Итоги Итоги - Итоги № 46 (2013)
— Тем не менее одним из драйверов роста все-таки остается потребительский спрос.
— Это факт.
— Но за счет чего он будет поддерживаться? Сейчас свою роль сыграли президентские указы, а дальше чем подпитывать кошельки?
— У нас уже несколько лет доля фонда оплаты труда высокая, прибыль сокращается. А источник для инвестиций — это прибыль. При этом на протяжении многих лет рост доходов опережает рост производительности труда. То есть издержки не дают возможности для маневра. Плюс к тому мы ведь в основном экономика самофинансирования. Предприятиям нужны инвестиции, но источник для них — прибыль, ее снижение подрывает возможный рост. Поэтому доходы в обозримом будущем не могут наращиваться высокими темпами. Они будут расти, но гораздо более умеренно.
С другой стороны, всегда есть хорошая и плохая новости. Плохая в том, что доходы не так высоки. Хорошая же новость — издержки производителей за счет этого будут уменьшаться, следовательно, производитель получает более понятные основания для выстраивания своей финансовой модели: как он расходует деньги, какие у него будут издержки и какой возврат на капитал. И это основание для роста инвестиций.
Никакого другого роста, кроме инвестиционного, быть сейчас не может.
— Накануне Дня Банкира не могу не спросить: какая роль отводится банковской системе в этой ситуации? Что это будет для государства: головная боль или поддержка и опора?
— Поддержка, безусловно. Банковская система — это управленчески качественная среда. Оценка рисков, их учет — это и есть сущность работы банкира. Другое дело, что нельзя на этот институт взваливать слишком большие ожидания. Понятно, что темпы кредитования снижаются объективно. Сейчас мы находимся на том локальном отрезке, когда темпы прироста депозитов компаний в банках выше, чем прирост кредитов. В каком-то смысле банковская система становится пылесосом, который забирает ликвидность с рынка. Но это отражение общего понимания инвестиционных рисков.
Мы несправедливо критикуем банковскую систему за то, что банки держат слишком высокие ставки. Это вопрос рационального поведения заемщика и кредитора. Один должен быть очень осторожным, когда он занимает, другой — когда дает кредит. А государственные органы призваны формировать такую модель, которая первым даст уверенность, что их деньги и доходность вернутся, а вторым — что на их продукцию будет спрос, а следовательно, будет чем расплатиться. Поэтому и спрашивать надо прежде всего с нас, а не с банковской системы.
— Рубль сейчас переоценен или недооценен?
— Я не готов в таких категориях рассуждать — ответ дает рынок. Политика инфляционного таргетирования в ЦБ фактически реализована, и практически свободное плавание рубля свидетельствует о том, что спрос и предложение уравниваются. Оснований предполагать, что рубль будет существенно укрепляться, нет. Но и предположений о том, что он будет сильно ослабевать, тоже не существует. Поэтому скорее это некоторый баланс. Притом что будет довольно высокий уровень волатильности, вряд ли стоит ожидать какого-то принципиального движения в сторону понижения или повышения курса.
— То есть глобальная стагнация рублю свои условия тоже диктует?
— Посмотрите, что происходит в паре евро — доллар. Вышли почти на 1,39, на следующий год назад вернулись. Все всерьез опасались, давали ЦБ, когда я еще там работал, советы срочно выходить из активов, номинированных в евро, а тогда был курс 1,25—1,27. Мол, все провалится. А сейчас — 1,37—1,38! Это очень тонкая материя, и если какой-то аналитик говорит, что знает, недооценена или переоценена валюта, он просто врет или непрофессионал и не понимает природы этих отношений.
— Недавно прошел Консультативный совет по иностранным инвестициям. Что говорит бизнес? Какие слова произносят: «рецессия», «стагнация» или, как сказал поэт Улюкаев, это «лишь авитаминоз»?
— Авитаминоз, наверное, им ближе... Инвестор голосует деньгами. И в принципе голосование иностранного инвестора более позитивно, чем голосование внутреннего инвестора. Объем прямых иностранных инвестиций увеличивается. Есть приток средств и институциональных инвесторов, и тех, кто вкладывается непосредственно в создание производственных объектов. В целом они довольно высоко оценивают шансы российской экономики с точки зрения потенциала, величины рынка, постепенного улучшения инвестиционных условий.
