Юрий Комов - Портреты без рамок
В октябре 1942-го в результате опроса, проведенного сотрудниками института Гэллапа, читатели ясно высказали свою точку зрения на то, что, по их мнению, является основной заслугой автора книги «Миссия в Москву»: «Достоверность информации о суде над заговорщиками, выступившими против Сталина». И это было не случайно — уверенность г-на посла, все видевшего своими глазами, передавалась читателям. А Дэвис говорил лишь то, что было на устах всех в Москве, именно такие впечатления он вывез и теперь делился ими. Расправа Сталина со своими соратниками трактовалась как необходимость, как результат непримиримой борьбы с внутренними врагами, являвшимися «членами нацистской пятой колонны». Только такое объяснение можно было дать действиям нынешнего союзника: Сталин «последовательно» выступал против фашизма во всех его проявлениях, включая «оппозиционные силы» в государстве.
Через три дня после нападения Германии на СССР во время лекции, г которой Докис выступал в одном из университетов, ему задали вопрос о «пятой колонне» в Советском Союзе. Он ответил коротко: «Ее больше не существует — все расстреляны». И действительно, рассуждал далее посол, «внутренней агрессии» а Советском Союзе не произошло, как это случилось, например, в Чехословакии, Норвегии. Бельгии. «В 1937–1938 годах мы почему-то об этом не думали, — пишет Дэвис, — само понятие «пятая колонна» в России как бы отсутствовало». И далее Дэвис делает вывод, что советское руководство еще задолго до войны готовилось к ней и поэтому производило чистку своих кадров. У русских были свои квислинги, по аналогии с той же Норвегией, полагал американский специалист по нашим делам, и они их уничтожили.
Из описания Дэвисом встречи со Сталиным в 1938 году: «После того, как я покинул кабинет президента Калинина и перешел в приемную премьера, прошло всего несколько минут… и вдруг я просто остолбенел — в глубине комнаты открылась дверь, и вошел Сталин, с ним никого не было. Мне и в голову не могло прийти такое… Ни один дипломат не встречался с ним так, будь то в официальной или неофициальной обстановке. Фактически он избегает встреч. Его так тщательно скрывают от публики, что любая встреча с иностранцем становится почти историческим событием.
Так вот, когда он вошел, я, конечно, поднялся на встречу. Он тепло приветствовал меня, улыбаясь, держался очень просто, но одновременно величественно. Он производит впечатление человека сильного, собранного и мудрого. В глазах — тепло и доброта. Ребенку бы понравилось сидеть у него на коленях, а собаке ластиться у ног. Очень трудно связать воедино впечатление, которое он производит как человек добрый, мягкий и простой, и те события, что происходят здесь и вызывают гонения и рас стрелы высшего военного состава Красной Армии и т. п. Друзья его говорят, об этом меня заверил посол Трояновский, что все происходящее — меры, вынужденные для обеспечения защиты от Германии, и что когда-нибудь весь мир узнает «об этом» и поймет…»
«Эта книга — явление, она на все времена», — напишет на своем личном экземпляре президент Франклин Рузвельт. А рекламная кампания нового издания еще только набирала силу. До выпуска 700 тысяч экземпляров в твердом переплете и большого формата издательство «Саймон энд Шустер» дало согласие на опубликование отдельных глав на страницах «Нью-Йорк тайме мэгэзин» и «Тайме»; карманное издание по цене 25 центов разошлось в количестве полутора миллионов копий. Бестселлер решили экранизировать…
Надо сказать, что если до войны в США антифашистских фильмов были единицы («Великий диктатор» Ч. Чаплина, «Смертельный ураган» Ф. Борзеджа), то подлинно урожайным в этом плане стал 1943 год «Дети Гитлера» Дмитрека, «Стража на Рейне» Шумлина, «Палачи тоже умирают» Ланга. В том же году в Вашингтоне с удовлетворением (или нескрываемым раздражением — реакция была полярной у деятелей различного толка) следили за появлением все большего числа картин, в которых так или иначе звучали «русские мотивы». Особую категорию составляли ленты, повествовавшие о героической борьбе советского народа с гитлеровскими захватчиками, среди них — «Песня о России» Ратова, «Северная звезда») Майлстоуна, «Битва за Россию», часть серии «Почему мы воюем» Капра и Литвака. Многие известные режиссеры — Форд, Уайлер и другие — принимали участие в создании документальных фильмов, фронтовой хроники. Картина «Миссия в Москву», однако, стоит в этом ряду особняком.
