Юрий Рубцов - Мехлис. Тень вождя
Еще в июне 1929 года Политбюро упразднило в редакции «Правды» должность ответственного редактора, а для руководства текущей работой назначило бюро редакционной коллегии в составе Г. И. Крумина, H.H. Попова и Е. М. Ярославского. Отвечая на протест А. И. Рыкова по этому поводу, Политбюро 6 сентября утверждало, что правильность такого решения доказана успешной работой редакции. Но уже через неделю, 13 сентября, своим сторонникам В. М. Молотову и Г. К. Орджоникидзе Сталин написал совершенно противоположное: «Вина ЦК состоит в том, что он на минуту выпустил руль из рук в отношении бюро редакционной коллегии «Правды», забыв, что там, в бюро, сидит спортсмен от самокритики т. Ярославский, обладающий счастливой способностью — не видеть ничего дальше своего носа». В новом письме 25 декабря он вообще высказал мнение, что «с редакцией «Правды» неблагополучно» по той причине, что там «заправляют» бывшие троцкисты.[40]
Вначале Мехлис стал секретарем редакции — с самой революции в этой должности работала сестра Ленина М. И. Ульянова. И лишь в следующем году занял кресло главного редактора без всяких оговорок. Судя по всему, сталинскую проверку, насколько он хваток в условиях, когда на все сферы духовной жизни набрасывалась прочная партийная узда, насколько жестко способен проводить линию вождя и насаждать единомыслие как норму, Мехлис выдержал успешно.
Ученик был благодарен учителю. Мало кто потрудился так, как он, над закреплением в сознании масс сталинского культа, организацией пропагандистской шумихи вокруг личности вождя и его любого шага в политике. Так что у одного из наиболее яростных противников режима М. Н. Рютина были все основания в своей знаменитой платформе «Сталин и кризис пролетарской диктатуры» назвать «Правду» «личным непосредственным рупором» вождя.
Главный партийный журналист был уже достаточно искушенным политиком, чтобы понять: его выбор Сталиным сулит немалые перспективы только в том случае, если газета станет пропагандистским оружием вождя против действительных или выдуманных конкурентов и противников. «Место ленинской «Правды» в системе всех газет… — заявлял он, — совершенно очевидно. «Правда» должна возглавлять борьбу за генеральную линию нашей партии… Должна возглавлять борьбу и возглавлять ее против всех разновидностей оппортунизма».[41]
Став у руля газеты, Мехлис много публиковался в «Правде» сам, особенно поначалу. Диапазон его выступлений широчайший: от славословий в адрес сталинской гвардии до проблем обеспечения промышленности рабочей силой и ликвидации обезлички в кредитовании предприятий. Излюбленный жанр — передовая статья. Характерные для передовиц как газетного жанра прямолинейность, директивность тона еще более усиливались желчной, лишенной образности, сухой, барабанной манерой письма.
Все, кто окружал главного редактора, отмечали его прямо-таки нечеловеческую работоспособность. Многими часами он писал, правил. Неизменно лично подписывал номер в печать, уезжал домой ближе к рассвету, когда запускались ротационные машины, а уже через час-полтора звонил дежурному, проверяя, выдерживается ли график печати и рассылки. И так изо дня в день.
Но не личное творчество, а политический контроль газеты был для него главным делом. Писатель Лев Никулин отзывался в те дни: «Каждый человек в стенах редакции знает, что в номере «Правды» нет ни одной строчки, которую бы не обдумал, не выносил в себе тов. Мехлис. Каждый сотрудник «Правды», начиная с автора большой и научной статьи и до автора заметки в 10 строк, знает, что рукопись его будет прочитана и отредактирована тов. Мехлисом». Никулин хотел польстить редкому трудолюбию начальника. Но против своей воли подчеркнул главное — стремление того проконтролировать все и вся. Ни заметка, ни строка, ни единое слово не могли попасть на газетную полосу, минуя густое сито самой откровенной политической цензуры.
В соответствии со своим пониманием задач центрального печатного органа большевистской партии, новый редактор предпринял коренную ломку. Он перетряхнул весь аппарат и изменил его структуру. Ввел жесткое планирование: к трехмесячным добавлялись тщательно разработанные декадные планы, ежедневно проводились летучки. Была существенно расширена местная сеть штатных и нештатных корреспондентов. Словом, все, что в организационном или творческом плане осталось от прежнего руководства, шло на слом.
