Газета День Литературы - Газета День Литературы # 172 (2010 12)
Без моей заплутавшей родины,
Вечно бьющей нас по рукам,
Вечно ищущей непогодины
И скитаний по адским кругам.
Юрий Михайлович всегда, всю жизнь писал стихи, без всякой надежды на их публикацию в советское время. Но и жертвой себя никогда не считал, не теми категориями жил, не умел мелко мыслить. Может быть, ему помогало давнее увлечение философией, книгами восточных мудрецов, индийской, китайской и арабской куль- турой? Со временем он пришёл и к Православию, никак не мог не прийти, ибо, будучи глубоко русским человеком, всегда жил по русским, а значит и по православным, канонам.
В его творчестве и природа, и Бог, и народность, и культура всегда сливались воедино. Он как бы русифицировал, христианизировал давние китайские каноны даосизма – Пути и Благо- дати, по которому своим трудом, своим творчеством должен проходить каждый человек. Впрочем, в бескрайней Сибири, с её просторами, с её дивной природой, с алтайскими горами и реками, водопадами и лесами поэту никак нельзя не быть хоть немного пантеистом. А тем более родной с детства Алтай с его загадочным, мистическим Беловодьем, природным раем для осуществлённого человека, никак не мог пройти мимо возвышенного поэтического сознания ещё молодого Юрия Ключникова.
Он всю жизнь пишет простые, чарующие стихи: надо ли гнаться за изысками формы, если в самой природе столько волшебных оттенков, сумей лишь передать хоть чуточку от её завораживающего богатства. Мне кажется, нынешняя усложнённость современной поэзии связана с её оторванностью и от народных корней, и от самой природы. Среди асфальта и бетона трудно оценить богатство мира, вот и приходится изобретать своё – иную природу, иные новые формы. Иной раз думаешь: может, и не случайно кормчий Мао посылал китайскую интеллигенцию на перевоспитание в деревню; пусть и проклинают его писатели, но сама китайская литература наполнилась новым природным, народным смыслом. Это как с "трудовым перевоспитанием" на заводе самого Юрия Ключникова – никак не хочет почувствовать себя поэт "жертвой", при всей нелюбви к чинушам и партократам. Что может быть выше простоты природы?
К простоте и красоте природных, народных смыслов тянулись и поздний Борис Пастернак, и Николай Заболоцкий, два русских гения ХХ века, по-своему повлиявших на творчество Юрия Ключникова.
Отбросив ненадёжную манерность,
"Впав, словно в ересь", в чудо простоты,
Они несли к ногам России верность,
Живые – не бумажные цветы.
Его поэзия всегда немного сказова, фольклорна. Но не похож он на учёного-фольклориста, он сам и есть – живой фольклор, народный русский тип, из тех, на которых и держится наша страна, где бы они ни жили, в деревне или в городе, в лагерях или на фронтах, в технических центрах или в поселковых бараках.
Простоту и красоту поэзии Юрия Ключникова оценили немногие, но, думаю, внимание этих немногих стоит внимания многих других: Виктор Астафьев и Вадим Кожинов, Юрий Кузнецов и Юрий Селезнёв, Валентин Сидоров и Эдуард Балашов. Из последних – поэт с тонким вкусом Станислав Золотцев. Впрочем, эти творцы и сами стремились к загадочной и трудно достигаемой чистоте звука и простоте слога. Думаю, иной раз простота спасала Ключникова и от излишнего ожесточения. В простоте трудно быть злым и недобрым. Простота может быть сурова, но никогда не может быть предательской. Простота лишена излишней громкости, иногда доходящей до визга, присущего, скажем, порой нашим витиеватым, крикливым шестидесятникам. Простота более жизнеспособна. И в этом одна из загадок творческого долголетия поэта Юрия Ключникова. Вот потому даже талантливые модернисты довольно быстро умолкают, растрачивая все силы на форму, – не хватает долгого дыхания для долгого пути.
Юрий Ключников – поэт долгой дистанции, поэт длинного пути. И не сразу догадаешься, что между строками "Поют на сцене русские старухи, Двужильные, как русская земля!" (1972) и другими "Былина дошла из какого-то края: Не в силах глядеть, как село умирает, Священник, у рясы рукав засучив, Возглавил колхоз, что почти опочил…" (2006) – дистанция длиной в тридцать пять лет.
