Лариса Бабиенко - Как живется вам без СССР?
Пленники понимали, что прекращение полета стоит им жизни, но, как сообщили газеты, не могли удержаться от шутки, мол, хорошо бы выпить до посадки еще одну порцию виски — ведь в Ливии сухой закон.
После посадки лайнера руководителей восстания Ан-Нур и Хамадаллу арестовали. Лидер Ливийской революции Муаммар Каддафи, молодой бравый офицер, козырнув в приветствии Западу, преподнес беглецам свою чашу с цикутой: депортировал их в Судан в наручниках.
Казнили Махджуба, секретаря Суданской компартии, несмотря на обращение Брежнева, на рассвете во дворе тюрьмы, на глазах всех заключенных, которые в эту минуту клокотали яростью, рвали решетки на окнах, кричали от возмущения, пели Интернационал.
Казнили Махджуба в тот день, когда его младшему сыну исполнился год. Президент Нимейри нарочно выбрал этот день, чтоб навсегда отравить жизнь семье покойного, чтоб сын никогда не мог отметить свой день рождения.
Суданских левых, которых сдал Нимейри ретивый Каддафи, повесили в этот же день.
Многих коммунистов в Судане в 1971 году даже не бросали в тюрьмы. Их убивали в квартирах, на улицах, во дворах, на глазах родственников и детей. Жены погибших с детьми на руках убегали в деревни, в джунгли, в пустыню. Их находили и в песках, где до смерти забивали и беременных.
И тогда оставшееся в подполье руководство партии бросило клич: — Не прятаться! Всем выходить на широкие улицы. Страшно? Да!.. Но под ярким солнцем на глазах сотен людей убивать будут меньше. Надо заставить Нимейри бросать коммунистов в тюрьмы. Пусть с вас берут подписки, что вы больше не будете заниматься политикой. Подписывайтесь. Мы уйдем в подполье. Партия должна перехитрить врага.
Компартия действительно перехитрила врага и этой уловкой спасла жизни многим.
Капитал, мерзкое мировое закулисье едино в порыве не терять ни цента от доходов в любой точке земли. Капитал хрустел людскими ребрами по всей планете как хотел. Какова была реакция Советского Союза? Ведь жертв в Судане было куда больше, чем в Чили. В ответ — лишь заявление ТАСС.
Капитал вешал, расстреливал своих противников по всему миру, а советская дипломатия соратников ни в одной точке земли не защитила. Лишь кое-где показала пальцы в растопырку, да слегка постукала ботинком по трибуне ООН. И то какой шок был у недругов лишь от одного этого тычка! А если бы еще прислать флотилию?..
В столичном издании, куда перебралась из районной газеты Анна, ей сказали то же, что и в прежнем.
— Нужен материал о тружениках, о мужественных людях.
Но добавили то, что никогда не произнесут в малой газете:
— Хочешь в Заполярье?
— Еще бы!
В городе, где «олень держит на рогах день», на широте Полярного круга, в гостинице Салехарда ненец Лэми Худи с удовольствием болтал с Анной.
— И живут тут налим, щекур, муксун, — охотно загибал он пальцы, — сырок, язь, горностаи, лисицы, песцы, медведи, осетр. Самые жирные на земле собаки. Котят иногда на рукавицы держим. Живет еще гусь. У меня дикий гусь с собакой оленей загоняют. Прижился Васька у моего чума.
Наконец-то Лэми Худи утомился от собственной скороговорки.
— Тебе куда ехать? В Панаевск? Тогда вместе едем…
— Это далеко?
— Как до Шанхая пешком. Одинаково.
Анна чуть не шлепнулась на пол от удивления:
— Ну и ну!..
— Значит, к Валентине едешь!
— Кто такая Валентина?
Лэми Худи вытащил трубку из рта и изумленно уставился на гостью.
— Не знаешь, однако?
Он порылся в карманах, вытащил какую-то бумажонку.
— Вот, гляди!
— Что? — не поняла Анна.
— Подпись, однако. Валентина — директор совхоза. У нас миллион триста гектаров пастбищ. Представляешь? А я оленевод…
Ночью солнце гуляло по Салехарду, как днем, и мало кто в разгар лета тут спит как в центральной России.
— Завтракала? — спросил Лэми Худи.
Он открыл чемодан, кинул на постель майки, трусы, достал огромную рыбину, порезал, лучшие куски сунул Анне.
— Ешь, твоя держаться надо. «Аннушка» — плохой самолет. Я приехал за дочкой, наши дети часто в лесной санаторной школе на юге живут. Сейчас отвезу ее в тундру. Ты, наверно, врач? Едешь проверять наших людей?
Конечно же, Анна автоматически кивнула и залюбовалась девочкой, которая сидела на койке. Тоненькая, с косичками, с умными глазами, девочка охорашивалась перед крошечным зеркальцем, застегнув в волосы ярко-красную заколку.
