Миле Белаяц - Кому нужна ревизия истории? Старые и новые споры о причинах Первой мировой войны
В своей работе М. Белаяц приводит современные утверждения западных историков (разделяемые кое-кем из российских австро-унгаристов[16]), будто австрийский наследник эрцгерцог Франц-Фердинанд «был человеком мира» и его знаменитая встреча с кайзером Вильгельмом II в Конопиште за две недели до гибели в Сараево «совсем не касалась войны». А при такой трактовке, активно внедряемой в коллективное сознание, вполне логичным выглядит то, что параллельно массово выходят «исторические» труды, где «обнаруживается» подлинный виновник мирового пожара – понятное дело, это «сербский национализм» и его постоянная «конспиративная работа» против «вполне устроенной и цивилизованной Империи, являвшейся носителем идеи прогресса и стабильности для Балкан (выделено нами. – А. Ш.)».
Из чего следует, что в ней отсутствовали внутренние проблемы, а какие были – те вбрасывались извне, как результат подрывной деятельности «нецивилизованных» сербов из Королевства. В том же нас пытается уверить и отечественный сторонник формируемой ныне «идеальной модели» Габсбургской монархии[17]: «Сербия постоянно провоцировала Вену в надежде на “русский штык”»[18]. И соответственно, пишет М. Белаяц, в Австро-Венгрии как бы и «не было ни антисемитизма, ни прозелитизма, ни денационализации, ни межнациональных противоречий, включая самих швабов и мадьяр, а конкретно в Боснии и Герцеговине – жесткого отпора введению воинской повинности для местного населения, 87 % неграмотных, окаменелых феодальных отношений, сохранявшихся с турецких времен, увеличения в пять раз числа полицейских участков и воинских гарнизонов…». Западные авторы, указывает он, идут настолько далеко, что «полностью избегают термина “колониальная политика”, или еще точнее – “империализм”». При таких интерпретациях, делается вывод, у сербов в Боснии и Герцеговине и впрямь «не могло быть ни малейшего повода к недовольству» политикой Вены. Круг замкнулся – во всем, что случилось позже, виновата «варварская» Сербия (и, разумеется, ее «патрон» Петербург).
Вот только почему-то первый секретарь российской дипмиссии в Белграде и Нише (а затем поверенный в делах) Василий Николаевич Штрандтман, истинный европеец по рождению и мировоззрению, напрочь лишенный так свойственного его шефу, посланнику Николаю Генриховичу Гартвигу, налета «панславизма», да к тому же очевидец событий, расставил акценты совсем иначе. Повествуя о покушении на Франца-Фердинанда, он заметил, что «австрийская политика по отношению к Сербии могла породить не только двух[19], но и бесчисленное множество таких же сербских патриотов»[20]. И с данной оценкой нам трудно не согласиться.
Политическая цель всех этих новых, а точнее хорошо забытых старых, версий очевидна: представить Сербию и стоявшую за ней Россию «вечными» заговорщиками и агрессорами (не зря Кристофер Кларк прямо связывает трагические события в Сребренице в 1995 г. с «кралеубийством» в Белграде 29 мая 1903 г., что, на наш взгляд, не только научно некорректно, но и непрофессионально). А отсюда – уже прямой путь к ревизии истории Второй мировой войны, в частности к умалению роли СССР в конечной победе или к отождествлению нацизма и коммунизма, о чем сейчас постоянно твердят на Западе (и не нем одном). Потому-то современный «пересмотр» истории кануна и начала Первой мировой войны не является эдакой безобидной, чисто «академической» дискуссией. Это уже не историография, но явный элемент информационной войны с продолжением и всеми последствиями. На таком фоне публикация книги Миле Белаяца на русском языке представляется предельно своевременной и актуальной.
И в заключение хотелось бы напомнить, что с творчеством автора научное сообщество России уже знакомо: в 2012 г. в «Славянском альманахе» вышел его текст[21]. Нынешнее сочинение, как мы надеемся, будет принято у нас с немалым интересом и даже, может быть, с желанием продолжить изучение темы генезиса Первой мировой войны и его ревизии, но теперь с другой стороны – в ракурсе познания российской «вины».
