Станислав Лем - Так говорил... Лем
— Понятно. Я могу прислать или бумажный вариант…
— На каком? На русском?
— На русском.
— Я не знаю, можно ли прислать это электронной почтой? Там какие-то сложности с кодировками… Я не знаю.
— Я попробую с вашим секретарем списаться, и мы определим, сможет он получить или нет… Но я могу и просто напечатать. Эти воспоминания публиковалось пока только в журнале, сокращенный вариант…
— Я понимаю. Мне даже смешно, но я общаюсь с Корженевским исключительно на английском языке. Почему? Он начал на английском, и мы ему отвечаем на английском. А почему — не знаю.
— Корженевский — сам переводчик с английского.
— Ага.
— Он литературный агент многих американских фантастов.
— Так, я знаю.
— И может быть, просто у него делопроизводство поставлено на английском языке…
— Может быть. Моему секретарю это не мешает, а я… с компьютером я не в состоянии… У меня есть старая пишущая машинка, и хватит с меня. Писать много я не собираюсь, ничего… писать много беллетристического… Другое дело, скажем, что-нибудь там о философии, футурологическое… Сейчас вот думаю о такой книге… она еще не существует, а только в моей голове кружится такая идея, чтобы продолжить «Сумму технологии». Точнее, не совсем продолжение, а чтобы разобраться, что было верно, а что было глупо. И как все переменилось, знаете, вроде как такие ветви расходящиеся. Это может быть интересно, но я еще не нашел человека, с которым я мог бы так работать, чтобы он меня спрашивал, а я бы ему отвечал. Потому что 99 процентов всех людей, которых я знаю, это литераторы, критики, гуманитарии в общем, и они этим вопросами не очень занимаются, им не очень-то интересно, наверное…
— Пан Станислав, а ваш сын сейчас живет в Америке?
— Нет. Он был в Америке, в Соединенных Штатах, окончил Принстонский университет, вернулся, женился на девушке, у меня уже есть маленькая внучка, ей один год… Он прекрасно изучил английский язык, переводит книжки, разные. Главным образом с английского. Хотя мы вместе довольно долго жили в Вене, он знает и немецкий…
— Я смотрю, у вас продолжается засилье англо-американских переводов, польской фантастики почти не выходит.
— Да. К сожалению. А те книги, которые теперь издают в Польше, и присуждается новый приз, называется «Nike»… мне они как-то не нравятся. Знаете, если кто-нибудь, как говорят, прошел огонь, воду и медные трубы, все эти оккупации… немецкие и советские… Ну ладно.
Значит, вы приехали из Абакана и будете возвращаться в Абакан?
— Да.
— Кажется, вы должны ведь через Москву ехать?
— Да. Через Варшаву и через Москву.
— Да. Ну конечно, время очень изменилось… То, что было, уже не важно. Вы бываете иногда в Москве?
— Бываю изредка.
— Метро еще существует?
— Существует.
— Знаете, у нас есть дирекция центральная в Варшаве, есть одна линия, есть дирекция автострад, и не существует ни одного километра метро, еще не в состоянии польское правительство осуществить этот проект.
Люди безнадежные — сами дураки. Знаете, меня попросили написать что-нибудь на тему об отношениях немцев и поляков. Это было в 93-м году. Я там написал — то-се… а закончил так: соединенная Германия будет окружена нищими всего мира, а Польша станет протекторатом Ватикана, Рима, Папы Римского. И так оно и есть действительно. А какая-то дама из Польши, которая сидит в этом институте польском в Германии, написала так: «пессимистические взгляды польского футуролога». Какие там пессимистические? Мне кажется, что это было реалистическим, и так оно и есть.
— Пан Станислав, а вот эту книгу вы помните?
— О! «Диалоги»… Это же было издано так давно… Вы знаете, вот все, что здесь, на первой странице написано,[236] так это они не понимали, никто… издатель даже не понимал, что это все значит, думал, может быть, я немножко с ума сошел, а?
Вы знаете, я даже удивился, что нашелся один немец, который удивился: «Как вы смогли здесь написать о механике устройства социалистического общества в то время?» Как-то удалось. Я даже не… когда я писал, я не знал, что это будет издано…
Где вы нашли эту книгу?
— В букинисте… В антиквариате.
— В Кракове?
— Да, вот сейчас.
