Елена Прудникова - Сталин. Битва за хлеб

Ой, не про тебя ли пели скоморохи,
Пели скоморохи в здешней стороне:
«Завяла березонька при дороге,
Не шумит, зелёная, по весне»?

Ой, не ты ль, Настасья, девкой молодою
Думала-гадала — любит или нет?
Не тебя ль, Настасья, с горем да с нуждою
Обвенчали в церкви в зимний мясоед?

Не тебе ль, Настасья, говорили строго,
Что на белом свете все предрешено,
Что твоя дорога — с печки до порога,
Что другой дороги бабам не дано?

Расскажи ж, Настасья, про свою недолю,
Расскажи, Настасья, про свою тоску —
Сколько раз, Настасья, ты наелась вволю,
Сколько раз смеялась на своем веку;

Сколько лет от мужа синяки носила,
Сколько раз об землю бита головой,
Сколько раз у Бога милости просила,
Милости великой — крышки гробовой?

Расскажи, Настасья, как при звёздах жала,
Как ночей не спала страдною порой,
Расскажи, Настасья, как детей рожала
На жнивье колючем, на земле сырой.

Сосчитай, Настасья, сколько сил сгубила,
Сколько слез горячих выплакала здесь…
Говори, Настасья, обо всем, что было,
Говори, Настасья, обо всем, что есть.

То не ты ль, Настасья, по тропинке росной
Ходишь любоваться, как хлеба шумят?
То не ты ль, Настасья, на земле колхозной
Отыскала в поле заповедный клад?

Не твои ль поймали руки золотые
Сказочную птицу — древнюю мечту?
Не перед тобой ли старики седые
С головы снимают шапку за версту?

И не про тебя ли говорят с почётом
В городе далеком и в родном селе?
За твою работу, за твою заботу
Не тебя ли Сталин принимал в Кремле?

И не ты ль, Настасья, говорила бабам,
Что родней на свете человека нет:
— Дал он хлеб голодным, дал он силу слабым,
Дал народу счастье да на тыщи лет.

Он своей рукою вытер бабьи слёзы,
Встал за нашу долю каменной стеной..
Больше нет, Настасья, белой той берёзы,
Что с тоски завяла раннею весной.

Листвой тополиной и пухом лебяжьим,
Гортанными криками
Вспугнутых птиц
По мшистым низинам,
По склонам овражьим
Рассыпана ночь прииртышских станиц.

Но сквозь новолунную мглу понизовья,
Дорогою облачных
Стынущих мет,
Голубизной и вскипающей кровью
По небу ударил горячий рассвет,

И, горизонт перевернутый сдвинув,
Снегами сияя издалека,
На крыши домов
Натыкаясь, как льдины,
Сплошным половодьем пошли облака.

В цветенье и росте вставало Поречье,
В лугах кочевал
Нарастающий гам,
Навстречу работе
И солнцу навстречу
Черлакский совхоз высыпал к берегам.

Недаром, повисший пустынно и утло,
Здесь месяц с серьгою казацкою схож.
Мария! Я вижу:
Ты в раннее утро
С поднявшейся улицей вместе плывёшь.

Ты выросла здесь и налажена крепко.
Ты крепко проверена. Я узнаю
Твой рыжий бушлат
И ушатую кепку,
Прямую, как ветер, походку твою.

Ты славно прошла сквозь крещенье железом,
Огнём и работой. Пусть нежен и тих,
Твой голос не стих
Под кулацким обрезом,
Под самым высоким заданьем не стих.

В засыпанной снегом кержацкой деревне
Враг стлался,
И поднимался,
И мстил.
В придушенной злобе,
Тяжёлый и древний,
Он вёл на тебя наступление вил.

Беспутные зимы и весны сырые
Топтались в безвыходных очередях.
Но ты пронесла их с улыбкой, Мария,
На крепких своих, на мужицких плечах.

Но ты пронесла их, Мария. И снова,
Не веря пробившейся седине,
Работу стремительную и слово
Отдать, не задумываясь, готова
Под солнцем индустрии вставшей стране.

Гляди ж, горизонт перевернутый сдвинув,
Снегами сияя издалека,
На крыши домов
Натыкаясь, как льдины,
Сплошным половодьем идут облака
И солнце.

Гудков переветренный голос,
Совхоза поля — за развалами верб.
Здесь просится каждый набухнувший колос
В социалистический герб.

За длинные зимы, за весны сырые,
За солнце, добытое
В долгом бою,
Позволь на рассвете, товарищ Мария,
Приветствовать песней работу твою.

Жизнью ни голодною, ни сытой,
Как другие многие края,
Чем ещё была ты знаменита,
Старая Смоленщина моя?

Бросовыми землями пустыми,
Непроезжей каторгой дорог,
Хуторской столыпинской пустыней,
Межами и вдоль и поперёк.

Помню, в детстве, некий дядя
Тихон, Хмурый, враспояску, босиком, —
Говорил с безжалостностью тихой: —
Запустить бы всё… под лес… кругом.

