Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич

Первой жертвой гитлеровской экспансии в Европе стала Австрия. Впрочем, о «жертве» в данном случае можно говорить с некоторой долей условности. Значительная часть населения этого небольшого дунайского государства сама хотела в той или иной форме объединиться с Германией. По окончании Первой мировой войны австрийцам и венграм, как титульным нациям, пришлось отдуваться за всю почившую империю Габсбургов. Большинство бывших территорий Двуединой монархии вошли в состав новообразованных государств (Польши, Чехословакии, Королевства сербов, хорватов и словенцев), а также отошли к Румынии и Италии. Австрия и Венгрия со значительно усеченными землями оказались в лагере побежденных, и с ними были подписаны отдельные мирные договора. Уже в то время австрийцы, превратившиеся из главной нации большой европейской империи в маленькое и лишенное прежних ресурсов государство Центральной Европы, изъявляли желание войти в состав Германии (об этом шла речь в первой части книги), но Союзники категорически воспротивились этому. Более того, по Сен-Жерменскому мирному договору Австрии запрещалось объединяться с Германией. Пока Союзники были в состоянии воспрепятствовать объединению германских и австрийских немцев, они пресекали любые шаги в этом направлении. Достаточно вспомнить попытку создания в 1931 году «таможенного союза» между двумя странами, против которого особенно резко выступили Франция и Италия. После прихода к власти в Германии нацистов все союзнические «надзорные» функции отошли к Италии, которая была более других заинтересована в том, чтобы на ее границах не появилось мощное объединенное государство, способное вернуть населенный австрийцами Южный Тироль.

Первую, закончившуюся неудачей попытку присоединить Австрию Гитлер предпринял вскоре после прихода к власти. Это было ожидаемо, поскольку об аншлюсе как о главной задаче говорилось уже на первой странице Mein Kampf. «Германия и Австрия должны создать единый Германский Фатерлянд, — поставил цель Гитлер. — Люди одной крови должны жить в одном государстве». Для подобных заявлений в то время были веские основания. Различные референдумы и опросы, проводившиеся в первой половине 1920-х годов на австрийской земле, несмотря на жесткое противодействие Союзников, показывали, что австрийцы с надеждой смотрели на Германию. Голосование в австрийском Тироле, например, проведенное 24 апреля 1921 года, показало, что 145302 человека выступило за объединение с Германией, и лишь 1805 — против. Правда, во избежание санкций со стороны Лиги Наций (за нарушение Сен-Жерменского договора), отвечали они на вопрос, который звучал так: «Должно ли правительство обратиться в Совет Лиги Наций за разрешением Австрии объединиться с Германией?» Но сути это не меняло. Власти Зальцбурга решили не дразнить Союзников и примерно в то же время организовали у себя частное голосование, но уже с прямо поставленным вопросом. Результат оказался таким же, как в Тироле, — 98 546 жителей высказались «за», и всего 877 — «против» ¹⁸⁸.

Но все это было до того, как нацисты пришли к власти. В начале 1930-х годов ситуация стала резко меняться. На государственном уровне Австрия не приняла идеи национал-социализма. «Разве вы хотите иметь что-либо общее с этим гангстеризмом? — спрашивал, обращаясь к австрийцам, канцлер Энгельберт Дольфус в июне 1934 года. — Я призываю вас... перечеркнуть их методы и их философию, которая оправдывает их методы. Одно только можно сказать об их методах, и я заявляю: “Я против них!” Любой, кто не захочет повторить это, является их пособником» ¹⁸⁹. Национал-социализм, однако, уже успел пустить корни на австрийской земле. Чтобы противостоять ему, сторонники Дольфуса, при его непосредственном участии, разработали доктрину собственной, «австрийской идеологии», представлявшую австрийцев немецкоговорящим народом, который за пять веков руководства многонациональной империей Габсбургов вобрал в себя многие культурные черты управляемых им народов — венгров, западных славян, итальянцев. Это делало менталитет немецкоговорящих австрийцев, их взгляд на внешний мир существенно отличными от тех, что были характерны для немцев из Германии ¹⁹⁰. Новая идеология удачно обращалась к традиционному для австрийцев самовосприятию, о котором писал английский историк Тейлор. При Габсбургах «быть австрийцем, — считал Тейлор, — означало быть свободным от национальных привязанностей», потому что старая Австрия «была не государством, а организующей силой Империи» ¹⁹¹. Схожие мысли о бывшей роли австрийцев высказывал другой британский историк европейских империй — Доминик Ливен ¹⁹². При Дольфусе старую, организационную идею правившей нации кардинально переосмыслили и приспособили к нуждам текущего момента — немецкоговорящим жителям страны, составлявшим ее основу, предлагалось идентифицировать себя как австрийцев по национальности, и большое количество граждан Дунайской республики легко восприняли в своем сознании такие перемены. Фюреру, однако, было не до подобных тонкостей. Австриец по происхождению, он давно исповедовал «пангерманскую» и антисемитскую идеологию, положив их в основу своих идей национал-социализма. Его не смущало, что в начале 1930-х годов все больше жителей Дунайской республики предпочитали считать себя австрийцами, а не немцами. Процесс «перехода» из немцев в австрийцы ускорился после прихода Гитлера к власти ввиду неприятия многими жителями страны идей национал-социализма. На этой почве в середине 1930-х годов в Австрии возник раскол, разделивший жителей страны на два больших лагеря — приверженцев «австрийской идеологии» и сторонников германского национал-социализма.

