Фредерик Кемп - Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле
Кеннеди напомнил Греве, что альтернативой переговоров с Советами по Берлину является «реальная перспектива вооруженного конфликта». Соединенные Штаты не отдадут Западный Берлин, сказал президент, но он хочет быть уверен, что, «когда мы дойдем до конца дороги», никто не задастся вопросом: а не лучше ли было решить проблемы путем переговоров, а не с помощью силы? Кеннеди раздраженно сказал Греве, что вместо того, чтобы только критиковать предложения США, Германия лучше бы высказывала «свои предложения, которые считает приемлемыми».
Греве, которого упрек Кеннеди задел за живое, ответил, что западные немцы тоже ищут способы изменить ситуацию в Берлине к лучшему, но считают, что в настоящий момент это не представляется возможным.
Холодно попрощавшись, Греве вернулся в посольство и отправил Аденауэру очередную телеграмму с плохими новостями.
Государственный департамент США, Вашингтон, округ Колумбия
Вторник, полдень, 24 октября 1961 года
Секретарь Раск пришел в крайнее раздражение оттого, что генерал Клей давал ему совет, о котором его никто не просил, относительно ведения переговоров с Москвой, и единолично принимал решения на берлинской границе. Фой Колер, начальник группы специалистов для решения берлинской задачи, позвонил от имени Раска в девять вечера по берлинскому времени Алану Лайтнеру для того, чтобы вырвать из-под влияния генерала Клея.
Во время разговора с Лайтнером Колер доказал абсурдность совета Клея, что Раск должен использовать пограничный конфликт в качестве рычага для переговоров с Москвой. Кроме того, он напомнил Лайтнеру, что тот должен отчитываться перед Раском, а не перед Клеем. Позже, сообщая Раску о беседе с Лайтнером, Колер сообщил, что «Лайтнер отделывался пустыми словами, говорил одно, а думал другое».
Лайтнер заверил Колера, что его роль в инциденте с переходом границы, случившемся два дня назад, была «неожиданной и он чувствовал себя неловко». Никогда еще за всю дипломатическую карьеру Лайтнер не сталкивался с таким вниманием со стороны средств массовой информации, от гнусных инсинуаций в коммунистической прессе, что он якобы пересек границу, чтобы встретиться с любовницей в Восточном Берлине, до чрезмерных восхвалений в западноберлинских газетах, что главный американец в Берлине наконец-то продемонстрировал восточным немцам намерения Соединенных Штатов.
Колер сообщил, что в США только и разговоров, что о Лайтнере, но Государственный департамент старался избегать гласности, и для его сотрудника это не было комплиментом. Но, сказал Колер, его гораздо больше волнует решение, которое Клей принял относительно пересечения границы без разрешения Вашингтона; он назвал его «серьезной тактической ошибкой Клея». По его мнению, появление советского чиновника на границе 22 октября доказало, что Советы, а не восточные немцы отвечают за свободный проход американцев в Восточный Берлин.
Лайтнер принес извинение своему руководству в Вашингтоне, что не положил конец военным эскортам, объяснив, что решение принял «человек, имевший большие, чем он, полномочия», а именно генерал Клей. В то же время Лайтнер хотел знать, что Раск думает об остроумной идее Клея пригласить советского посла и сообщить ему, что Соединенные Штаты будут отказываться от переговоров с Россией до тех пор, пока восточные немцы не отменят приказ об ужесточении пограничного контроля.
Колер ответил, что предложения Клея рассматриваются, но много других факторов будут влиять на принятие решения о том, когда и как вести переговоры с русскими. Раск хотел, чтобы Клей продолжил свои испытания с «вооруженными и невооруженными эскортами американских транспортных средств», если восточные немцы будут продолжать отказывать американцам в праве свободного прохода через границу.
Таким образом, генерал Клей получил ясные инструкции возобновить свои эскорты. Клею четко указали его место. Раск не хотел, чтобы генерал вмешивался в вопросы, связанные с американо-советскими переговорами, поскольку ничего не понимал в дипломатии.
Контрольно-пропускной пункт «Чарли», Западный Берлин
Пятница, 27 октября 1961 года
Первый лейтенант армии США Верн Пайк в оливково-зеленом армейском шлеме, на котором спереди были две белые буквы МР (Military Police – военная полиция), с винтовкой М-14 с примкнутым штыком, глядя на орудийные стволы вражеских танков, мучился двумя вопросами.
Двадцатичетырехлетний американский военный полицейский беспокоился за свою двадцатилетнюю жену Ренни, беременную близнецами. Пайк решил не отправлять ее домой на Рождество, поскольку молодоженам не хотелось надолго расставаться, но теперь это решение казалось ему безответственным.