— Как тебя зовут?
— Майяне.
— В каком классе учишься?
— В седьмом.
— Книжки любишь?
Девочка вытащила из сумки «Айвенго», рассказала о простом парне, который на охоте отморозил ноги, таких несчастных у северных народов прежде отстреливали, чтоб не сидел на шее. Но благодаря тому, что везде в стране уже были открыты школы, парень выучился и стал капитаном корабля.
— Пора к самолету! — скомандовал Лэми Худи и быстро пошел вперед.
«Аннушка» действительно изводила своих пассажиров, то и дело ныряя к каждому озерку, будто хотела понюхать все ромашки на их берегах.
— Держись, еще полчаса терпеть! — подбодрил неопытную пассажирку ненец.
— Прилетели? Наконец-то Панаевск?
— Ты что? — воскликнул Лэми Худи. — Это Яр-Сале пока. Вон звероферма, большие деревья. Дальше на Харасавее ни одного дерева. Оленевод, чтоб чай подогреть, черный мох в огонек подкладывает. Вон райком, видишь?
— Вижу, — сердито буркнула гостья, потому что этот райцентр и впрямь с другим не спутаешь: дома на сваях, дорога — широкий деревянный настил — тоже на сваях. Под настилом плюхает зеленая жижа.
— И захоронения наши, однако, на сваях, — добавил ненец, кивнув на горку, на которой возвышалось скопление каких-то длинных ящиков. — Вечная мерзлота, — вздохнул Лэми Худи. — Совсем не хочет человека эта земля, ни живого, ни мертвого.
— Панаевск где? — спросила нетерпеливо Анна.
Ненец молчал, прислонив ладонь ко лбу, что-то высматривая вдали. Вместо него ответила Майяне:
— Еще плыть на катере надо. Отец верно сказал: как до Шанхая пешком. На пристань пойдем сейчас, там должен быть почтовый катер «Связь-7».
— Да, капитан Петелин. С ним мы и доплывем.
На катере из трюма неслась веселая музыка.
— Плохо дело, — испуганно сел на камень Лэми Худи. — Капитан гуляет. Банка пьет. Теперь сутки, чертяка, гуляет. Надо ключ везде искать.
— Какой ключ, папа?
Лэми Худи показал, мол, к душе капитана надо искать ключ.
Анна и девочка подошли вплотную к прохладной, не замутненной воде, в которую даже летом руки не опустишь, ноги — тем более побережешь, ибо заледенеют тут же.
— Александр Васильевич! — крикнул Лэми Худи.
Из трюма катера, так что колыхались вокруг травы, по-прежнему неслась музыка. Потом из него вылезли веселые подвыпившие бородачи, спрыгнули на дебаркадер, и, махнув капитану на прощанье, двинули в сторону города.
— Александр Васильевич, — вновь обратился ненец к оставшемуся на палубе мужчине, который стоял на холодных досках босиком.
— Когда Лэми Худи один, он может ждать, пока капитан банка пьет. Но Майяне ждать не может. Дочка по матери скучает. Зачем бродяга у тебя семь раз Байкал переходит, он уже запутался, на каком берегу, однако?
На берегу летало столько комаров, что отделаться от них можно было только авиационным пропеллером. Анна хотела было спросить о чем-то Майяне, но мгновенно ворвавшееся в глотку полчище мошек заставило умолкнуть надолго.
— Александр Васильевич, — напомнил о себе вежливо Худи, — хочешь, я тебе на борт почту загружу, вон курьер едет…
Капитан резво махнул рукой, мол, давай быстрей. Тюки и сумки пять минут ловко летали с машины на борт, и пока курьер подписывал с капитаном документы о том, что почта сдана, Лэми Худи тихонько напевал себе под нос песенку на стихи местного поэта Лапсуя: «я зайчонком кувыркался вокруг чума твоего»…
— У тебя тоже зайчонок уже семь раз вокруг чума перекувыркнулся, не надоело? — усмехнулся речник и пригласил всех на судно: — Жду, сударыни, пожалуйста, быстрее… Сейчас поплывем.
— На Севере порядок нужен, — согласился он и подтвердил: — Не переживай, папаша, скоро будем в Панаевске, языком оленьим после забоя угостишь как-нибудь?
Катерок охотно сорвался с места и рванул на середину реки.
— Петелин чего гуляет? — спросил себя моряк и отчитался: — Петелин дом в Ханты-Мансийске купил, вот и гуляет Александр Васильевич от души. Скоро службу закончу, на юг уеду.
Суденышко долго мчалось мимо плоских, заросших тальником берегов.
— В прошлый раз лось прямо перед нашим носом переплыл, — рассказывала Майяне. — Вон видите, белуха идет, фонтанчики пускает.
— Да, целый косяк идет, — заворчал ее отец. — Жаль, под рукой сетей нет.
Проводив жадным взглядом косяк, ненец вдруг спросил Анну:
