Борис Касаев - Большая охота (сборник)
Из-под гипса и бинтов слабо прошелестело:
– Отошлите их назад, в Америку. Пущай красуются в Вермонте… Свои, уренгойские, буду носить…
Ну вот, мы так и думали: вовсе не жадный парень наш Гаврилов!
Как повезет
Питер Лякин был женат 13 раз.
Не считая сожительств «в свободном полете». Плюс две женитьбы в дальнем зарубежье, сопровождаемые полицейской погоней и стрельбой. Плюс восемь детишек.
Измученный неврастенией и алиментами, Питер лишь на днях обрел успокоение.
Нет, он жив. Но лежит недвижим на больничной койке с кучей расстройств.
Как повезет.
Кто-то в сотрудничестве с прекрасной своей Джульеттой неустанно производит ребятню.
И ничего.
А кто-то погибает в момент сотрудничества.
Ежели надоевший мужик устал от жизни и от любви, подруга, сочувствуя страдальцу, может шепнуть незатейливо и страстно:
– А давай, любимый, ударим шоколадом по струнам гормона радости?
И достает из запасников дозу горького шоколада, пропитанного ароматом горького миндаля.
И все.
Но, бывает, и дама разочаруется в жизни, никак не найдет себе кого-то.
Ищет и мается. Мается и ищет.
Уж сорок минуло, а милого все нет.
Спросишь:
– Ну, что ты, что, душа моя?
– Да что, – грустит. – Кто зовет – с тем не хочу я. А с кем хочу – тому я не нужна.
Как повезет.
И ведь красавица!
Другая не грустит, легко идет по жизни, прямо катится: кругла как колобок, ни дня без мужиков.
– А что? – задорно улыбнется. – Какие у меня глаза?
– Синие! – отвечают.
– Да! Прекрасные синие глаза, остальное – задница!
Как повезет.
Вот идет! Глубокие морщины избороздили лицо, выцвели глаза. Они никак не гармонируют с юношеской чернотой кудрей, окрашенных намедни.
Хочет нравиться. Готов приволокнуться. Грешит. Даже в Великий пост. Хотя и не ест мяса.
– Мадам! – стучит тросточкой. – Любой каприз ваш!
– Не трясите меня, как осину, – дама отмахивается от палки. – Осыплюсь.
Путана из подворотни:
– Сто баксов, дед, и я – твоя!
…Мне понравилась та, что прыгнула над Уренгоем с парашютом.
Она поднялась на километр, хватила под грохот вертолетных турбин граненый стакан водки и – сиганула в бездну.
И ей повезло!
…Так пусть всем им везет!
Всегда и везде.
На земле и в воздухе.
На воде и под водой.
Но лучше им туда не надо.
Пусть будут рядом с нами!
Ночь вдвоем
Мой коллега Ахов увидал на заборе объявление про интимные услуги и его разожгло любопытство. Точнее, про интим ни словечка не сказано, а лишь – «Ночь вдвоем». И телефон.
Поди разберись, что к чему.
Хотя, конечно, ясно, про что, но для успокоения можно смело сказать: а хрен его знает, на что забор намекает!
Однако, в уме понятно. Но открыто так, как на суде, сказать нельзя. Суд не примет к производству. Нет доказательств. Короче, ночь вдвоем.
Может, в картишки приглашают переброситься, может, интересную книжку про статского советника напевно почитать.
Прямо с работы отправился Ахов по адресу. «Ночь не ночь, а пару часиков любопытно посидеть», – размышлял он, звоня в дверь. Романтик, Ахов не ведал, зачем пришел. Он думал, за туманом. Оказалось, за петлей на шею. Хотя, конечно, с любовным угаром и кипением страстей.
…Освободился Ахов в семь утра. Без семи тысяч в кармане и без твердой уверенности в текущем дне.
От порога развратной квартиры Ахов прямиком угодил на службу, и там был уличен по акту в нетрезвом состоянии. Последовал приказ о понижении в должности и лишении премии. Дома ему учинили разнос.
С той поры Ахов потерял веру в счастье.
А ты не любопытствуй!
Пищевой удар
Сошел с ума Егор в полдень.
В Америку он попал по приглашению. Друг Семен, то есть Сэм, дал денег и пригласил.
Лучше бы не приглашал.
Еще в десять утра Егор был вменяемый.
– А сейчас, – пригрозил Сэм, – получишь пищевой удар.
И открыл дверь морского ресторана.
Лучше бы не открывал.
По периметру огромного зала размером с футбольное поле стояли столы и ломились от изысканных яств из океанских глубин. Впрочем, было много блюд из простого мяса. Рядом во множестве – бутылки с вином.
– У вас говорят: гуляем во всю Ивановскую, – сказал Сэм и заплатил за четырехчасовое пребывание шестьдесят долларов.
Лучше бы не платил!
Егор обезумел.