Приход Мехлиса в газету совпал с выходом в свет постановления ЦК ВКП(б) от 11 ноября 1930 года, которое отражало недовольство партийной верхушки составом редакционных коллективов, а также работой по подбору, подготовке и переподготовке журналистов и других категорий работников печати. Посему проблема кадров — их подбор по принципу абсолютной политической преданности, подготовка, расстановка — стала первоочередной в его деятельности как редактора. Были уволены все, кто так или иначе оказался связанным с любой оппозицией, имел сомнительные с политической точки зрения знакомства или связи.
Перестраивая работу газеты, Лев Захарович добился многого: значительно расширил сеть корреспондентских пунктов на местах, организовал подготовку кадров, для чего был открыт коммунистический институт журналистики имени «Правды», увеличил тираж, который уже в 1931 году достиг почти 2 млн экземпляров, осуществил переход на новые технологии — с июня 1931 года газету начали печатать с матриц в крупнейших промышленных городах страны.
От подчиненных Мехлис требовал знания обстановки, жестко упрекая за слабую информированность, кабинетный стиль: «Вам нужно всем скорее разъехаться, разъехаться на 100 процентов. Вы не знаете, что делается в стране, что делается в промышленности… Вы не имеете информаторов ни на фабриках, ни на заводах, ни в наркоматах», — наставлял он журналистов.
Усилиями главного редактора серьезный импульс получило рабселькоровское движение. Имея в декабре 1930 года 10 тысяч рабкоров, через полтора года газета располагала уже 50-тысячным активом внештатных авторов. В постановлении ЦК ВКП(б) от 16 апреля 1931 года был одобрен опыт «Правды» по созданию бригад печати, признанных «образцом коллективной работы рабселькоров». Газете было поручено общее руководство этим движением по всей стране. В практику широко внедрялась также организация выездных редакций на крупнейших стройках первой пятилетки — Сталинградском тракторном заводе, Днепрогэсе, Магнитке.
Требование к подчиненным хорошо знать обстановку на местах, владеть полной информацией выглядит резонным: факт для журналиста — это его хлеб. Только вот вопрос, какую действительную роль играла информация в сталинском государстве и отражала ли она реалии жизни?
При гарантированной законом свободе печати широкая информированность работников СМИ является не просто нормой, но и профессиональной обязанностью, поскольку в противном случае читатель, зритель, не получив интересующей его информации, не сможет реализовать своего конституционного права на ее обладание. В СССР же газеты и радио, а позднее и телевидение были не столько каналами информирования, сколько пропаганды, и работники СМИ чаще всего сами не обладали правдивой информацией по значимым вопросам. В таких условиях призыв к журналистам знать обстановку и писать правду на деле означал требование говорить и писать так, как выгодно власти.
С другой стороны, у них и выбора-то особого не было: вся советская печать, а уже тем более партийная, работала строго по директивам, поступавшим «сверху». Чего стоит, например, такое указание Сталина (о нем он 2 сентября 1930 года прямо писал Молотову): необходимо «перевооружить «Правду» и всю нашу печать в духе лозунга: «в колхозы», обязав их посвящать ежедневно и систематически по крайней мере страницу Фактам о приливе в колхозы, фактам о преимуществах колхозов перед единоличным хозяйством… Словом, открыть соответствующую систематическую и настойчивую кампанию в печати за колхозное движение…» (везде подчеркнуто Сталиным. — Ю. Р.).
То, что на самом деле большая часть крестьянства всеми силами открещивалась от вступления в якобы выгодные ему колхозы, партийных идеологов в данном случае не интересовало. Если выступления печати не соответствуют фактам реальной жизни, то тем хуже для фактов.
Объектом мехлисовских нападок становились любые отклонения от задававшегося режимом курса. Как-то резкий упрек заработал экономический отдел: речь шла о необходимости организовать разоблачение тех ученых, кто печатался больше за границей, чем дома, «причем без гонорара, ничего не получают — только напечатайте». Наше молчание при виде такого низкопоклонства перед Западом — позор, кипятился Лев Захарович. А ведь, когда захотим, можем. Вот появилась в «Известиях» маленькая, но «нездоровая» заметка академика Н. Лузина, никто внимания не обратил на нее, кроме «Правды». Ничего, что уважаемый ученый: в два дня развернули разоблачение этого низкопоклонника. Теперь уж ему неповадно будет соваться в зарубежную прессу.