Скорее всего, Гитлер понимал это и инстинктивно чувствовал, что ему надо спешить с присоединением, чтобы окончательно не потерять Австрию. К этому его постоянно подталкивали австрийские нацисты, позиции которых в начале 1930-х годов были гораздо слабее, чем у их германских коллег. В 1930 году, когда германские нацисты набрали на выборах в рейхстаг 18 % голосов и получили 107 мест, их австрийских однопартийцев, не попавших в парламент, поддержали всего 3 % избирателей ¹⁹³. Ситуация не сильно изменилась и после прихода Гитлера к власти. Зато теперь из Вены в Берлин полетели послания с призывами к активным действиям. Их посылал Тео Хабихт, еще в 1931 году назначенный Гитлером координировать действия австрийской НСДАП. В 1933 году Хабихт получил дипломатическое прикрытие и перебрался в германское посольство в Вене. Он постоянно нагнетал обстановку и старался преуменьшить те негативные для Германии последствия, которые могли возникнуть в случае вмешательства Италии в ситуацию вокруг Австрии. На основании каких-то несущественных событий, намеков, а то и вовсе недомолвок, Хабихт старался убедить Берлин в том, что реакции Муссолини не стоит опасаться и дуче не будет противиться успехам нацистов в Австрии ¹⁹⁴. От германского посланника в Вене Курта Рита на Вильгельмштрассе приходили совсем другие сообщения. «До тех пор пока нынешняя позиция Италии не претерпит изменений, — сообщал Рит, — перспективы быстрого понимания между властью и национал-социалистами кажутся мне маловероятными. — Пока я не замечал никаких намеков на перемены в последовательной борьбе итальянцев против национал-социализма в Австрии» ¹⁹⁵.

Между позициями германского посла и нацистского представителя была принципиальная разница, и Гитлеру надо было выбирать, к чьему мнению ему прислушаться. Фюрер никогда не доверял германским дипломатам. Вот и в этот раз он встал на сторону Хабихта. Тем более что это отвечало его собственным желаниям. Почувствовав поддержку, Хабихт ринулся в атаку. 19 февраля 1934 года он, имея дипломатический статус, выступил с радиообращением по мюнхенскому радио, где предъявил австрийскому правительству фактически ультиматум. Германский координатор австрийских нацистов объявил о восьмидневной передышке в антиправительственной деятельности партии. За это время австрийскому правительству надлежало дать ответ, «собирается ли оно совместно с национал-социалистическим движением искать пути к лучшему будущему вместе с Германией». В случае неудовлетворительного ответа «дипломат» Хабихт угрожал продолжением подрывной деятельности австрийских нацистов ¹⁹⁶. Речь была настолько возмутительна, что ее не рискнула напечатать ни одна германская газета. Муссолини после этого заявил германскому послу в Риме, что Хабихта «надо упрятать в психушку», и Хасселю пришлось объяснять, что выступление не было одобрено правительством в Берлине ¹⁹⁷. Несколькими днями ранее дуче уже категорично заявлял о том, что не допустит аншлюса Австрии Германией ¹⁹⁸. Опираясь на такую поддержку, австрийцы, со своей стороны, под угрозой закрытия местной НСДАП, запретили своим нацистам вести какую-либо антиправительственную пропаганду.