Ярослав Зуев - Большой план апокалипсиса. Земля на пороге Конца Света
Мои родители не были ни твердолобыми коммунистическими ортодоксами, ни номенклатурными карьеристами, уверяю вас. Они были физиками, трудились над теорией сверхпроводимости материалов, а в жизни придерживались умеренно либеральных взглядов, свойственных значительной части советской технической интеллигенции. Меня с детства растили на хорошей приключенческой литературе, на книгах Майн Рида и Роберта Стивенсона, Лондона, Хаггарда и Дюма. Это я к тому говорю, что шедевры советского партийно-патриотического политпросвета вроде иллюстрированных книг о пионерах-героях или брошюр «как стать десантником» у нас дома на полках не стояли. Тем не менее я, естественно, знал и о самоотверженном подвиге двадцати восьми панфиловцев, остановивших гитлеровские танки на подступах к Москве, и о сержанте Матросове, закрывшем грудью амбразуру фашистского дзота. Конечно, я не думал об этих людях изо дня в день, но они всегда были где-то рядом в качестве символов или даже архетипов, формирующих нацию. Я, пускай неосознанно целиком, полагал: Павлик Морозов выдал отца не в силу врожденных наклонностей к предательству, а поскольку на кону было Светлое Будущее, а в таких случаях не размениваются по мелочам, не так ли? Никому ведь и в голову не приходило обвинять в жестокосердии римского военачальника Красса, крикнувшего в драматический для своей окруженной со всех сторон армии момент: «Римляне, одного меня касается это горе», хоть речь на минуточку шла о его сыне, чью голову насадили на пику парфянские всадники. Ему надлежало подбодрить солдат, вот Красс и поступил как настоящий командир, оплакивать сына в разгар сражения ему было никак нельзя. Жизни остальных легионеров тоже ведь висели на волосках. К слову, почти все они оборвались, римская армия погибла под ударами катафрактариев вопреки самоотверженности Красса.[107]
Помните, друзья, с чего началась Перестройка? А как раз с Павлика Морозова и началась, когда его объявили законченным отморозком. А еще с солдат генерала Панфилова, когда их последний бой был назван фантазией, родившейся в головах военного корреспондента «Красной звезды» Коротеева и его шефа-редактора Ортенберга. Перестройка началась с «проклятого гололеда», на котором поскользнулся Александр Матросов, и ручки фонаря, заклинившего в самый неподходящий момент у капитана советских ВВС Николая Гастелло. Ну и пошло-поехало. Все наши победы мигом оказались либо дутыми, либо оплаченными неправдоподобно высокой ценой, все наши лидеры моментально стали параноиками, сифилитиками и отпетыми палачами. Конечно, виной тому послужила и бездарная советская пропаганда, отданная на откуп прожженным партийным карьеристам и оказавшаяся беспомощной, когда от нее потребовалось нечто большее ретрансляции ритуальных завываний идеологического отдела ЦК КПСС. Атака на идеи-символы (грамшианская революция, по определению Сергея Кара-Мурзы),[108] которыми легитимировалось идеократическое советское государство, развернулась во всю мощь под конец восьмидесятых годов минувшего столетия, и было уже не суть важно, где пролегала граница, отделявшая правду от новой, еще более изворотливой лжи. Идеологическая бомба сработала, поставить экономику на грань коллапса оказалось делом техники, и Советская империя рухнула фактически в одночасье. «В один день и одну трагическую ночь», как некогда писал об Атлантиде Платон.
Христианство, конечно, гораздо крепче строившейся на модернизированных марксистских идеях Советской империи, но средства, воздействующие на установки сознания миллионов людей, небезопасны и для него. Особенно когда стрелы, пущенные недрогнувшей рукой, не разглядишь за, казалось бы, невинными, облаченными в детективные декорации поделками заокеанских кинематографистов. Ну что вы, в самом деле, уже и пофантазировать нельзя…
Нельзя, как показывает печальный пример Энтони Саттона.
2.8. Боливар не вывезет двоих…
Поскольку они не имели ни церкви, ни постоянного прибежища, король дал им на время местожительство в южном крыле дворца, близ Храма Господня.
Гильом Тирский, хронист XII векаДа будет лев всегда сражаем!
