Евгений Пискун - Николай Трошин
Он делал плакаты не только масштабного плана , но более узкого назначения. Например, оригинальный по замыслу плакат-реклама ветровых фонарей "Летучая мышь" для деревни, выпускаемых польским акционерным обществом. Тогда, во время НЭПа, в России существовали иностранные концессии. Композиция этого плаката была весьма романтична. Теплый фон вьюжного зимнего вечера в деревне. В окнах изб еле мерцают огоньки. Довольный крестьянин, с развевающейся от ветра бородой, держит фонарь, нарисованный крупным планом. Фонарь изображен в сияющем ореоле света. На темном фоне видно только слово "фонарь" и ореол света от него. К нему несутся по всему плакату снежинки. Сюжет получился жанровым и действенным Фонари так и "полетели" по деревням, как настоящие летучие мыши.
Николай настолько увлекся плакатом, что на графику, которую он очень любил, оставалось слишком мало времени. И все-таки он сделал несколько портретов, некоторые из которых ("Девушка Маша", "Крестьянский мальчик" и другие) были потом приобретены Третьяковской галереей и Государственным музеем изобразительных искусств имени Пушкина.
В его личной жизни назревало большое событие - наконец-то он решил сделать предложение Ольге, с которой был знаком уже целую вечность, почти 5лет. "Было прекрасное весеннее утро,- вспоминал Николай Степанович.- Я сидел над очередным срочным плакатом. Сюжет был простой, но композиция и цвет как-то не получались, и я подумал, что следует пригласить Ольгу, показать ей свои наброски и эскизы и тогда уж окончательно решить вопрос о композиции и цветовой гамме сюжета". Это был заказ "Резинтреста" на рекламу галош. Изображение получилось лаконичным: красный силуэт полуфигуры крестьянина, держащего объемную черную, блестящую галошу в белом ореоле на густом синем фоне. Построено все было на контрастах плоскостного и объемного, красного и синего, белого и черного. Получилось все в сильном напряжении и в то же время очень просто. Но оставались некоторые сомнения, и он с нетерпением ждал Ольгу. Наконец раздался стук в дверь, и на пороге показалась Ольга. Он пригласил ее присесть за стол, и между ними завязался деловой разговор. Николай показывал ей свои эскизы, она внимательно их просмотрела и одобрила, но при этом добавила, что, на ее взгляд, надо сделать чуть-чуть темнее фон и чуть-чуть теплее красный цвет, чтобы уже в печати можно было поточнее передать возможности полиграфии. С этой подсказкой он согласился. Затем деловой разговор постепенно перешел в более лирический. А через некоторое время он предложил ей прогуляться по его любимой Красной площади.
Общежитие ВХУТЕМАСа, где они жили, находилось неподалеку, и, сокращая путь, они быстро оказались у Кремля. Весеннее солнце искрилось на всех золотых куполах и крестах и высвечивало на них яркие краски - и все это на фоне синего неба. Было очень красиво, торжественно, с множеством ярких оттенков. Особенно ярко выделялся храм Василия Блаженного. На душе было как-то легко и приятно, и в этот момент они оба почувствовали какую-то особенную любовь к древнему искусству. Присели на ступеньки храма и стали откуда любоваться Спасскими воротами Кремля. Все было так прекрасно, что очаровало их окончательно, и они забыли о своих делах. И вдруг неожиданно для Ольги Николай сказал: "И долго мы будем ходить друг к другу, как в сказке "Журавль и цапля" - то он к ней, то она к нему? Не пора ли нам соединиться в одну творческую дружную семью и эту красоту, радость жизни нести людям вместе, вместе размышлять о новом искусстве, искать новые формы и, наконец, просто любить друг друга". На какой-то момент он остановился, а потом добавила: "Не слишком ли высокопарно получается? Во всяком случае, я думаю, у нас не будет никакого стремления к мещанскому благополучию. Только справедливость и только правда. Будет трудно подчас и горько, но совесть наша должна быть чиста - в искусстве это важно. Все будем делать сами. Одним словом работать, работать и еще раз работать. Согласна ли ты на такую жизнь?" И Ольга не задумываясь ответила: "Да, хотя ты и не обещаешь никаких благ!" Но тут же сказала: "У меня есть одно "но". Прошу тебя: не относись ко мне покровительственно или снисходительно, как к слабому полу". Он ответил шутливо: "Безнадежно твое дело, Оленька, придется и тебе быть у домашнего очага, как тем женщинам, что сидели много лет назад в пещерах". Оля почти не слышала, что говорил он, а продолжала свою высокопарную речь: "Просто чудовищно, что до сих пор не существует равноправия между мужчиной и женщиной, никакая культура не помогла. Я хочу, чтобы у нас в семье было полное равноправие, жизнь должна быть прекрасной и без предрассудков". Он не отводил глаз от нее, все смотрел и смотрел в ее сторону, а когда она окончила свою речь, улыбаясь сказал: "Оленька, считай, что тебе крупно повезло! Тебе не нужно будет меня перевоспитывать - меня с детства после смерти матери воспитывали одни женщины, без мужчин и в духе полного уважения к идеям равноправия. Я тебе все это обещаю". Возможно, пылкой любви у них не было, но единство душ, творческое горение, тяга друг к другу сделали их союз прочным и долгим.
