Савелий Дудаков - Ленинъ как мессия
Органически – принципиальным революционерам дорого существо. Для них люди дороже слов. Им в высшей степени понятно, что революционная суббота для человека, а не человек для революционной субботы. Они мягки и уступчивы в тех частностях, относительно которых возможны разные мнения. Но зато горячи и непреклонны в существе»121. Вероятно, речь идет о первом пункте программы по поводу членства в партии социал-демократов, с пеной у рта защищаемого Лениным. Это первый водораздел между книжниками и практиками. Так сказать, школа Шамая против школы Гилеля…
При анализе причин возвышения Ленина, следует отметить его несомненную «харизму».
Обратимся к ранним воспоминаниям одного из первых соратников вождя, затем исчезнувшего в «Никуда», хотя он и умер в своей постели. Он, по его словам, рано отошел от революционной деятельности и «потому со временем перестал существовать для Владимира Ильича». Речь идет об экономисте Михаиле Александровиче Сильвине (1874-1955).
Дело относится к самому раннему периоду: «остановлюсь на некоторых личных свойствах Владимира Ильича. Как я уже сказал, мы единогласно, бесспорно и молчаливо признали его нашим лидером, нашей главой; это его главенство основывалось не только на его подавляющем авторитете, как теоретика, на его огромных знаниях, необычной трудоспособности, на его умственном превосходстве – он имел для нас и огромный моральный авторитет… он импонировал нам также моральным величием. Нам казалось, [что] он был совершенен, свободен от тех мелких слабостей, которые можно найти в каждом»122.
Примером его «харизмы» стоит привести встречу в Риге с латышскими социал-демократами, которые были предубеждены к россиянам. В течение 3-х дней общения с ними Владимир Ильич полностью очаровал латышей.
«Здесь еще раз убедился я, насколько этот человек был одарен способностью увлекать сердца, внушать к себе беспредельное доверие, наполнить чувством беззаветной преданности единой цели – все это я не раз имел случай наблюдагь и в отношении целых групп и отдельных лиц.
Бывали случаи, что человек достаточно зрелый, независимый в своем образе мыслей в своих суждениях, образованный и опытный, которого никак нельзя упрекнуть в недостатке самостоятельности, после нескольких недель общения с Владимиром Ильичом совершенно подпадал под влияние его железной воли, его сильного ума»123.
Одержимость идеей была привлекательной и отталкивающей одновременно: «В личных отношениях В. И. был обаятельный человек с большой выдержкой, деликатный, терпеливый к собеседнику – не всегда интересному, очень гостеприим ный.
[Я] знал его позже в Сибири, во время ссылки, я видел его затем в эмиграции; и знаю, что, когда этот человек имел дело с теми, кого он считал врагами своей идеи, а, стало быть, и своими личными, он был беспощаден. На мои сомнения в некоторых случаях, и с той насмешкой, которая часто смотрела из его глаз, замечал мне: «Революция – не игра в бирюльки».
«Это обывательские соображения – говорил он. Для того чтобы она победила, нужно сосредоточить на ней все внимание, всю свою энергию, все свои силы и всю волю, сосредоточить, отбрасывая все лишнее, все не идущие к цели». И эти, как иногда говорят, односторонность и исключительность, нетерпимость и беспощадность были ему свойственны»123.
Илья Лохматый был знакомым Ленина. Они встречались в эмигрантском Париже.
Эренбург об этом рассказывает в своих воспоминаниях. Встречались большевики в кафе «д'Орлеан». На втором этаже была небольшая зала заполненная людьми, человек тридцать. Все пили гренадин – приторно сладкий сироп. Ленин пил пиво. Эренбург глядел только на Ленина. Шел 1909 год, но магнетические токи привлекали к вождю людей. Одет Ленин был в темный костюм, со стоячим крахмальным воротничком -выглядел корректно. Не сказано, но, по-видимому, как средний буржуа. Молодой Илья, будучи дерзким мальчишкой (вообще-то он себя чувствовал неловко), попросил слово и высказал возражение по теме обсуждаемого. Ленин ответил мягко, не обругал (обычно в полемике он был несдержан), а разъяснил его неправоту. Молодой человек заинтересовал Первого Большевика. Он подошел к Илье и расспросил его о московских делах. Илья Лохматый к этому времени побывал в большевистской организации со своим однокашником по Первой московской гимназии – Николаем Ивановичем Бухариным, был арестован, а теперь эмигрировал. Ленин пригласил «мальчишку» к себе на улицу Бонье. К этому времени от дерзости ничего не осталось – была робость перед сильной личностью. Открыла дверь Крупская, «Сам» работал у письменного стола, чуть щуря глаза. Илья Лохматый подробно рассказал о провале московской ученической организации, о положении в Полтаве. Вождь внимательно слушал.
