Газета День Литературы - Газета День Литературы # 55 (2001 4)
Недаром приводит Н.Переяслов цитату Г.Драгунского: "Мощная экспансия Православия заставляет тревожиться… Не превратится ли она в жестко организованный главПУР Новой Империи".
Цель-то у подобных публицистов одна: уничтожить самобытность России и добиться ее прозападной ориентации. Прав Н.Переяслов, заявляя, что такая конфессия уже есть. "Еще имя у ихнего божества такое необычное… Ах, да — ЛУКАВЫЙ!.."
Так что, господин профессор, перед лицом прозападной духовной опасности нам, единоверцам, лучше пожать руку друг другу, чем выискивать червоточины в воздвигнутом предками храме.
V
Книга "Нерасшифрованные послания" ценна тем, что внимательный читатель увидит в ней не только литературоведческую «нерасшифрованность», но и расшифрованность "Троянского коня", знающего, как захватить русскую душу, переиначить ее, а вместе с ней и Россию.
Я разглядел в книге ратника с крестом и мечом, обороняющего Россию. Ее страницы другими литераторами будут распахнуты глубже, чем это сделал я, и читатель будет оглушен известиями о совершаемом духовном подлоге, все время подсовываемом России.
А уж когда оглушение пройдет, он поймет, что за цельность России нужно бороться не лозунгами и трескотней, а уходить в проницательно-изощренный труд, что и совершил в своей книге Николай Переяслов.
Николай ПЕРЕЯСЛОВ. НЕРАСШИФРОВАННЫЕ ПОСЛАНИЯ. (Загадки русской литературы от "Слова о полку Игореве" до наших дней.) —
Сборник литературоведческих и критических статей. — М.: "КРАФТ+", 2000. — 320 с.
Лев Аннинский "РУССКИЙ ЧЕЛОВЕК НА RENDEZ-VOUS" (Из цикла)
"И ЖЕНЩИНА СТАЛА МОЕЙ"
Я уже отчаялся застукать поэта на любовном свидании. Все какие-то иносказания: лес — как схема, телеграфный столб — как лемма, цветок — как контур, река — как фаза… Лошадь, в которой сила вращается, как бензопила… Из завлабов, что ли.
И вдруг: "Там жена моя вяжет на длинном и скучном диване".
Пригляделся: "Там невеста моя на пустом табурете сидит".
А ведь неспроста бензопила крутилась: сейчас лошадиные силы врубятся…
Я добрый, красивый, хороший
И мудрый, как будто змея.
Я женщину в небо подбросил —
И женщина стала моя.
Когда я с бутылкой «Массандры»
Иду через весь ресторан,
Тверез, как воздушный десантник,
И ловок, как горный баран,
Все пальцами тычут мне в спину,
И шепот вдогонку летит:
Он женщину в небо подкинул,
И женщина в небе висит…
Матерый постмодернист (метаметафорик) рассказывает — словно ребус загадывает. Надо расшифровать. В данном случае через начертательную геометрию, переходящую в моделирование. Что там внутри, — неизмеримо. И понятно. И необязательно. Налицо: диагонали, стороны, параллели, конструкции, векторы, длина, ширина, кривизна, таблица умножения, термопара, коленвал, ось, сектор, перпендикуляр, молоток, гвозди, резьба…
Смысл этого технобесия почерпывается из сталинской метафоры о том, что мы — винтики. (Сталина поэт ненавидит и специально пишет акростих, где засовывает его в… не решаюсь повторить). Так вот: мы — не винтики! "Разбери и свинти наугад, вынимая деталь из детали, — мы останемся, как и стояли, отклонившись немного назад".
Кроме этого геометрического самоутверждения герой говорит о себе, во-первых, что он спер в универмаге бутылку вина, во-вторых, что ему не на что жить, потому что все деньги он проездил на такси, и, в-третьих, что он собирается всех квасных патриотов отправить в Грузию. О том, что он делал в ресторане, мы уже осведомлены: подбрасывал женщину в пустоту.