Да, земля была, как говорят,
Что посеешь — не вернёшь назад…

И лежали мхи непроходимые,
Золотые залежи тая,
Чёрт тебя возьми, моя родимая,
Старая Смоленщина моя!..

Край мой деревянный, шитый лыком,
Ты дивишься на свои дела.
Слава революции великой
Стороной тебя не обошла.

Деревушки бывшие и села,
Хуторские бывшие края
Славны жизнью сытой и веселой —
Новая Смоленщина моя.

Хлеб прекрасный на земле родится,
Но поля твои издалека —
С юга к северу идет пшеница,
Приучает к булке мужика.

Расстоянья сделались короче,
Стали ближе дальние места.
Грузовик из Рибшсва грохочет
По настилу нового моста.

Еду незабытыми местами,
Новые посёлки вижу я.
Знаешь ли сама, какой ты стала,
Родина смоленская моя?

Глубоко вдыхаю запах дыма я,
Сколько лет прошло? Немного лет…

Здравствуй, сторона моя родимая!
Дядя Тихон, жив ты или нет?!

Кто ж тебя знал, друг ты ласковый мой,
Что не своей заживёшь ты судьбой?

Сумку да кнут по наследству носил —
Только всего, что родился красив.

Двор без ворот да изба без окон —
Только всего, что удался умён.

Рваный пиджак, кочедыг да копыл —
Только всего, что ты дорог мне был.

Кто ж тебя знал, невеселый ты мой,
Что не своей заживёшь ты судьбой?

Не было писано мне на роду
Замуж пойти из нужды да в нужду.

Голос мой девичий в доме утих.
Вывел меня на крылечко жених.

Пыль завилась, зазвенел бубенец,
Бабы запели — и жизни конец…

Сказано было — иди да живи, —
Только всего, что жила без любви.

Жизнь прожила у чужого стола —
Только всего, что забыть не могла.

Поздно о том говорить, горевать.
Батьке бы с маткой заранее знать.

Знать бы, что жизнь повернется не так,
Знать бы, чем станет пастух да батрак.

Вот посидим, помолчим над рекой,
Будто мы — парень да девка с тобой.

Камушки мост вода под мостом,
Вслух говорит соловей за кустом.

Белые звезды мигают в реке.
Вальсы играет гармонь вдалеке…

Ночь,
До исступления раскаленная,
Луна такая,
      что видны горы
      на ней.
В белой лавине света
      сидят,
      затаённые,
Дрожащие тельца
      аульных огней.
От земли
До звёзд
      ничего не шелохнётся.
Товарищ,
      я даже молчать не могу.
По приплывает
      к нашей оконнице
Низкий, широкий,
      крепчающий гул.
Он разрастается,
      всё приминая,
Он выгоняет нас
      со двора.
Это через ночь
      проходит
      посевная,
Это выходят
      в ночь
      трактора.
И на карьере,
      стременами
            отороченном,
      Мимо
            летит
                  пятнистая блуза.
Может быть, это
Уполномоченный
Или инструктор
Хлопкосоюза?
Всё равно:
      ночь ли,
      топот ли
      или гул,
Подкова ли,
      цокнувшая зря, —
Трактор идёт,
      и качает дугу
      света —
      размах фонаря.
Трактора ползут
      далеко-далеко,
Как светляки
      на ладони земли.
С чем же сравнить
      этот ровный клекот,
Невидимые руки
      и круглые рули?
Час,
      когда луна расцвела
            в зените,
Час,
      когда миндаль поднялся
            к луне, —
И телеграф
      на жужжащих нитях
Ведёт перекличку
      по всей стране?
Вдруг
      автомобильные яростные
            фары
Срезают
      пространство и время
            на нет,
Они пролетают,
      как дружная пара
Связанных скоростью
            планет.
И мой товарищ
      говорит:
      «Я знаю,
Что провод, и конь, и мотор
      уносили:
Это через ночь
      проходит
      посевная —
Радостный сгусток
      рабочих сил».
Я отвечал:
      «Посмотри налево.
Огни в исполкоме
      горят
      до утра,
Там колотится
      сердце сева,
Там
      математика и жара».
Я отвечал:
      «Посмотри направо:
Огни на базе
      горят
      до утра,
Там человек
      спокойного нрава
Считает
      гектары и трактора».
Я отвечал:
      «Готовясь к испытаньям,
Бессонно пашет
      страна молодых.
И мы разрываем
      пустынную тайну
Круглой луны
И арычной воды.
Ночью и днём
В одном ритме
Люди
      кипят
            на двойном огне».
Подскакал инструктор.
Инструктор кричит нам:
«Двадцать гектаров кончено!
      Отставших
            нет!..»
А ночь
      пересыпана соловьями,
Уши
      до звона утомлены.
На каждой стене
      и в каждой яме
Лежит
      или свет,
      или тень
      луны.
Округ дрожит
      от машинного хора
Гулы
      складываются,
      как кирпичи.
От самой земли
      до небосвода
Натянуты,
      как жилы,
      лунные лучи.
Всеми мускулами
Напряжена
Весна,
И
Моторы
На сутки
Заведены.
Ты понимаешь?
Это идёт посевная,
Посевная кампания
Всей страны!..