Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич

Решение о плебисците ускорило драматическую развязку истории с аншлюсом. Гитлер был в ярости. Оказалось, что у германского Генштаба отсутствует план вторжения в Австрию. Пришлось доставать из архивов наработки «операции Отто», готовившейся в 1936 году на случай реставрации Габсбургов и срочно обновлять ее ²³². 10 марта Зейсс-Инкварт и Глайзе-Хорстенау потребовали переноса плебисцита на две недели и отставки Шушнига. Канцлер согласился на перенос, но отказался уйти в отставку. На следующий день, не найдя поддержки у стран Запада, Шушниг сложил с себя полномочия и обратился по радио к австрийцам. «Сегодня германское правительство выдвинуло президенту (Австрии) Микласу ограниченный по времени ультиматум с требованием назначить канцлером лицо, которое будет указано германским правительством, — заявил Шушниг. — Это лицо создаст правительство, удовлетворяющее Германию. Иначе, германские войска вторгнутся в Австрию... Президент просил меня сказать, что он уступает силе. Поскольку даже в такой ужасной ситуации мы не готовы к пролитию крови, мы отдали приказ (австрийским) войскам не оказывать сопротивление» ²³³. Но это был еще не аншлюс. Назначенный новым канцлером Зейсс-Инкварт хотел сохранить для Австрии остатки независимости и присоединить страну к Германии мирным путем, без ввода германских войск ²³⁴. Однако из Берлина от него требовали пригласить германские части, и вечером 11 марта Зейсс-Инкварт запросил германское правительство «как можно скорее прислать войска для восстановления законности и порядка в Австрии» ²³⁵. Гитлер уже не хотел ждать. Он боялся положительного исхода австрийского волеизъявления. Австрия «все ближе и ближе подходит к состоянию анархии, — объяснил он Муссолини свою позицию накануне вторжения. — Как канцлер Германии и уроженец Австрии, я не могу оставаться безучастным к тому, что происходит» ²³⁶. Дуче давно все понял. Ему совсем не нравился план аншлюса, как ни убеждал его Гитлер в незыблемости будущей границы в Тироле. По Европе даже ходили слухи о том, что за идеей австрийского плебисцита стоял не кто иной, как Муссолини ²³⁷. Но дуче уже сделал выбор в пользу сближения с Третьим рейхом и решительно отмежевывался от подобных намеков. «Если по какой-нибудь случайности возникнут слухи о том, что Муссолини высказывался в пользу проведения плебисцита в Вене, — заверял германский МИД советник итальянского посольства в Берлине граф Магистрати, — дуче хотел, чтобы вы знали... — он всегда выступал против плебисцита» ²³⁸.

11 марта Гитлер подписал Директиву № 1 о вторжении. В ней предписывалось, чтобы любое сопротивление «жестоко подавлялось силой оружия» ²³⁹. В ночь на 12 марта вермахту был отдан приказ войти в Австрию, и в 5:30 утра началось германское вторжение. Оно оказалось плохо подготовленным. У техники не хватало горючего, многие танки оказались неисправными и глохли посреди дороги. Но все это было мелочью по сравнению с тем энтузиазмом, с которым жители Австрии приветствовали германские войска. Непоследовательная позиция Шушнига, то призывавшего к борьбе, то просившего не оказывать сопротивления, сделала свое дело. Те австрийцы, которые еще недавно собирались по всей стране на многотысячные митинги в поддержку независимости, предпочли остаться дома. Да и что они могли сделать? Их протесты привели бы лишь к бесполезным жертвам. Австрийская армия бездействовала, хотя среди военных было немало противников национал-социализма. Влияние «австрийской идеологии», успешно внедрявшейся в сознание жителей Дунайской республики при Дольфусе, в последние годы оказалось сильно размытым постоянным упоминанием того, что австрийцы являются таким же германским народом, что и немцы. В общем, противники национал-социализма (но не объединения с Германией), которых в Австрии было много, вели себя тихо, а сторонники нацистов ликовали на улицах. Паника в эти дни наблюдалась лишь у многочисленного еврейского населения Австрии, что было абсолютно понятно. Евреи знали, какая судьба уготована им после объединения. Всю вторую половину февраля и начало марта они старались перевести свои сбережения в швейцарские и другие иностранные банки и выстаивали в длинных очередях за визой в различные консульства. Будущее австрийских евреев занимало в те дни лишь нацистов, которые задолго до вторжения начали готовить списки лиц на отправку в германские лагеря и депортацию в Палестину. На помощь и заступничество Западных демократий евреи не особенно рассчитывали. Франция, Швейцария, Нидерланды, Бельгия и Великобритания ужесточили ограничения для австрийских беженцев ²⁴⁰. Чехословакия, Югославия, Румыния и Венгрия вообще закрыли свои границы. Австрийские евреи стали первыми, кто попал в созданную совместными усилиями европейских стран западню.