Решение сделать по бестселлеру фильм вряд ли могло быть принято без официального одобрения администрации в Вашингтоне, хотя Джек Уорнер во время слушаний по данному вопросу в комиссии по расследованию антиамериканской деятельности в 1947 году утверждал обратное. Маловероятно, что президент и его окружение могли оставаться в неведении о подготовке сценария, в котором фигурировали, помимо самого Рузвельта, такие фигуры, как Сталин и Черчилль. А главное — тесные деловые и вполне дружеские в личном плане отношения Дениса с Рузвельтом не могли не сыграть свою роль. Продюсер ленты Роберт Бакнер полагал, что самого Дэвиса и братьев Уорнер делать фильм «уговорил» президент. Бакнер приводил при этом дословно фразу, произнесенную Рузвельтом во время беседы к Белом Доме, па которой присутствовали, помимо посла Дэвиса и кинопромышленника Гарри Уорнера, тогдашний посол СССР в США М. М. Литвинов и ближайшим помощник и доверенное лицо президента Гарри Гопкинс. (Аналогичное утверждение делает и сценарист фильма Говард Ком.) По их словам, Рузвельт сказал буквально следующее: «Нужно показать американским матерям и отцам, что их сыновья гибнут, сражаясь вместе с русскими за общее дело, и дело это правое, и русские — это настоящие союзники». По некоторым другим свидетельствам, инициатива исходила от Дэвиса, но том не менее предложение его одобрил президент. Во время слушаний 1947 года Джек Уорнер под присягой утверждал, что именно Дэвис вышел на компанию «Уорнер бразерс» с идеей фильма. Потом, правда, он все-таки уточнил: его брат Гарри, прочитав «Миссию в Москву», решил связаться с Дэвисом, Сам же бывший посол, которому в 1947-м, в год «голливудской чистки», также пришлось объяснять свои действия членам комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, излагал обстоятельства так: «Мне было известно, что на «Уорнер бразерс» в свое время поставили прекрасный фильм на военную тему… по книге посла Джерарда «Четыре года в Германии». Помимо этого, на студии, еще до того, как Гитлер начал войну, бесстрашно и смело выступали против нацистов, свидетельством чему стала постановка картины «Признания нацистского шпиона»… Вот почему я связался с Гарри Уорнером и рассказал ему о предложениях, которые были мне сделаны в плане экранизации книги «Миссия в Москву» Я откровенно сказал ему, что хотел бы, чтобы лента снималась его компанией». Так или иначе, создатели картины встретились и обсудили вопрос об общей целенаправленности будущей картины — они хотели создать произведение искусства, которое бы «оказывало на общественность психологическое влияние в интересах государства».
На самом деле вопрос о том, одобрял ли президент идею «просоветского фильма», далеко не так ясен. И с полной достоверностью вряд ли можно что-либо сказать, несмотря на утверждения американских источников. Дело в том, что Рузвельт избегал, когда мог, письменных свидетельств той или иной политической акции. С очевидностью можно говорить лишь о том, что создатели фильма полагали (во всяком случае, имели такую информацию), что картина делается с ведома и согласия президента. Есть также свидетельства, что сам Дэвис 21 апреля 1943 года привозил копию «Миссии в Москву» в Белый дом для просмотра: предполагается, что Рузвельт лично должен был дать разрешение на состоявшийся ровно через месяц показ картины Сталину.
Дэвис подписал контракт с «Уорнер бразерс» в июле 1942 года. Гонорар составлял 25 тысяч долларов, но главное — бывший посол получал абсолютный контроль над подготовкой сценария. Используя этот момент, и ходе работы над картиной Дэвис утверждал, что каждая поправка, любое изменение или уточнение делалось по пожеланию пли указанию президента. И студия «верноподданнически» подчинялась, и дело было не только в законах военного времени или патриотическом порыве. Дело заключалось в том, что в любой момент федеральное правительство могло признать проект «маловажным» и отказаться от тиражирования готовой ленты. Вот почему студия вела себя так послушно, что, в общем-то, для подобной ситуации совсем не характерно.
О написании сценария Дэвис вел сначала переговоры с известным сценаристом Робертом Шервудом, потом, когда из этого ничего не вышло, обратился к Эрскину Колдуэллу, автору многих социально острых книг и журналистских военных репортажей из Советского Союза. Сценарий, представленный Колдуэллом, Дэвиса и продюсера Бакнера, однако, не удовлетворил — не хватало завязки, действие ограничивалось пребыванием посла в Берлине и Москве, встречами с министром экономики Германии Шах том и Сталиным и описанием хода процесса над участниками «правотроцкистского блока». (С самого начала было решено показать в фильме один процесс, но сфокусировать в нем детали многих.) Следующий вариант сценария предложили подготовить Говарду Кочу, В отличие от Колдуэлла бывать в СССР ему не приходилось, историю нашей страны он почти не знал, да и от политики, в общем, был далек, хотя слыл поклонником Вудро Вильсона и его принципа коллективной безопасности. Вот почему в сценарии эпизоды, связанные с деятельностью Лиги Наций, получили более объемное звучание, нежели в книге Дэвиса. Коч ко времени начала работы над «Миссией в Москву» был автором лишь одного киносценария и пьесы, которая с успехом шла на Бродвее, но он же написал в 1938 году знаменитую радиопрограмму «Война миров», которая, искусно поданная Орсоном Уэллсом, так напугала американцев, поддавшихся панике и вообразивших, что на самом деле подверглись нашествию марсиан.