Выяснилось, что Эренбург помнил адреса, по которым можно было рассылать газеты.
Надежда Константиновна все записала. Настало время обеда, и Илья хотел раскланяться, но не тут-то было: его гостеприимно накормили. Поразил Илью порядок на столе Ленина: он этого никогда не видел среди своих друзей. И еще: – «Меня поразила его голова. Я вспомнил об этом пятнадцать лет спустя, когда увидел Ленина в гробу. Я долго глядел на этот изумительный череп: он заставлял думать не об анатомии, но об архитектуре»124.
Наблюдал Эренбург Ленина в библиотеке Сент-Женевьев, слушал его выступления. По его воспоминаниям, сходными с воспоминаниям других, В. И. Ленин говорил спокойно, без пафоса, без красноречия, слегка картавя, иногда усмехался.
Его речи похожи на спираль, для утверждения и разъяснения он возвращался и повторял: многие забывают, что спираль похожа на круг и не похожа – спираль движется дальше. Эренбург подчеркивает простоту жизни вождя, демократичность и участие в судьбе товарищей. Сия простота доступна лишь большим людям. В конце рассуждений о Ленине Эренбург приходит к выводу, что ему (Ленину) чужд культ личности, но это была, неизмеримо со многими политическими деятелями, сложная личность.
В эмиграции встретился с Лениным интересный человек и в будущем сильный шахматный мастер А. Ф. Ильин-Женевский, победитель Капабланки, брат Ф. Ф.
Раскольникова. Было это в весенний день 1914 года. Александр Федорович был совсем юным гимназистом, только что исключенным из гимназии Витмера и заканчивающим учебу в Швейцарии на деньги некоего благотворителя. Встреча состоялась в Женеве, куда Ленин приехал на один день с лекцией. Остановился он на квартире своего старого друга Вячеслава Алексеевича Карпинского. Ильин увидел низенького, коренастого человека и сразу в памяти всплыло лицо Сократа. Но затем он подумал, что все же это какой-то крестьянин. Недоразумение прошло сразу, когда Карпинский представил гостю Ильина. Растерянно протянув руку «Ильичу» для приветствия он почувствовал в свою очередь широкое и крепкое рукопожатие. Лицо вождя расплылось в приветливой и ясной улыбке.
Молодой Саша Ильин отвечал на вопросы Ленина по поводу ареста их юношеской организации. Кстати, Женевский говорил, что в их группе дружно работали члены различных партий: большевики, меньшевики, эсеры, анархисты. Наверняка были и сионисты и бундовцы, но они не остались в памяти рассказчика. Жена хозяина – «товарищ Ольга», она же Софья Наумовна Равич, пригласила всех к столу. Разговор перешел на интимную тему – Ленин беспокоился о состоянии здоровья жены. У Надежды Константиновны была «Базедова болезнь». Было два пути решения проблемы: опасная операция или консервативный способ лечения. «С какой заботливостью и тревогой говорил Владимир Ильич о здоровье своей неразлучной и верной подруги».
Как известно, революционер решительно расправившийся «операционным» путем со старой Россией, оказался в личной жизни консерватором: в итоге семья Ульяновых не решилась на операцию. Это вопрос психологический и, несомненно, представляет собой интерес для психологов. Думаю, что Ильин-Женевский приводит этот факт неслучайно. Будучи сильным шахматистом и разбираясь в психологии «противника», он обратил внимание на это, в принципе приватное обстоятельство. В то время можно было писать о болезни Крупской. И, конечно, Ильин обратил внимание на несоответствие личного и общественного.
Оказывается: одно, не есть обязательно продолжение другого. Примеры Александр Федорович мог взять из истории шахмат: романтик Адольф Андерсен, жертвовавший фигуры направо и налево – в жизни скромный учитель, боявшийся потерять преподавательское место в гимназии… Неожиданно Ленин обратил внимание, что юноша не ест мяса, и Равич быстро приготовила для него яичницу. Александр был вегетарианцем и, со свойственной юности горячностью, стал защищать безубойный способ питания. В это время было страшное увлечение толстовством и, как непротивление уживалось в душе большевика – мало понятно. Ленин развеселился: «Ого, – сказал он, хитро улыбаясь и подмигивая Карпинским, – этак вы, пожалуй, произведете новый раскол в партии и организуете новую фракцию большевиков-вегетарианцев».