Сергей Желудков - Почему и я христианин
"Бесчисленны и страшны сомнения мыслящего христианина; но, — продолжал Лафатер, — все они побеждаются невозможностью изобрести Христа". Здесь — таинственная ПРАВДА, которую можно примитивно понять так, что в самом деле — не могли же евангелисты "выдумать" дивный Образ Христа. В более глубоком смысле эта "невозможность изобрести" есть реальность нашего интимно–личного отношения ко Христу, духовный опыт Церкви, к которому и мы приобщились. Об этом говорилось в предыдущей главе. Мы приняли "поцелуй" благодати, таинственное откровение Личности Христа. Наши евангельские сомнения не "побеждаются" — нет, они остаются в полной силе; но они как‑то НЕ ПРИКАСАЮТСЯ К НАШЕЙ СВЯТЫНЕ. Мы можем сколько угодно сомневаться по поводу того или иного текста Евангелий — и мы тут же готовы, по слову святого Франциска, "преклониться с простотой", и воздать молитвенную славу нашему Господу… Как осмыслить нам эту двойственность?
В трудных размышлениях об этом я прихожу к аналогии, которая представляется мне конструктивной, на которой я хочу утвердиться. Наши Евангелия — это ИКОНЫ Христа. Священные и древние иконы — но только иконы. Поклоняюсь Первообразу, почитаю иконы — и в то же время совершенно ясно сознаю условности благоговейной иконописной формы. "Неправильная" анатомия, особая перспектива, чистые краски и другие невероятности. Глупо было бы "критиковать" древние иконы по этому признаку. И всякий раз, когда мы пытаемся смотреть на иконы как на фотографии — у нас возникают сомнения, которые получают положительный смысл именно в том, что они разрушают такие принципиально ложные представления.
Евангелия — что это: протоколы, стенограммы, мемуары? Нет. Слово "Евангелие" значит: "Благая Весть"… Евангелия — это "Благовествования", так это и пишется в заголовках печатных изданий. ЕВАНГЕЛИЯ — ЭТО ПРОПОВЕДИ О ХРИСТЕ. "Сие же написано, дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий" (по Иоанну, гл. 20). Эти Евангелия–проповеди, Евангелия–иконы исходили из глубины духовного опыта первоначальной Церкви и строились на материале УСТНЫХ ПРЕДАНИЙ о Христе и о событиях евангельской истории.
"…И спеленали Его, и положили Его в ясли, потому что не было им места в гостинице" (по Луке, гл.2). Вот так не нашлось Ему места и в официозной "истории", и только в простоте преданий сохраняла Церковь воспоминания о земных днях своего Основателя. Это были предания ИСТИННЫЕ — и потому это были предания РАЗНОРЕЧИВЫЕ. Из житейских наблюдений и мемуарной литературы мы хорошо знаем, как об одном и том же факте разные свидетели и пересказчики сообщают непременно по–разному, и даже один и тот же свидетель или пересказчик об одном и том же событии каждый раз снова говорит в чем‑то по–разному… Главное же установлено, что при абсолютной добросовестности свидетелей и пересказчиков в работе их памяти всегда непроизвольно участвует ВООБРАЖЕНИЕ.
Есть любопытные факты такого рода и в современных преданиях. Сестра Чехова изобличает солиднейших людей в том, что они в своих мемуарах "немножко пофантазировали" — будто бы она прибегала в театр с панической просьбой отменить первый спектакль "Чайки" в Москве (М. П. Чехова, "Из далекого прошлого", М.1960, стр.187). Можно было бы составить обширную подборку подобных фактов мемуарного мифотворчества. В приведенном примере замечательно, что разноречивое предание совсем не искажает существенной ПРАВДЫ — действительной тревоги всех перед спектаклем. Так бывает, что мифические сообщения в наиболее наглядной форме передают истинный смысл, самую суть действительности.
Могут быть разные мнения — в какой степени сказались в Евангелиях эти свойства истинного предания. Насколько мы можем судить по книге Деяний святых апостолов — первые общины христиан жили в постоянном возбуждении от дивных явлений благодати Духа Святого. Смотря из этого своего состояния назад на время человеческого уничижения своего Господа, они должны были и там видеть Его в отражении последующей славы — выражаясь в терминах принятой аналогии, они видели Его по преимуществу не фотографически, а иконописно… Кажется, об этом и свидетельствуют загадочные слова апостола Павла уже о первом поколении христиан: "… если же и знали (мы) Христа по плоти, то ныне уже не знаем" (к Коринфянам II, гл.5). Евангелия написаны в свете мистического опыта о Христе "на небе одесную Отца", и увидеть Христа на земле без этого освещения мы уже не в состоянии. Тщетны были все попытки нарисовать "Христа по плоти" — от благочестивых наивностей и пошлостей до столь спорного "Иешуа" в "Мастере и Маргарите" М. А. Булгакова. И вопрос еще — что БЛИЖЕ к сокрытой от нас действительности.
