KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Документальные книги » Публицистика » Газета День Литературы - Газета День Литературы # 172 (2010 12)

Газета День Литературы - Газета День Литературы # 172 (2010 12)

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Газета День Литературы, "Газета День Литературы # 172 (2010 12)" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

"Удивительный язык. Надо самому бояться этого. Нерусские выдуманные слова, означающие подразумеваемые новые оттенки мысли, неясные, искусственные, условные и ненужные. Могут быть нужны эти слова только когда речь идёт о ненужном".


Мир пошел по пути "ненужного". Трагедия была в том, что он не услышал и "Вех", которые тоже понимали неизбежность разговора церкви и новой мысли наступающего века и искали разумного диалога. Но всё уже неуклонно теряло рассудок. И народ, grand mond, как писатель его с уважительной улыбкой называл, к которому они обращались, понемногу исчез, сошёл на нет. Скажешь сегодня "народ", и провалишься в какое-то общее место с туманными границами. Интеллигенция в старом либеральном понимании, кажется, тоже ушла навсегда – в эмиграцию, в лагеря, в неизбежность смерти. И сегодня мы уже можем проститься с этим словом, нам его носить не по чину.


Они стояли, может быть, на разных полюсах в понимании Бога и русской судьбы – Ильин, Тареев, Новосёлов, Тернавцев, отцы Павел Флоренский и Сергий Булгаков, но ещё, может быть, не предчувствуя изгнания, смертей, мученичества, эмиграции, уже знали, что благополучие не про них... Им предстояло, как Толстому, умереть на своем "Астапово" и тоже в каком-то смысле не дождаться причастия, потому что церковь ещё не узнавала в них своих лучших детей. И менее всего узнала такого сына в нём, в Толстом, который если воспользоваться требованием отца Сергия Булгакова к христианину соглашать в себе "смирение и дерзновение", был на тот час самым искренним христианином.


Кажется он успел спросить обо всём. Он писал, загонял свою мысль томами дневников, которые вёл с пятнадцати лет, и одиннадцатью тысячами писем, торопился сказать себя миру, дозваться до нас: "Устройство внешних форм общественной жизни без внутреннего совершенствования – это всё равно, что перекладывать без извёстки на новый манер разваливающееся здание из неотёсанных камней". (Так и хочется воскликнуть: "Ау, господа политики, устроители внешних форм, – читали ли вы это?")


"В книгах с важностью пишут, что там, где есть права, там есть и обязанности. Какой это смелый вздор – ложь. У человека есть только обязанности". (Сегодня и слушать не захотят, борцы за права человека договорить не дадут.)


И горькое, вечное, из года в год, как припев, как отрицание всего написанного: "странно, что мне приходится молчать с живущими вокруг меня людьми и говорить только с теми, далёкими по времени и месту, которые могут слушать меня". С нами, с нами говорить, да нам некогда слушать. И мы вместе с церковью готовы отказаться от испытующего разума, который налагает на человека слишком много обязанностей.


А высокого разума ни в вере, ни в общественном делании стыдиться не надо. Только бы это был ум "тёплой крови", чтобы мысль от земли не отрывалась. А не "нерусские выдуманные слова", которые сегодня вот-вот вытеснят родной язык. И не стыдиться верить милосердию жизни. Она низвергнет, но она и вознесёт, потому что Бог – есть, и Он подлинно, как говорил один святой монах в тридцатые годы, "любит не всех одинаково, но каждого – больше". Просто у нас сердечное зрение, возвращённое нам Толстым, иногда закрывается. Оно норовит быть задавленым самонадеянным разумом, который действительно сосед гордости и недремлющим часовым всё время "проверяет документы". Сегодня он и вовсе готов отказать сердцу и чувству в самом праве на жизнь, потому что они удерживают человека от окончательного потопа потребительской цивилизации.


Научившись этому "различению умов", мы вместе с Львом Николаевичем однажды и навсегда догадаемся о самом простом – что жизнь бесконечна, что она с каждым новым человеком отказывается верить смерти. И как чудесно просто писал не тревоживший Бога "по пустякам" и в этом лучший ученик Толстого И.А. Бунин: "Всё пройдёт, не пройдет только вера" в то, что смерти нет. И Толстой будет идти там, в этом не преходящем великом времени, рядом с Победоносцевым, Серафимом Саровским, с Пушкиным; святые с грешными и большие с маленькими.


История – это мы все, а не одни великие. Это мы узнали от него. Мы все – условие Божественной полноты. Все – вехи Господнего пути, неостановимой вечности. Проигравших при страдающем сердце нет.


Какое счастье – жизнь неостановима! И Ей, как любящей матери, нужны мы все. Душевной боли это не снимет. Но Астапово может подождать.

Эдуард ЛИМОНОВ ПОСЛАНИЕ К ГАЛАТАМ



***



Освещены в космическом пространстве


Классических два полюса земли,


Где мёртвых льдов немыслимые глянцы


Лежат, безмолвны, в ледяной пыли…



Там стаи смерти бродят без дороги,


Там с капюшоном смёрзся капюшон.


У призраков обрезанные ноги,


Как будто частокол сооружён…



Там глыбы льда летают в гневе лютом,


Там в пирамиду вделан страшный глаз,


И дьяволы расселись по каютам


У парохода, что во льду завяз…



Антарктика и Арктика седые –


Великие и страшные страны


Две неживые, обе ледяные,


Как будто две поверхности луны…


-----


Ребёнку – под соплёй в носу сюиту –


Видна из колыбели вся луна.


Там тоже смерть живёт по сателлиту,


Но не прельщает крошку и она…




ЕРЕСИАРХИ



Нечёсаные пророки,


Глазницы у них глубоки –


Симон, Маркион, Мани…


За ересью Оригена,


Возможно, видна геенна,


На огненную – взгляни!



Патлатые и босые,


Пророки, как домовые,


Стоят у седых колонн,


Ютятся в сырых пещерах,


Кричат со столпов о верах –


Симон, Мани, Маркион…



Летит над Иерусалимом,


Рептилий и птиц помимо,


Оскаленный Симон-маг!


Но Пётр, своим лазерным взором


Следящий за каскадёром,


Сбивает его рейхстаг!



О гностики, жёлты, сизы,


Замшелые, как карнизы,


И ржавые, как Вавилон,


Пыльные, как растафаре,


Шумные, как на базаре,


Апокрифы – не канон…




***



Реки Иордан неглубоки


Тяжёлые полосы вод,


Всклокоченные пророки


Впотьмах проклинали народ…



Фигура по водам ходила,


Ступнями приклеенная.


Вот, как это в древности было…


Фигуры светились края…



– Учитель!


– Учитель!


– Учитель! –


Кричали ученики.


И к ним обернулся Спаситель


На самой средине реки…




АПОСТОЛ ПАВЕЛ



Апостол Павел – кривоногий


Худой немолодой еврей –


Свой ужин ест один, убогий,


Присел на камне у дороги


И бурно чавкает скорей.


А рыбы вкус уже несвежий,


Прогорклый вкус у овощей,


Но Павел дёснами их режет,


Поскольку выбили зубей…



Ему "послание к галатам"


С утра покоя не даёт:


Кирпич, конечно, церкви атом,


Но он христьянство создаёт,


И варвар нам подходит братом…


И церковь Божия растёт…



Поел и лёг. Приплыл на лодке


Его забрать Мельхишиэк.


Апостол Павел… куст бородки,


Босой, немытый человек…



Сектант по сути бомжеватый,


Но в глубине его сумы


Лежит "послание к галатам" –


И вот его читаем мы…




***



Архитектура умирает,


Лишь храмы Господу стоят.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*