Лев Аннинский - Русские и нерусские
Что такое «Слово о полку Игореве»? Битва на гибельном рубеже. «Война и мир»? Битва на гибельном рубеже. «Тихий Дон»? Битва на гибельном рубеже.
Достоевский, вослед Пушкину, всеотзывчиво озирается на мировые горизонты, а как публицист вязнет в Восточном вопросе. Как и Толстой, начавший с «Севастополя» и кончивший тем, что отправил своего Вронского на турецкий фронт.
Но Пушкин, Пушкин?..
«Наше все». Непостижимая, неповторимая, неуловимая гармония. Жар-птица, опалившая и улетевшая. Ухватишь, а в руке — ничего. Перышко.
Берет русский человек перышко, описывает «дом Ростовых» — и опять на рубежи, где «все смешалось»: кони, люди, и залпы тысячи орудий. и надо отбиваться от последовательных технократов и последовательных идеократов.
Ущелья расчетов, загадки вершин
Кавказская драма пронизана ежемгновенной расчетливостью. Федералы хотят зачистить шесть сел Панкисского ущелья, населенного кистинами, потому что укрывшиеся в ущелье боевики по горным тропам переправляются с оружием в Чечню, где «методично отстреливают русских солдат и офицеров». Грузинские же власти не хотят, чтобы федералы вычищали боевиков из Панкисского ущелья, потому что предвидят: в результате шесть сел превратятся в пепелища, боевики («сто, двести, пятьсот или тысяча пятьсот») благополучно уйдут в Чечню, а восемь тысяч чеченских беженцев плюс десять тысяч кистин, потерявших кров, хлынут из Панкиси в Кахетию.
Над этими тесными, как ущелья, расчетами высятся на уровне снежных вершин Кавказа не разгаданные за столетия загадки.
Например, такая.
Кистины (так грузины называют чеченцев, которые после присоединения Грузии к России переселились из Чечни в Панкиси) за полтора века «сильно огрузинились и даже стали переходить в христианство, но после революции этот процесс прервался: Грузинскую православную церковь Советская власть загнала в угол, миссионерство было запрещено, и в Панкиси снова возобладал ислам».
Советская власть что же, ставила это целью?! Нет, она имела целью коммунизм. Но, видно, рассчитывая путь в ущелье, никогда не знаешь, куда сверзишься.
Еще пример.
В первую чеченскую войну в Грозном район индивидуальной застройки почти не обстреливался: «Дудаевцы действовали в основном в многоэтажных жилых массивах. Парадокс в том, что большую часть жителей многоэтажек составляли русские, они же и приняли на себя удар российской артиллерии».
Не факт, что Дудаев рассчитывал на такой эффект, но что русские артиллеристы отнюдь не рассчитывали убивать русских жителей Грозного, — факт. Однако убивали. Такой парадокс истории.
И еще. Перебрасываемся через обе чеченские войны к сегодняшнему моменту. Мир объявлен, вчерашние боевики, не запятнавшие себя кровью, амнистированы, беженцам предложено вернуться домой — ив районы индивидуальной застройки, и в многоэтажные массивы.
Результат (цитирую эксперта):
«Не бомбят, не врываются в дом, не тащат в тюрьму или фильтрационный лагерь. Но все равно не жизнь. Женщины хоть делом заняты: готовят еду, стирают, за домом смотрят. Дети в школе учатся, потом уроки готовят, играют. А мужикам — хоть с тоски вешайся или бери автомат и уходи к боевикам.»
Не будем перечислять, кто в этом виноват, спросим себя: что делать?
Ответэксперта: строить! Строить современное общество с соответствующим материальным фундаментом. И тем самым давать мужикам работу — на уровне XXI века.
Тотчас — первая ласточка: объявили тендер на сооружение в Панкисском ущелье гидроэлектростанции. Выиграли тендер китайцы. «Они не стали строить буддийского храма и проповедовать кистинам буддизм». Они построили ГЭС, и ГЭС дала ток.
На этой оптимистической ноте автор кончает свой очерк.
Вопрос: а что, Советская власть не строила на Кавказе электростанций? Не старалась втянуть горцев в новую жизнь — как ее понимали сто лет назад «передовые умы»? И, за исключением Великой Отечественной войны, когда отбивалась власть от Гитлера под Москвой, дралась против него в Сталинграде и выселяла из ущелий народы, на которые Гитлер делал ставку, — за исключением трагедии войны (война — всегда трагедия), — Советская власть что же, только и делала, что рисовала серпы и молоты на фасадах? Или все-таки старалась вытянуть народы из ущелий на «светлый путь»?
