Михаил Веллер - Легенды Арбата
— Пусть наши, так сказать, друзья объяснят коллективу свое поведение. Много лет мы боролись за социализм! (Аплодисменты.) Случались и раньше подобные факты, мы их не афишировали...
А над головой у председателя, слева и справа, укреплены к походному войлоку полога портреты товарища Сухэ-Батора и маршала Чойболсана, и выражение лиц у них странно принаряженное...
Женщина с орденом на груди сжимает в кулаке меховой малахай и выкрикивает:
— Эти моральные отщепенцы бросают вызов всем честным труженикам! — И срывает гневную овацию всей этой, так сказать, красной юрты.
А старший пастух выходит и говорит:
— Я полюбил его всей душой... и всем телом. Вы можете меня судить и расстрелять, но я ничего не смог поделать с собой. Но верьте: я старался учить его всему хорошему!
И — представьте себе! — он переламывает настроение этой колхозно-овцеводческой общины, и она ему сочувственно кивает и аплодирует.
А младшего встречает смехом и свистом! И он оправдывается:
— Я ничего не мог поделать! Сначала я не понимал, чего он от меня хочет. А потом он подчинил меня своей воле...
Драма, короче, страшная. Он предал своего старшего любовника и попытался начать чистую жизнь. А тот все приезжал к нему и снова склонял к сожительству.
М-да. А потом старший погиб во время грозы и бури, спасая колхозный скот. И хоронили его торжественно всем колхозом. А младший страшно каялся и лил слезы на его могиле. А в конце ехал по степи и пел счастливую песню об их любви, ушедшей навсегда...
Народ был просто громом поражен, в смысле кинозрители. Гомосеков все брезгливо ненавидели, а вот эта драма просто заставила расчувствоваться.
— Тоже люди, понимаешь...
— Тоже любят...
— Слушайте, но кто мог ожидать, что монголы залудят такую мощную работу!
— А ведь это, ребята, и на Золотого Льва натянуть может... и на Оскара!
То есть обсуждение приняло необычно живой характер. А фильм поставили на специальный приз по ходу идущего конкурса. Н у , на первое место все же нельзя: гомосексуальная тема как-никак, однополая любовь, идеологически все же не очень. Но — национальная своеобычность. А вот оригинальность темы, смелость режиссерская, нетривиальная коллизия... и камера-то не такая плохая, и игра актеров, товарищи! — как это все без лишних эмоций, все изнутри показывают, по Станиславскому.. Короче — фильм что надо.
Высокое фестивальное начальство, которому прохлаждаться некогда, потребовало фильм себе на просмотр. Они первые четыре смотрят: для порядка, — кому призы давать и премии. Смотреть все им некогда.
А монгольская группа уже подъехала. И в малом спецзале, в уголку за пультиком, лампочка на черном щупальце пюпитр освещает, монгольский переводчик излагает события:
— Здравствуй, Цурэн! Как скот, здоров?
— Спасибо за лекарство, Далбон! Те четыре овцематки, что болели, теперь совершенно здоровы.
Начальство терпеливо ждет, когда начнется гомосексуальная любовь. Оно проинформировано в деталях и тоже хочет приобщиться к оригинальному монгольскому кино.
А разговоры все о поголовье, о методах содержания скота. О повышении рождаемости овцематок и выживаемости ягнят. Привес обсуждают — плановый и сверхплановый! И голосуют за резолюцию всем собранием.
Стоп! — говорит секретарь по идеологии Республиканского ЦК, он же куратор фестиваля. — Вы эту производственную драму нам совать бросьте. Мы понимаем ваши сомнения, но, чувствую, вы просто заробели!
Свет вспыхивает, фильм останавливается, монгольский переводчик краснеет. Мнется неловко.
— Ничего не стесняйтесь! — говорят ему. — Мы все понимаем. Это искусство. Национальные традиции уважаем. Реалистическая форма, социалистическое содержание. Так что — переводите точно!
С переводяги пот льет: на таком уровне прессуют! — и переводит:
— Может быть, тебе лучше поехать в город? — (говорит сыну-скотоводу ласковая мать.) — Ты сможешь выучиться на учителя или инженера, люди будут тебя уважать.
А отец ей возражает сурово:
— Сотни лет наш народ выхаживал скот в этой суровой степи. Это наше богатство. Даже на монете скотовод скачет за солнцем! И долг нашего сына — быть там, где трудно. Там, где нужнее родине.