Дело в том, что у инвестора взгляд страновой, региональный. Он сравнивает условия инвестирования в Россию с условиями инвестирования в Китай, Бразилию, Англию, Новую Зеландию... И видит, что риски приемлемые, а возврат на капитал, пожалуй, лучше, — и делает выбор. Конечно, ему тоже нужно помогать сделать этот выбор.
У инвесторов много претензий, но они все-таки имеют технический характер. Например, таможенное оформление, трудовое законодательство, использование так называемого заемного труда, экология, условия подключения к электросетям. Большое количество справедливых требований, но они так или иначе понятны. Иностранные инвесторы не говорят: сделайте так, чтобы инвестклимат изменился. Их предложения очень конкретны: такие-то законы требуют корректировки, и у нас на сей счет есть предложения...
А вот внутренний инвестор не делает сравнений с другими странами. Он сравнивает с другими временными периодами: три года назад у меня была такая ситуация, а сейчас — другая. Мы изменили условия по страховым платежам среднему бизнесу, а инвестор малого и среднего бизнеса говорит: я не готов, я считал, что при 20 процентах я буду работать, а при 30 не буду. И умывает руки, уходит с этого рынка. Причем то ли на самом деле уходит, то ли имитирует уход — громко топает, а потихонечку остается, но не платит налогов. В этом разница принципиальная.
У нас очень конструктивный диалог с иностранным бизнесом, но российский бизнес, пожалуй, скептичнее относится к нашим усилиям.
— Какие внешние факторы могли бы подстегнуть стагнацию?
— Внешние — понятно какие: изменение глобального роста.
— Это в целом. Какие региональные подвижки для России наиболее чувствительны?
— С моей точки зрения, основные риски сейчас в странах emerging markets. В том, насколько будет адаптирован экономический рост в Китае, Индии, странах Юго-Восточной Азии к новым реальностям. Насколько он будет управляемо снижаться. Это для нас принципиально важно. Потому что и Америка, и Европа будут выходить — и выходят — из этого спада с другими требованиями по сырью, по энергии. Спрос Европы на энергоносители не сокращается, потому что Европа начала выходить из рецессии. Но он и не возрастает. В этом смысле главное то, что будет происходить в развивающихся экономиках, потому что спрос на наши металлы, на нашу энергию в основном там. Это глобальное изменение.
Надо, мне кажется, меньше думать об этом, а больше — о внутренних издержках, о внутренней инвестиционной среде, о внутренних рисках для бизнеса, помогать принимать правильные решения.
— Цитата из Алексея Валентиновича от октября 2011 года: «Не будет глубоких падений и рецессий, но будет очень осторожное движение, как по льду». Подписываетесь?
— Подписываюсь. Я с апреля 2009 года говорю примерно одно и то же. Уже 4,5 года. Это другая реальность, с другими оценками рисков инвесторов, с другой волатильностью, с другим экономическим ростом!
— Сколько же еще ползти по этому тонкому льду?
— Как в «Житии протопопа Аввакума»: «До самой, Марковна, смерти...» Ну, до моей пенсии точно.
— То есть как у поэта Улюкаева: «Зима, опять зима. Опять здесь зябнуть моему народу».
— Примерно так...
Место бессилия / Политика и экономика / В России
Место бессилия
/ Политика и экономика / В России
Как тундра подкралась к Кремлю и что это значит для Москвы
У стен Кремля появится тундра, вырастет ковыль, зашелестят березки и раскинутся болота — на днях главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов объявил итоги конкурса проектов парка «Зарядье». Победитель однозначно не оставляет равнодушным никого. Даже тех, кто называет его «ботаническим Диснейлендом». Впрочем, радоваться или огорчаться рано — этот проект вряд ли будет воплощен.
На бумаге
А ведь как все было обставлено! Интригу сохраняли до последнего: 11 ноября жюри конкурса, в котором были и российские, и западные эксперты, совещалось целый день. В результате победителем конкурса стал консорциум во главе с архитектурным бюро Diller Scofidio + Renfro (DS+R, Нью-Йорк). Тогда же была озвучена цена вопроса: реализация конкурсных предложений будет стоить от 171 миллиона до 230 миллионов долларов. Деньги — бюджетные, московские. Чтобы, по мысли столичных властей, от инвестора не зависеть, а делать только то, что надо городу.