Евангелия — иконы. С первых страниц мы уже видим в них разные проповеднические тенденции и разные манеры письма. По Марку (самое лаконическое и, возможно. самое древнее из Евангелий) повествование начинается прямо со встречи Христа с Иоанном Крестителем у Иордана. По Матвею приводится еврейская родословная Иисуса от Авраама. По Луке родословная спускается к общечеловеческому корню — к "Адаму". Евангелие по Иоанну открывается размышлениями о предвечном "Логосе", воплотившемся во Христе. Утверждают, что учение о "Логосе" евангелист заимствовал будто бы у Филона. Если бы даже и так — это значило бы только, что он воспользовался языком современной ему философии Филона, чтобы обозначить духовный опыт Божественности Христа — опыт. превышающий всякую возможную философию. Это четвертое Евангелие местами особенно иконописно; в нем Христос то и дело говорит о Себе в первом лице то, что евангелист хочет сказать о Нем в третьем лице: Он — хлеб живый. сошедший с небес, Он — свет мира, Он — путь и истина и жизнь… В других Евангелиях манера письма, можно сказать, более реалистична; но и там центральное значение имеет тайна Личности Христа. Каждая по–своему, четыре иконы выражают Первообраз, единый для всех христиан во все времена — для тех, кто писал Евангелия и кто читал их тогда, и для тех, кто их читает сегодня. "Иисус Христос вчера и сегодня и во веки - Тот же" (к Евреям, гл.13). Отсюда и это удивительное единство впечатлений от четырех разноречивых Евангелий. Отсюда и другое "литературное чудо" — полное отсутствие рельефа, теневых черт у Героя. В любой другой литературе это дало бы совершенно мертвенный образ; почему же в Евангелиях мы видим Безгрешного Человека столь живо? Не иначе как потому, что Первообраз живет в нашей душе, и это "привносится" нами при чтении Евангелий. Можно сказать: мы, христиане всех времен и народов, УЗНАЕМ на евангельских страницах Христа, Который уже таинственно нам близок. "Это Господь" (по Иоанну, гл.21).
Евангелия — иконы. Этот аналогический принцип должен примирить нас со всеми сомнениями по поводу разноречивости и даже мифичности некоторых евангельских сообщений. ТАК ЭТО И ПОДОБАЕТ СВЯЩЕННЫМ ДРЕВНИМ ИКОНАМ. Вооружившись таким пониманием, я возвращаюсь к высказанным выше сомнениям и остановлюсь сначала на евангельских чудесах.
*Принципиально все мы, верующие в Бога Живаго, веруем и в возможность чудесного. "БОГ ИДЕЖЕ ХОЩЕТ, ПОБЕЖДАЕТСЯ ЕСТЕСТВА ЧИН,… Тем более, что и естества чин известен нам только поверхностно. Тайна окружает нас. В наше время так называемые парапсихические явления, научно удостоверенные, но научно не объяснимые, представляют собою область чудесного. В книге проф. Л. Л. Васильева "Внушение на расстоянии" (М.1962) мне особенно живо запомнился документ из архива Института Мозга в Ленинграде. Юноша видит на стене светлое овальное пятно, которое растет и превращается в фигуру девушки, его подруги. Она ему улыбается и произносит фразу, из которой он улавливает только последнее слово: "…тлена". Видение исчезает, а умный юноша немедленно фиксирует свой рассказ о нем и заверяет его подписями шести надежных свидетелей. Через несколько дней приходит письмо от матери девушки: оказывается, что в тот день и час, когда видел ее юноша. она скончалась, и последними словами ее были: "Боря. нет праха, нет тлена",…РАЗВЕ ЭТО НЕ ЧУДО? А ведь подобных факторов собрано уже великое множество. Или явления так называемого телекинеза — передвижения предметов без физической причины. Эти необъяснимые факты менее известны, но они существуют и свидетельствуют о вторжении к нам "иноестественного" порядка существования. А чудеса индийских йогов?.. Отрицать возможность чудесного, необъяснимого — в наше время это признак недостаточной интеллигентности.
Но как ни мало мы еще знаем о природе вещей — это уже упорядоченное, научное знание. Такого знания не было у людей той эпохи, когда составлены были Евангелия. Тогда гораздо легче верилось в чудеса; тогда и было, это наверное можно сказать, гораздо больше чудес, потому что это было время особенного действия благодати Духа Святаго… Но тогда по впечатлениям от чудес действительных так легко было поверить и в чудеса мифические. Насколько повлияли на евангельскую иконопись тогдашние донаучные представления о физической природе? Об этом у нас теперь могут быть различные, свободные мнения.