Руководящие товарищи раздражаются. У переводчика сконфуженное лицо, но упирается на своем как баран. А любовники под одеялом рассуждают о выхаживании недоношенных ягнят! В зале посмеиваются.
— Так, — принимает решение секретарь по идеологии. — Нечего тут глаза нам замазывать. Давай сюда старого переводчика!
Бегут за Познером. Познера нигде нет. Долго ищут, приставая ко всем. В конце концов вышибают закрытую дверь и вытаскивают его из комнаты тугих девочек.
Познер необыкновенно благодушен, белозубо обаятелен и поддат. Не совсем понимает, куда и зачем тащат. В конце концов пихают его за пульт. С наказом:
— Переводи, как тогда!
На экране овечье стадо, и болезненно подпрыгивающий в седле пастух поверяет пространству, лаская парнокопытных счастливым взором:
— Сначала мне было больно. Я стыдился своего желания. А потом стал хотеть этого ощущения. — Механической гайморитной скороговоркой строчит гундосо Познер классический киносинхрон.
Руководящие товарищи замирают. Непроизвольно сглатывают сухим горлом.
— Стоп! Сначала поставьте!
И Познер гонит эту скотоложескую гомосексуальную эротику. Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и де Саде.
После чего удивительным и нетипичным фильмом заинтересовались в ЦК Узбекистана. Щекочет тема и обжигает. Эдакая клубничка с монгольским кумысом! Над фильмом засиял ореол стильного.
В ЦК пригласили монгольского переводчика и выгнали вон и его. И снова позвали Познера.
А он уже прет с креном на автомате без заднего хода: а, завтра забудется.
Короче, они пришли к выводу, что из неловкости и конспирации монголы как бы маскируют в СССР свой фильм под скотоводческий, хотя на самом деле он о трагедии феодальной любви, наказуемой социалистическим законом. Работа за гранью риска, безоглядно откровенная и поразительно народная по душевности характеров.
И фильму дали «Специальный Приз». С формулировкой: «За нетрадиционное освещение современной проблематики тружеников монгольской степи».
Прессе, конечно, все было прекрасно известно про настоящий перевод и про попытки авторов фильма скрывать истинный смысл работы и стесняться его. Поэтому корреспондентка журнала «Искусство кино» постаралась построить вопросы своего интервью как можно тактичнее:
— Скажите, пожалуйста, — наклоняла она декольте под нос монгольскому режиссеру, скромному молодому человеку, похожему на Джеки Чана в замшевой куртке и черных очках, — как вы пришли к основной теме вашего смелого фильма?
— Эта тема волновала меня всегда, — отвечал он. — У нас вообще весь народ этим занят. Это часть нашей культуры и истории.
— А как вы относитесь к женщинам?
— Женщина — это друг мужчины, помощник, товарищ в партийной работе.
— А какие мужчины вам нравятся?..
— Храбрые, сильные, работящие. Настоящий друг не бросит тебя никогда!
— А вас когда-нибудь бросали друзья? — расхрабрилась журналистка в легком головокружении от откровенности темы.
— Случалось, — режиссер вздохнул.
— Вы... сильно переживали?
— Конечно. Кто бы это не переживал?
— А... если мужчина любит женщину?
— В этом фильме меня это не интересовало. Я поставил перед собой задачу раскрыть основную тему. И чувства между мужчиной и женщиной тут могли только помешать, отвлечь от более важных переживаний. Помыслы героев имеют иное направление, понимаете?
— Вы верите в любовь?
— Разумеется.
— Как вы думаете, главный герой утешится после своей трагедии?
— Он молодой, ищущий. К нему нашел подход секретарь комсомольской организации. Там уже возникло настоящее взаимопонимание.
— Так что можно сказать — настоящее счастье всегда впереди?
— Конечно. Как всегда.
— А... это чувство не осложняет жизнь героя?
— Какое?
— Ну... главное?
— То есть любовь к основному делу? Конечно осложняет. Да еще как... Но в этом и счастье! Это делает жизнь богаче, наполняет ее смыслом.
Журналистка озаглавила свое интервью «Любовь по-монгольски» и по возвращении в Москву сдала в «Искусство кино» сенсационный материал, первым результатом чего явилось вышибание ее с работы с треском, а вторым — модернистские слухи об ее жизни в коммуне тибетских гомосексуалистов.
Но. Но. Фильм полгода спустя был представлен на Московский кинофестиваль!! И тусовка ломилась на него, куда там Антониони. И получила свои удои овцематок и ремонт кошар.
— Сволочи, — сказали любители кино. — Уроды. Это же надо — переписать весь звук!