Пайк понимал, что разворачивающийся перед ним конфликт может перерасти в войну – возможно, даже ядерную – и унести жизни его самого, его молодой жены и их будущих близнецов, не говоря уже о значительной части планеты. Все, что требуется, думал он, – это один щелчок пальцем, русского или американца, у которого откажут нервы.
Десять американских танков М-48 «Паттон» [92] стояли на Фридрихштрассе напротив такого же количества советских танков Т-54 на расстоянии приблизительно ста шагов.
Открытая проверка сил началась несколькими часами ранее, когда американские танки с грохотом подъехали к границе, как они это проделывали уже два дня, чтобы выступить в качестве военного эскорта при проезде гражданских машин в Восточный Берлин.
Ровно в 16:45 после очередной успешной операции американским танкам поступил приказ возвращаться на авиабазу Темпельхоф. Пайк, чей взвод военной полиции контролировал контрольно-пропускной пункт «Чарли», и майор Томас Тири, командир танковой группы, выкурив по сигарете, зашли погреться в аптеку на углу Фридрихштрассе и Циммерштрассе. Какое-то время они молча смотрели в окно, а потом, не веря своим глазам, посмотрели друг на друга.
«Ты видишь то же, что и я?» – спросил Тири Пайка.
«Сэр, это танки! – тревожно воскликнул Пайк. – И они не наши». Он прикинул, что танки находятся примерно в семидесяти – ста метрах от них.
Танки выглядели как новые советские танки Т-54, но без опознавательных знаков. Еще удивительнее было то, что танкисты были в черной форме без знаков различия. Если это были советские солдаты – а трудно было представить, что это кто-то другой, – то они явно не хотели быть опознанными.
«Верн, – сказал Тири, – я не знаю, чьи это танки, но мчись в Темпельхоф и возвращай мои танки назад».
«Есть, сэр», – взглянув на часы, ответил Пайк. Танки отъехали десять минут назад, так что у него не займет много времени догнать их. Он вскочил в свой белый полицейский «форд» и, включив сирену и мигалку, понесся по оживленной в этот час трассе, лавируя между машинами. Он догнал танки, когда они уже подъезжали к своей базе.
Пайк обогнал танки, показывая, чтобы они остановились, и крикнул в смотровую щель первого танка, которым управлял капитан Боб Лэмфир, который жил в том же доме, что и Пайк, в Берлине: «Сэр, у нас проблемы на контрольно-пропускном пункте «Чарли»; следуйте за мной обратно на максимально возможной скорости».
«О-го-го!» – в восторге выкрикнул Лэмфир, приказав танкам разворачиваться и двигаться на границу. Позже Пайк вспоминал, как росло в нем нервное напряжение по мере приближения к КПП: «В Берлине в пятницу в пять часов вечера самый час пик, я мчусь на своей небольшой машине к КПП «Чарли» под звуки сирены. И только вижу, как берлинцы разбегаются в стороны, освобождая дорогу».
Американские танки вернулись к месту действия в 17:25. К этому времени советские танки встали на стоянку у одного из главных бульваров Берлина, Унтер-ден-Линден. То, что происходило на Фридрихштрассе, если бы не скрытая опасность, напоминало сцену из французской комедии с советскими актерами, орущими за занавесом, в то время как американские актеры, запыхавшись, вбегают на сцену. Ожидая, что противники могут вернуться, американские танки заняли оборонительную позицию.
Примерно через сорок минут, в самом начале седьмого, танки, которые опознали как советские, вернулись. Корреспондент «Вашингтон пост», стоявший в толпе десятков других корреспондентов, собравшихся на перекрестке, заявил, что «впервые произошло открытое противостояние вооруженных сил двух союзников величайших мировых держав».
Что касается отсутствия опознавательных знаков, то корреспондент радио Си-би-эс Даниэль Шорр назвал эти танки «позаимствовав термин из Оруэлла… не-танками. Или мы можем однажды услышать, что это были просто русскоговорящие добровольцы, которые купили несколько резервных танков и сами же приехали на них». Шорр описал любопытную сцену: на Западе американские солдаты сидели на танках, курили, разговаривали и ели что-то из котелков. Жители Западного Берлина, собравшиеся за заградительными барьерами, покупали у уличных торговцев сухие крендельки, посыпанные солью, и бросали цветы солдатам. Западная часть сцены была ярко освещена мощными прожекторами, установленными на коммунистической стороне, – попытка запугать, используя превосходство в электрической мощности. На восточной части сцены в темноте на танках, очевидно советских, сидели одетые в черную форму солдаты. «Какая иллюстрация для исторических книг!» – воскликнул Шорр.