Пока у них не было, как говорится, ни кола ни двора. Они расписались в загсе, зашли в магазин и купили два фунта компота - и все, никаких застолий и никаких "горько!". Это был воистину "духовный союз". Через некоторое время у них появилась своя комната, ее помог получить дядя Ольги Дмитрий Федорович Богословский. Наконец-то можно было побыть вместе, а не на людях в сутолоке общежития или в проходной комнатке, где и поговорить-то было трудно. А сказать хотелось многое.
Решили, что Ольга будет продолжать учебу в мастерской В. А. Фаворского во ВХУТЕМАСе , а он продолжит делать плакаты, чтобы зарабатывать на хлеб насущный. Итак, начиналась новая, семейная, интересная жизнь. Ольга с удовольствием училась у Фаворского, открывая для себя путь к новому графическому мышлению: у него была совершенно необычная система построения композиции. Николаю было интересно все, что делала Ольга: резала ли она гравюры на пальмовой торцовой доске, делала ли она пробные оттиски с них на тончайшей рисовой японской бумаге, рисовала ли на корнпапире и потом переводила рисунок на камень. Все это было для него не только интересно, но и познавательно. Вместе, с Ольгой он переживал все перипетии этой необыкновенной школы графики, где для него открывался как бы уже другой мир.
Каким-то чудом сохранились некоторые оттиски и рисунки той далекой юности. Шло время, а мысли о совместном творчестве не давали покоя. Возникали разные интересные идеи. Родилась мысль создать целую серию детских книг о труде. В то время молодая страна переживала как бы свое второе рождение. Надо было восстанавливать старое, разрушенное в результате гражданской войны и интервенции, и строить новое. Романтика труда, энтузиазм охватили всю страну. Сама жизнь как бы подсказывала необходимость воспеть труд. А идея создать книги для самых маленьких молодым художникам казалось весьма своевременной. Им хотелось приоткрыть детям некоторые тайны производственных процессов, показать в обычном ежедневном труде романтику созидания. Именно сейчас, считали они, это надо более чем когда-либо. Некоторые их друзья художники, удивлялись и утверждали, что брать такую невыигрышную тему - просто безумие. Во-первых, это же не сказки, не зайчики и не цветочки; во-вторых, это малооплачиваемые издания. Но Николая и Ольгу это их не останавливало и не пугало. У них были свои мотивы, свои убеждения. Они верили, что эти книги смогут в какой-то степени помочь привить детям любовь к труду и воспитать из них настоящих творцов своего общества. Николаю же тема труда была очень близка. Он считал ,что" труд, и только труд, должен стать владыкой мира. Он вспомнил и слова Малявина, который сказал, впервые увидев работы Николая, что тема труда у него может стать главной темой всей его жизни. От этих воспоминаний потеплело на душе. Мысли о создании детских книг не переставали будоражить молодых супругов. Возникла еще одна идея: сделать перед детской серией книжку под названием "Азбука метрических мер". Им казалось, что эта книжка очень своевременна. В самом деле, в стране в то время вводились новые меры, и надо было их пропагандировать, нужна была максимальная наглядность - ведь народ был тогда почти неграмотный, повсеместно работали ликбезы. Идея показалась им достаточна интересной, и вскоре она начала претворяться в жизнь.
Итак, началось совместное творчество. Работали по многу часов в день, с любовью с вдохновением, с большим интересом. Книга была сделана за короткий срок. Это была книжка- плакат с надписью сверху: "Прочти, разверни и повесь на стенку". В развернутом виде все метрические меры были изображены в натуральную величину. К примеру, метр сравнивался с аршином и т. д. По существу это была необычная книжка плакатной формы. Выпущена она была издательством "Экономическая жизнь". Этот эксперимент открывал широкие возможности для их будущих работ. Продолжая размышлять над серией детских книг, они не оставляли занятий по рисунку с натуры, чтобы не забыть живопись.