— Удивительно. В то время, я даже не помню, очень небольшой был тираж… Сейчас посмотрю. Три тысячи! И достаточно посмотреть, что здесь на обложке, как это выглядит, они даже не знали, что нарисовать, о чем эта книга…
Действительно, а все-таки хорошо издаются (берет в руки книгу афоризмов)… Значит, народ имеет деньги, если бы не было денег, то рыночный спрос был бы небольшим.
— Деньги есть… но мало.
— Откуда — неизвестно?
— Все же работают, на двух, на трех работах сейчас…
— Они не понимают, эти самые, разные западники, не понимают. Они думают, они говорят так: «Раз произошел такой развал Советского Союза, настоящего капитализма в России нет, деньги куда-то удирают неизвестно… так…»
Но Россия все-таки уже не такая огромная, как Советский Союз, а все-таки достаточно большая страна.
— Да, большая. Далеко до вас добираться… Я пытался приехать раньше, но меня не выпустили из Союза…
— Теперь необходимы только три вещи: во-первых, деньги, во-вторых, деньги, в-третьих, деньги, и…
— И в-четвертых тоже…
«Больше плохого, чем хорошего». Беседовал Козловский Е.А.[237]
Евгений Козловский. Можем ли мы говорить по-русски? Если возникнут проблемы, молодой человек будет переводить.
Станислав Лем. Откровенно говоря, я даже польскую терминологию не совсем хорошо знаю, потому что она пока только начинает существование. 90 процентов того, что я читаю, — читаю на английском. В последние месяцы у меня и «Science», и «Nature», и «New Scientist», и бог знает что. Я слишком перегружен не только статьями о работе компьютеров, но и вообще… там ведь всё, все научные новшества. А что касается компьютеров — очень нелегко предсказать, что будет. Есть такие… обещания… теоретические возможности квантовых компьютеров… но это пока только грезы. Потому что, как известно, все это основано на суперпозиции, и избежать декогеренции — это огромный, сложный вопрос. Сегодня если удается передать один, два, три кубита — уже и это становится некоторым происшествием… А пока мы практически дошли только до того, что называется молетроникой: до молекулярных компьютеров, где логические элементы состоят из единственных молекул — но и это довольно сложно. Пока и тут тоже более надежд и обещаний, чем массовой реальной продукции: их производства пока совсем нет. И опять: вопрос в том, чтобы иметь хороший input и хороший output…
В последних номерах «Science» я читал, что жесткие диски будут заменены специальным видом бумаги, которую можно будет просто класть в карман, — но и это тоже обещание: только-только идут первые испытания. Таким образом, существуют, как говорят, огромные горизонты, но неизвестно, как все это в конце концов будет выглядеть.
Мне кажется, что решающей силой тут будет капитал. Если та или иная новая продукция принесет большие деньги, скажем, японцам или американцам — начнут на всю железку нажимать и делать именно это. Но предсказать, что именно это, — невозможно.
Пока Мур говорит, что каждые 18 месяцев вычислительная мощность увеличивается вдвое, но в конце концов всему должен прийти конец. Был такой американский немецкого происхождения физик — Ханс Бремерманн, — и он двадцать лет назад попытался предсказать, каков будет предел вычислительных мощностей (он имел в виду только итеративные процессы, не параллельные), — так предсказания оказались довольно скромными по сравнению с сегодняшней реальностью.
Теперь уже есть генетические программы… Одним словом, одной жизни не хватит человеку, если б он даже только этим занимался, чтобы быть в курсе всего компьютерного процесса. А я, кроме компьютеров, занимаюсь космологией, ксенобиологией. Последним достижением, произведшим на меня сильное впечатление, было прочтение человеческого генома. У меня есть вся эта огромная карта, которую я получил в подарок… Никто еще не знает, что из этого будет хорошего и что плохого… Кажется, будет больше плохого, чем хорошего. С новой технологией так обыкновенно бывает.
Вот теперь там, в другой комнате, сидит мой секретарь. У него компьютер, модем, ксерокс… все, что надо. Я этим не занимаюсь. Он фильтрует для меня информацию, потому что ее — огромное количество. И каждые полтора года — новый компьютер, новый процессор, новые то да се. Мне кажется, что эти фирмы из Silicon Valley — все они чего-то ожидают… мне кажется, что сейчас у них момент некоторого расслабления. То есть появляются новые процессоры, память, прочее — но прогресс компьютерного развития в новом темпе не идет. Вероятно, это просто невозможно.