Пустота, обнаруживаемая в пространстве «конструкции», и есть искомая "оглушительная ясность". Все остальное — изобретательная абракадабра. "В менделиц Таблеева закон". В данном случае — игра слов. Иногда это абракадабра, сконструированная по методу центона (игра цитат): "Гений твой не может быть измерен. С южных гор до северных морей ты себя навек запараллелил с необъятной родиной моей!" Тут цитаты выставлены напоказ. Иногда абракадабра невзначай параллелится с играми других парней того же прикола. "Так Зимний был захвачен нами. И стал захваченным дворец. И над рейхстагом наше знамя горит, как кровь наших сердец!" Салют от Дмитрия Александровича Пригова! Еще пример: "Древесный вечер. Сумрак. Тишина. Расшатанные, длинные коровы. Их звать никак, их животы багровы, и ихний кал лежит, как ордена". Привет от Сорокина!
Вот, однако, чистое попадание, без приветов со стороны:
Кто-то хотел бы, как дерево, встать у дороги.
Мне бы хотелось, как свиньи стоят у корыта,
К числам простым прижиматься, простым и убогим,
И примитивным, как кость в переломе открытом.
Хорошо сказано. Не хуже, чем в том анекдоте, где две монахини задумчиво беседуют на закате:
— Нет, что там ни говори, мать Манефа, а кость в ём есть…
Извлечена мною сия кость из книги Александра Еременко "Горизонтальная страна". — М., 1999.
"ГЛАЗА ТАРАЩИТЬ, КАК НА БОЖЕСТВО…"
По части юмора ему нет равных. Все — от лица глубокомысленного охламона, причем специально объяснено — для историков: "Инакомыслие причиной, чтоб называться дурачиной", и для литературных критиков: "По ходу действия герой становится антигероем". Этот наш герой-антигерой — современный Козьма Прутков, с важным видом изрекающий банальности и с дурацким видом брякающий то, о чем другие говорить стесняются. Интонация — та самая, жемчужниковско-толстовская: "Что крысы составляют большинство, что верховодят между прочих тварей на всех концах обоих полушарий — не есть ли здесь природы торжество?" В нос шибает крысиный дух, а дух мудреца при этом обращен не ниже, как к сути вещей, загадке бытия и высшему закону природы.
Зная эту кодировку, можно оценить мироконцепцию типичного сегодняшнего человека, который живет в такой дыре, как московское Чертаново, страшится грядущего Хама и притворяется сумасшедшим, чтобы не переродиться в "ничтожный овощ", то есть не стать, как все.
Если он говорит, что Бога нет, — значит, тайно на Бога надеется, хотя вспоминает его только как скоморох или юродивый. Если он говорит, что ему снится Русь Святая, и непременно с ангелочками, то будьте уверены, что, славя ее неприступность, он попросит у нее опохмелиться. Он вспоминает и Русь Советскую: "желая быть с народом заодно", распахивает окно, чтоб, как бы между прочим, "поклоны класть крестьянам и рабочим". О распаде Союза он скорбит так: "За оставшееся время на одну шестую часть насмотреться б всласть".
Разумеется, такого парня трудно представить себе на любовном свидании. Разве что в облике "законченного идиота, что выбрал посох и суму" и прельстился "калекою убогой, двуногой и двурукой, все равно". Однако все, что говорит этот хитрец, надо понимать наоборот, и, стало быть, в глубине тут следует предположить душу страстную и романтическую. И даже изысканно-щегольскую в чувствах. Только прикрыто все будет — ради безопасности — родной грязцой.
Итак, свиданье близится.
Излишество, пустое щегольство —
дождливым днем блуждать по перекрестку,
на скотный двор взирать сквозь занавеску,
глаза таращить, как на божество —
на бабу с воза…
Внимание! Сейчас в бабе проглянет неземная красавица:
…на бабу с воза, по колено в грязь
забредшую, подобно индианке.
Есть нечто в древнем облике крестьянки,
невиданное мною отродясь.
Я открываю дивные черты.
Однако…
Реальность в облике мужика, с воза которого свалилась (или слезла?) баба, вынуждает героя вернуться в облик.
…Однако на правах первопроходца
мужик жестоко надо мной смеется
и лезет в лужу, закатав порты.