Европа вообще на удивление вяло и беспомощно отреагировала на аншлюс. Одни только французы пытались организовать совместное выступление с Англией и Италией, но ни там ни там не встретили понимания. Из Рима германский поверенный в делах Плессен 11 марта сообщил в Берлин, что французское правительство предложило Италии обсудить совместные с Францией и Англией действия в ответ на события в Австрии, но итальянское правительство отказалось рассматривать этот вопрос ²⁴¹. «В критический для Италии час (возможно, Гитлер имел в виду кризис вокруг Абиссинии. — И. Т.) я доказал вам неизменность моих симпатий, — поблагодарил фюрер дуче за поддержку. — Можете не сомневаться, что в будущем мое отношение не изменится» ²⁴². Англичане протестовали скорее по необходимости. Новый британский посол в Берлине Невил Гендерсон еще в июне 1937 года согласился с Папеном, что германо-австрийские отношения исторически представляют для Германии особую важность и должны решаться в соответствии с этим. Папен тогда пожаловался Гендерсону, что британский посланник в Вене Уолфорд Селби придерживается совершенно иной точки зрения и всеми силами поддерживает в Лондоне идею независимости Австрии, создавая трудности для германской политики. «Уверяю вас, моя точка зрения возобладает в Лондоне, — успокоил Папена сэр Невил. — Вы только не должны спешить с решением этой проблемы. Она касается больше Франции, чем нас, и нам необходимо время, чтобы изменить французскую позицию» ²⁴³. Гендерсон знал, о чем говорил. Он не сомневался в поддержке Чемберлена, объяснявшего в ноябре того же 1937 года своей сестре Иде: «Не понимаю, почему мы не могли бы попросить Германию дать нам заверения в том, что она не применит силу против австрийцев и чехословаков, а мы дали бы аналогичные гарантии, что не используем силу, если Германия добьется желаемых ею изменений мирным путем» ²⁴⁴.

Не все, конечно, в Форин Офис думали, как Гендерсон или Чемберлен. В ноябре 1937 года Иден строго предупредил Гендерсона, чтобы тот не предпринимал никаких шагов, которые «заставили бы германское правительство думать, будто правительство Его Величества согласится с каким-либо урегулированием, достигнутым за счет политической независимости государств Восточной и Центральной Европы» ²⁴⁵. Сменивший Селби новый посланник в Вене Майкл Палайрет также был против аншлюса. Он сочувствовал Австрии и Шушнигу. «Я думаю, риск себя оправдывает, — сообщил он в Лондон после объявления о плебисците. — Если нынешняя атмосфера тревоги и неопределенности сохранилась бы, канцлер (Шушниг. — И. Т.) потерял бы свой авторитет. Если он добьется решающего большинства, то сразу покончит со всеми беспорядками твердой рукой» ²⁴⁶. И на следующий день, 11 марта: «Ситуация критическая. Если канцлер уступит, это будет означать конец как его самого, так и независимости Австрии. Если он проявит твердость, то столкнется с угрозой военных действий со стороны Германии» ²⁴⁷. Впрочем, Иден скоро покинул Форин Офис, а позиция Палайрета мало влияла на умиротворяющий подход Чемберлена и его команды. «Мы признали, что с германской точки зрения есть реальные проблемы, связанные с Австрией и Чехословакией, — заявил сменивший Идена Галифакс 10 марта на встрече с Риббентропом. — Но развитие ситуации и слова, используемые в последнее время в Германии, как в публичных выступлениях, так и в частных беседах, затрудняют достижение мирных решений и накаляют обстановку, что может в какой-то момент привести к действиям, которые будут, даже против желания германского правительства, чреваты общим конфликтом» ²⁴⁸. Витиеватым языком Галифакс давал понять, что немцам надо просто поменять тональность своих выступлений, а саму политику они вполне могут оставить прежней. «Правительство Его Величества не может взять на себя ответственность за советы канцлеру (Шушнигу), какие шаги ему предпринять, поскольку они могут подвергнуть его страну опасности, от которой правительство Его Величества будет не в состоянии гарантировать защиту», — объяснил взволнованному Палайрету британскую позицию лорд Галифакс 11 марта ²⁴⁹. Максимум, на что решился глава Форин Офис, — это объяснить Риббентропу, насколько негативное отношение вызывает в Англии ультимативное требование отставки австрийского канцлера, особенно после того как тот согласился отменить плебисцит ²⁵⁰. Галифакс явно стремился спустить дело на тормозах. Очень быстро, уже 2 апреля, Британия уведомила Германию о признании вхождения Австрии в состав Третьего рейха и о преобразовании в консульство своего представительства в Вене ²⁵¹.