Всё в роду Ключниковых было: и раскулачивание, и освоение новых земель, и народные сказители, и искатели сказочного Беловодья, и воины, и крестьяне, и учёные, и умелые организаторы, словом, всё, чем славен испокон веку русский народ, собиралось в древнем славянском роду Ключниковых, и как бы тяжело порой от властей ни было, России они никогда не мстили, к власовщине не прикасались, брезговали, "на Власова не клюнул ни один" в ответ на все неправедные гонения.
По всем законам рационалистического Запада давно должны были мы исчезнуть как нация, как держава, как удерживающая весь мир в равновесии сила, и во времена смуты, и в лихолетье монгольского ига, и в трагедиях ХХ века, навязанных нам всё тем же Западом. Но – держимся и собираемся держаться дальше. В чём же загадка России? Об этом и пишет поэт Юрий Ключников, как-то естественно, органично. С любой любовной ли лирики, исторической ли притчи, сентиментального ли романса, философской ли поэзии, плавно переходящий на узловую для себя вечную тему России. Может быть, он из тех многомудрых странников, кто своими молитвами о России и удерживает нашу неиссякающую силу от истощения? Не стоит же село без праведника. Вот эту неприметную, не кричащую праведность дарит своим читателям Юрий Ключников.
Быть поэтом – значит Серафима
Огненную волю исполнять.
И свечой горя в тумане тусклом,
Пробиваясь ландышем в пыли,
Каждой жилкой биться вместе с пульсом
Русским пульсом Матери-Земли.
Уверен, такие, как Юрий Ключников, – и есть наша Троя, наша Брестская крепость русской литературы, не сдающаяся никакому врагу, даже не замечающая его, а идущая своим тяжёлым, но чистым путём. Это наши Одиссеи, затягивающие своё возвращение на Родину-Русь до её полного очищения; это наши Моисеи, ведущие своих читателей не спеша, через возвращение назад, к нашему великому прошлому, в русское будущее, не растеряв по пути тот душевный сухой остаток, который и составляет суть каждой нации. Юрий Ключников и сегодня бредёт со своими стихами и мыслями, молитвами и прозрениями по пространству нашей поэзии и нашей жизни, "весёлый странник золотого русского века", то ли пришедший к нам из прошлого, то ли зовущий нас в будущее.
Я – из неё, из довоенных лет,
Из ломки, плавки, ковки наших судеб,
Из тех времён, где и намёка нет
На то, что зрело в либеральном зуде...
Я и сегодня верю в ту же бредь:
Чтоб не кончалась про Ивана сказка,
Чтоб он не торопился поумнеть
И в нас не умерла его закваска!
Лев АННИНСКИЙ ПО ГРАНИЦЕ СВЯТОСТИ И СМУТЫ
Ты требуешь от русских покаянья,
Но нам иные пристани нужны,
Мы ищем Белый Остров в океане,
А каются пусть сукины сыны.
Юрий КЛЮЧНИКОВ
Без сукиных сынов нам не обойтись, если мы хотим присоединиться к Юрию Ключникову в его попытке решить проблему покаяния (вины и ответственности, невинности и безответственности, зарубежного активизма и отечественного фатализма… далее по списку). Хотя лающие хором сукины сыны – самые последние дети природы в кругу интересов поэта, сохраняющего в генах боевые качества сичевых казаков, их верховую выучку и тягу за любой кордон.
"Потомок буйных запорожцев" настолько давно и привычно странствует в философском океане, уходя от старых порогов к новым островам, настолько много пристаней оставил он за кормой в поисках заветных причалов, – что лай даже и помогает ему (и нам) сориентироваться. Тем более, что к девятому десятку жизни замечательный сибиряк, "весёлый странник золотого века", "бессменный гость Великого Пути", охвативший в своих медитациях чуть не весь земшар, понемногу отодвигается у читателей и критиков в круг седобородых мудрецов, знающих ответы на коренные вопросы бытия, и прежде всего на те русские вопросы, которые называются у нас проклятыми.