Китайцы храма не построили? Слава богу. А если китайцы, цивилизуя Кавказ, завезут строителей в таких количествах, что тем понадобятся храмы (не буддийские только, а, скажем, конфуцианские), — что будем делать?
Что делают сегодня в Панкисском ущелье кистины, ожившие после войны, известно: возобновляют виноделие и вино-питие. А еще? А еще строят мечети на деньги, пожертвованные единоверцами из Саудовской Аравии. За переход в ваххабитскую веру им платят сто долларов, за регулярное посещение мечети — пятьдесят долларов в месяц. Так что китайцы могут отдыхать.
Дудаев, объявляя войну России, рассчитывал, конечно, на нефтяной куш, но скорее всего чувствовал за спиной силу, куда более мощную и загадочную. Превыше всех расчетов. Силу, с которой мы теперь и имеем дело. Так что остается уповать за «спор между собой» суннитов и шиитов, меж коими, как пишет комментируемый мной автор, «такая же разница, как между католиками и протестантами, и такая же «любовь».
Теперь несколько слов об авторе.
Валерий Каджая — блестящий журналист и публицист, хорошо запомнившийся читателям «Известий» и «Труда» по статьям и очеркам на протяжении последних десятилетий. Еще важнее: пресс-секретарь, сопровождавший в 1995 году Уполномоченного Кремля на театре боевых действий. Знаток Кавказа, родившийся в Грузии и окончивший Тбилисский университет. И — что еще важнее — перворазрядный альпинист, в молодые годы исходивший родные горные тропы и хорошо знающий, что можно пронести по этим тропам автоматы (из которых потом «методично постреливать русских солдат и офицеров»), но провести по этим тропам ишака, навьюченного минометом и семенящего над пропастью во тьме Панкисского ущелья», — шалишь, нельзя: сверзится ишак!
Хорошие расчеты. Еще бы разгадать парадоксы глобального бытия. В чем и помогает нам эксперт.
Вселенная сверху
Желание нарисовать дерево, просто дерево, как это делают европейские мастера, соединилось с желанием посмотреть на вселенную сверху.
Орхан Памук «Меня зовут красный».
Как только стало известно имя Нобелевского лауреата 2006 года — Орхан Памук, — книгоиздатели объявили его «одним из лучших ныне писателей». Знатоки взрастившей его словесности уточнили, что это «самое яркое явление турецкой литературы за все время ее существования». Премия присуждена «за поиск души меланхолического города — Стамбула», — и читатели действительно находят очарование в стамбульских очерках: просвечивают горизонты — мифология сквозь воспоминания, явь сквозь сон, фантастические видения сквозь достоверные реалии «города и мира».
В большом «красном» романе Памука, над которым он работал все 90-е годы, меньше «города» и больше «мира». Но та же уникальная способность показывать одно сквозь другое.
Европа — сквозь Азию. Реальность — сквозь миф. Конкретное, реально растущее дерево — сквозь древеса, вечностью отшлифованные в сознании.
В романе действует мальчик по имени Орхан; имя, разумеется, не случайно: именно этому мальчику предназначено «записать» рассказываемую «историю» так, «чтобы она была интересна». То есть: «развлекаясь словесными играми, соревнуясь в иносказаниях, двусмысленностях и метафорах», — так, чтобы получилась «не очень правда, но и не очень ложь» (замечательная самохарактеристика Памука-писателя, если говорить о поверхности текста).
Поверхность занимательна и головоломна. Рассказчики меняются — слово дается не только живым, но и мертвым (зверски убитым) участникам действия. Такая стереофония в мировой литературе не новость: классический пример — «Расемон» Акутагавы, можно вспомнить и «Лунный камень» Коллинза, но четыре евангелиста останутся вне конкуренции. Памук работает с профессиональным блеском, но это для него не самоцель: задача глубже.
«История», рассказанная в романе, происходит за три с половиной века до рождения этого Орхана, то есть автора. Сквозь 1950-е (годы его детства) просвечивает время, когда османы, разгромившие византийцев, еще только утверждаются на их земле. Славное же — сквозь то и это время просвечивает вечность.
С точки зрения вечности — жизнь рассыпана на фрагменты, на бесконечно повторяющиеся сюжеты, на листки рассыпавшейся книги; эти листки летают, кружатся, встречаются, не опознавая друг друга, и только мастер-художник способен соединить их — по ведомым ему вечным признакам.
Нарисованное обладает способностью магического «наведения». Чуть изменишь на рисунке черты красавицы — ив реальности она разлюбит своего героя. Нарисуешь смерть — погибнешь. Спрыгнет с твоей кисточки на бумагу шайтан — и убедит тебя в том, как прекрасно убить собственного отца.