А. Л. Шемякин,
доктор исторических наук
Предисловие
Годовщина начала Первой мировой войны отмечена проведением по всему миру многочисленных конференций и публикацией тысяч материалов, посвященных событию столетней давности. В отличие от прежних «юбилеев», этот ознаменован попыткой некоторых историков и их влиятельных покровителей представить новую трактовку роли Балкан и в первую очередь Сербии в роковых событиях, предшествовавших мировому катаклизму. Часть печатной продукции преследует цель отвлечь внимание от получивших подтверждение фактов, свидетельствующих об усилиях германских кабинетов межвоенного времени любой ценой освободиться от ответственности за развязывание войны. Активизация данного направления постмодернистской историографии побуждает к тому, чтобы отслеживать и критически оценивать его плоды.
Обсуждение причин, повода и ответственности за начало войны протекает в профессиональном, идеологическом и политическом измерениях. При этом речь идет о проблемах, столь эпохальных по своему значению, что они служат причиной до сих пор не преодоленного раскола в рядах историков. Полемика, в ходе которой проявляется политическая заинтересованность ее участников, не только служит раздражителем коллективного исторического сознания, но и оказывает весьма болезненное воздействие, сотрясая основы культурной идентичности тех или иных народов. Эксплуатация интересующего нас вопроса в политических целях берет начало еще до окончания Первой мировой войны, но особый размах приобретает в результате добавления особых статей в текст Версальского (ст. 231) и Сен-Жерменского (ст. 177) мирных договоров.
Сто лет назад – после Сараевского покушения, состоявшегося 28 июня 1914 г., – началось конструирование оправдания войны, к которой Берлин и Вена готовились заблаговременно. Таким способом предполагалось обеспечить Германии мировое господство, а также подтвердить статус внутренне нестабильной Австро-Венгрии как великой державы. Оправдание должно было повлиять на общественное мнение и нейтрализовать антивоенные настроения. Параллельно формировался демонизированный образ неприятеля, «обоснованную» расправу над которым обществу и отправлявшимися на фронт войсками следовало воспринимать как нечто «естественное и само собой разумеющееся».
Подлинные предпосылки войны в 1914 г. были геополитического свойства, а именно сохранение паритета сил между Тройственным союзом и Антантой с одной стороны и стремление первого из названных блоков к гегемонии на европейском континенте и вне его – с другой. При этом Германия еще в марте 1914 г. закончила все военные приготовления, а ее противники только к концу 1917 г. планировали завершить аналогичные преобразования, чему препятствовали многочисленные внутренние проблемы (Северная Ирландия – в Великобритании; финансовые скандалы и раскол по вопросу военной реформы – во Франции; забастовки и революционные настроения – в России). Оказавшись на пороге войны, члены Антанты, даже не будучи к ней вполне готовыми, рассчитывали на конечную победу и достижение своих давнишних геополитических целей, которые, по сравнению с германскими, не были столь масштабными. Малые государства либо стали жертвой событий, «оказавшись на дороге» у сильных мира сего (Сербия, Люксембург, Бельгия), либо заняли выжидательную позицию, затрудняясь с выбором, на чью сторону встать (Болгария, Румыния и даже Италия).
Можно ли считать это, с позволения сказать, стандартное объяснение состоятельным и поныне? Как современная и новейшая историография интерпретирует события столетней давности? А как их оценивали в 1914, 1919, 1927, 1930, 1947, 1951, 1964, 1994 гг.? Как Сербия оказалась в сегодняшней ситуации, в которой голоса сторонников ревизии не только слышны отчетливей прочих, но и звучат в унисон со СМИ центральных держав 1914 и 1941 гг.? Как получилось, что для Европы «самым опасным» стал мелкий сербский национализм и империализм? На основе каких ценностей «большие», в отличие от «маленьких», располагают «моральным правом» оккупировать, аннексировать, «цивилизовать»? Какими критериями следует руководствоваться, чтобы ответить на этот вопрос? Современными, относящимися к 2012–2014 гг., или теми, что были актуальны в 1912–1914 гг.? Как будто весь мир вернулся к политическому менталитету столетней давности с его классическими геополитическими мерилами и стремлением к экономическому доминированию, посредством которого можно все и всем диктовать: определять тарифы на железнодорожные, морские перевозки, цены сырья и рабочей силы, устанавливать рыночную свободу для богатых и препятствовать конкуренции со стороны нежелательных. Все должно быть прописано – и налоги, и крохотные пенсии, и желательное содержание СМИ.
