся с последней претензией на денежную благопристойность, с последней безделушкой»[113].
Не о нас ли сегодняшних эти слова?
О нас, но не только о нас. Культ потребления шагает по планете – вот, к примеру, как по-философски изящно отзывается об этом уродливом общественном феномене американский экономист Джеффри Сакс: «Неумолчный бой барабанов консюмеризма, раздающийся во всех уголках жизни американцев, привел к крайней близорукости, пагубным потребительским привычкам и ослаблению способности к состраданию»[114].
Ему вторит другой известный ученый Роберт Франк: «Если другие, живущие в нашем городе, становятся богаче, стоимость жизни в нем растет, а реальный доход (доход с точки зрения его покупательной способности) экономически иммобильных граждан падает. Положение становится еще хуже, если иммобильные граждане начинают оценивать свою состоятельность в категориях собственности, которой они владеют: мой Chevrolet доставляет мне гораздо меньше удовольствия, если мой сосед «возносится» от Honda к Maserati»[115].
«Что плохого в потребительстве? – возразит читатель. – Люди стали лучше питаться, одеваться по последней моде, пользоваться новейшими средствами коммуникации. Вы призываете в каменный век возвращаться?»
Отнюдь. В потребительской гонке нет ничего предосудительного, вопрос, как всегда, в пропорциях. Однако даже приблизительно вычислить соотношение между демонстративной, насущной и общественной мотивацией нынче невозможно – благодаря беззубости государственной социальной политики (снова речь не только о России) альтернативы потребительскому оскотиниванию, к сожалению, нет. А значит, на мечтах о социальной справедливости, межпоколенческой солидарности или уменьшении бедности можно ставить крест.
В России потребительство нашло отражение даже в Конституции, где первичной целью «социального государства» названо «создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека»[116]. За несколько десятилетий, прошедших после принятия Основного Закона, никто из авторов или Гарантов Конституции так и не объяснил, что понимать под «достойной жизнью»: личное обогащение, хорошее пищеварение или новое коммуникационное приспособление. Свободным от чего – морали, закона или государства – должен развиваться человек, также остается неизвестным.
Сегодня Россия живет под фальшивым лозунгом «Мы тоже можем себе это позволить». Ложь призыва, на мой взгляд, очевидна – это не что иное, как изъеденная молью ширма, тщетно прикрывающая лицемерие «неустанных усилий» власти по снижению социального расслоения. Хотя истинные причины усугубляющегося неравенства лежат на поверхности: сужающийся доступ к качественному образованию, деградация здравоохранения, исчезновение трудовой мобильности, невозможность честно заработать на крышу над головой, развенчание уверенности в обеспеченной старости.
Проблема не в том, что люди тратят все больше денег напоказ (в конце концов, это их личные средства), и даже не в том, что добровольно идут в долговое рабство (к получению кредитов никто не принуждает). Негативный эффект потребительства помимо углубления неравенства выражается, как модно сейчас говорить, в атомизации общества: росте низменного эгоизма, утрате чувства общественной сопричастности, готовности пожертвовать истинными приоритетами ради быстроизнашивающихся ценностей.
Кстати, об обществе, если рассматривать его как многогранное целое. Двуличность современного социума проявляется, в том числе, в ложной трактовке дихотомии равенства: равенство, по мнению «носителей культурного кода нации», должно присутствовать не только в политике, что вообще-то норма, но и в экономике, что невозможно по определению. Одно дело избирательные права или социальные возможности, и совсем другое – одинаковый уровень материального благополучия. Если первое призвано обеспечивать государство, то второе достигается в первую очередь самореализацией самого индивидуума.
Но государство – это не только институты. Государство – это его (наши) руководители, поведение которых со временем также претерпевает существенные изменения. В чем подсознательная логика царственных дефиле на новомодных байках, показных увлечений элитными горными лыжами или шокирующих амфорными постановками занятий дайвингом? Уж не в изменившихся ли потребительских предпочтениях первых лиц государства (об утрате приличествующей скромности и атрофии подобающего положению аскетизма умолчим)? И как сопоставить постановочный стриптиз высочайшей праздности с позабытым ныне новогодним полетом на истребителе в воюющую Чечню, ночным погружением на атомной подводной лодке в Северный Ледовитый океан или экстремальной экскурсией в лифтовой клетке в глубь угольной шахты?
Полозок властных предпочтений по шкале «аскетизм – праздность» застыл на второй отметке, хотя поначалу было ровно наоборот. Российское государство начала XXI в. с его расточительными прожектами и тщеславными руководителями стало главным проводником культа потребления в массах. Власть подошла к черте, когда мотивационная коррекция становится одним из главных условий выживания существующей политико-экономической модели.