Он безжалостно насиловал себя лобстерами, королевскими креветками, крабами, акульими плавниками, черепаховыми супами, крокодилятиной, заедая все это дичью, жареной бараниной, кабаньими окороками, румяными шашлыками, шипящими в жире колбасками, бело-розовым салом с толстыми прожилками и запивая съеденное шампанским.
Егор раз сто подходил к столам и возвращался оттуда, как варяг – с богатой добычей. Он съел так много, что обессилел и оцепенел, что удав на морозе.
Наконец нервно засопел:
– В каком, Семен, российском гадюшнике позволят тебе на 900 рублей жрать и пить полдня? А? Почему простая американская порция тянет на полведра, а российская – на шкодливую пригоршню карманника? Отчего кеды в России стоят 150 долларов, а в Америке точно такие – пятьдесят?
Лучше бы не водили Егора в ресторан! Стал размышлять.
Поперхнувшись вопросами, он долго с жуткими ругательствами откашливался.
А потом сошел с ума.
Неделю до самолета в Москву Егор лежал на койке с калькулятором в руке и вслух тихо бредил.
– Представим себе, – бормотал он, – что мы живем, как янки. В таком разе при нашей средней зарплате в четыре тысячи рублей «жигули» обязаны стоить десять кусков в рублях, «мерс» – пятьдесят тысяч, костюм – двести рэ, обед – не более десятки… Хм… А представим теперь, что янки живут как мы! При их среднем доходе в четыре тысячи долларов «мерс» теперь у них должен стоить полтора «лимона» баксов, костюмчик – шесть тысяч, обед – шестьсот «зеленых»… Хе-хе! Поделом! А теперь представим…
Эти размышления и доконали Егора вчистую. «Почему, – вопил он, – паршивый «мерс» стоит у русских полтора «лимона»?! – И метался, бедняга, бессмысленно выпучивая глаза и не находя ответа.
…Настал долгожданный день, Сэм отволок Егора в аэропорт и с облегчением сдал в Россию.
– Размышляй там на здоровье! – сказал Сэм.
Такая вот история.
Не лезь, умник, в Америку со свиным рылом.
Случай перед выборами
Сидели мы на кухне в канун выборов и вели политическую дискуссию. Обсуждали за бутылкой, кто победит. Один доказывал, что Путин, другой – что Харитонов. Третий гнул, что Жириновский.
– Какой Жириновский! – кричали мы. – Он не участник. Рекламу, дурик, надо слушать.
А дядя Федор, сосед напротив, как бабахнет среди спора по столу кулаком да как заорет:
– Ша! Хакамада победит! Я сказал. Она прекрасна, как Нефертити.
– Какая Хакамада, какая Нефертити! – заржали мы. – Она же увядающая баба! Эмансипе… стриженый затылок!!
Дядя уперся – ни в какую. Взгляд безумный:
– Ее дело правое! Победа за ней. Верю, люблю эту прекрасную даму! На спор ставлю приз – иномарку!
– Видали, иномарку! – захохотали мы. – Чего захотел. На твоем «запорожце» еще Петр Первый объезжал войска под Полтавой.
– На спор – шифоньер итальянской работы! – кричит, как полоумный, дядя Федор.
– Зачем нам шифоньер? Вместо гаража?
– Плюсую к шифоньеру мою супружницу Евдокию!
Ладно, уговорил.
В понедельник, на трезвую голову, пошли за призом. Но от Евдокии категорически отказались. На фига она нам? У нас свои выдры имеются.
Дядя выглядел мрачным. Он был убит не только победой Путина, но и нахлобучкой от Евдокии. Ревнивая жена вызнала про его измену с Хакамадой и вовсю орудовала предметами кухни, охаживая ими несчастного муженька.
– Вот вам приз – выкусите! – показал нам кукиш дядя Федя и захлопнул дверь.
…До чего ж иногда доводит мужика слепая политическая любовь!
Мальчишники
Старина Калиныч посватался к одинокой красотке Михеевне. А та согласилась. Прощаясь с холостяцкой жизнью, устроил Калиныч в лесополосе мальчишник.
…Что такое мальчишник в летний день в лесной полосе на краю люцернового поля? Представьте себе тенистую лесополосу в три часа пополудни. Благодать полная: тишь солнечная, в высоком небе чуть слышно райскими свистульками жаворонки заливаются. Воздух набух пряными ароматами. Пахнет и чабрецом, и люцерной, и полынью, и акацией, и плодами туты с абрикосами. А как дурманит нюх нагретое сало, крупными ломтями разложенное по страницам районной газеты! А как сверкают мясистые помидоры, разрезанные на половинки и посыпанные крупной солью! От пупыристых огурчиков, распластанных на сочные дольки, и зеленого лучка с белоснежными ножками, хвостатой красной редиски и сладкого молодого чеснока текут слюнки. А от теплого свежего хлеба, белого и черного, из колхозной пекарни, истекающей соком копченой колбасы из настоящего мяса и от вареных куриц, покрытых нежным желтоватым жирком, начинает кружиться голова…