Девиз ордена рыцарей ХрамаОрден тамплиеров, или рыцарей Храма Соломона, получил название по прописке: его первая резиденция располагалась у руин знаменитого Иерусалимского храма. Этот духовно-рыцарский союз появился на свет в 1119 г. стараниями рыцарей Гуго де Пайена и Готфрида де Сент-Омера, которые вместе с семью товарищами поклялись жизнь положить, «безвозмездно, то есть даром», прямо как в мультфильме нашего детства, защищая паломников в Святую землю. И, справедливости ради следует признать, что так и было какое-то время. Они защищали на первых порах, и жизни свои клали будь здоров, по некоторым сведениям, в ходе войн за веру сложили головы около двадцати тысяч храмовников. «Орден Храма, — писал известный французский историк и масон Ж. Мишо,[109] — служил истинным выражением духа Крестовых походов, духа воинственного и религиозного. Он был для королевства Иерусалимского живой крепостью, вечно поражавшей и никогда не поддававшейся. Какая радость была для бедных безоружных пилигримов, когда где-нибудь в горах Иудейских или равнинах Саронских они примечали вдали белую мантию рыцарей-храмовников».
Поскольку орден создавали военные, он сразу же стал военной организацией, которой командовал великий магистр, избиравшийся пожизненно специальной коллегией. Согласно уставу, рыцарям полагалось «заботиться о дорогах и путях, а особенно об охране паломников», а вот о всевозможных светских развлечениях вроде пения, танцев, охоты и, особенно, радостей общения с представительницами слабого пола — даже мечтать возбранялось. Рыцари давали обеты целомудрия и бедности, и не для галочки, а чтобы блюсти. Дисциплина в их рядах была жесткой, как у спартанцев. Именно бедность и крепкое братство символизировали два рыцаря на одном коне, изображенные на печати тамплиеров, которым и суп хлебать предписывалось из одной миски на двоих, чтобы никакой роскоши и в помине. А еще устав велел им сражаться до последнего, регламентируя даже вопрос, когда не зазорно отступить: лишь при троекратном численном превосходстве противника. Символом ордена Храма стал белый плащ с красным восьмиконечным крестом.
Однако, как уже говорилось выше, нищенствующие рыцари Христа (еще одно название ордена Храма) нищенствовали совсем недолго. Сопровождение и вооруженная охрана делегаций и грузов, следующих из Европы в Святую землю и обратно, оказались столь выгодными занятиями, что казна ордена мигом наполнилась золотом. На первых порах этому процессу потворствовал и римский папа, рассчитывавший использовать мощь тамплиеров по своему усмотрению. Крупные феодалы, в свою очередь, обласкивали нищенствующих рыцарей, одним словом, дарения и пожалования сыпались на них будто из рога изобилия. Немудрено, грозная сила, которую они собой представляли, по идее, должна была помочь европейцам удержаться в Святой земле. Однако расчеты не оправдались. Это понятно — рыцари постепенно стали бизнесменами, а бизнес, как ни крути, занятие прагматичное, хоть порой и маскирующееся за разными благообразными ширмами вроде войн за веру и другой аналогичной чепухи. Как сказал известный мыслитель, за деньги охотников воевать много, но пойдите отыщите того, кто согласится за них умереть. Тут требуются совершенно иные стимулы. Вероятно, нечто подобное имело место и в случае с тамплиерами. Под занавес Крестовых походов они так много времени уделяли торговле, логистике и ростовщичеству, что сражаться с «неверными» им стало просто некогда. Вот, например, путешествовавший по Иерусалимскому королевству Теодерих в «Книге о святых местах» (1172) не без удивления писал о неслыханных богатствах госпитальеров и тамплиеров, надо полагать, они бросались в глаза.
Вечные ссоры, дрязги и борьба за влияние дорого обошлись крестоносному движению. Тамплиеры же, вдобавок ко всему, еще и заработали обвинения в предательстве, из-за которого в 1148 г. под Дамаском провалился Второй крестовый поход,[110] а в 1187 г. европейцы потеряли Иерусалим.[111] Пока лидеры обезглавленного смертью Балдуина V королевства выясняли между собой отношения, решая, кто самый достойный, чтобы сесть на вакантный трон, город вместе со всем королевством упал в ладони знаменитого султана Саладина.[112]
Неудачи, преследовавшие крестоносцев впоследствии, никоим образом не сказались на финансовом благополучии ордена Храма, напротив, он процветал. Вот уж воистину, кому война, а кому мать родна. Тем более что понтифик очередным указом разрешил тамплиерам давать деньги под ссудный процент, что в ту пору строжайше запрещалось католической церковью. Для храмовников сделали исключение, еще бы, ведь их добытые столь сомнительным способом средства предполагалось использовать на благие цели.
