Светлана Бондаренко - Неизвестные Стругацкие: Письма. Рабочие дневники. 1963-1966 г.г.
Поскольку духовных интересов у жителей Страны Дураков нет, они ищут всевозможных наслаждений, любых, лишь бы они давали острые ощущения. Не зная, куда себя девать, скучающие, сытые, бездельничающие люди идут к «рыбарям» в развалины Старого метро, где полуумные молодчики предоставляют им всякого рода «сильные ощущения», вроде зрелища гирлянд дохлых крыс или нападения ржавого робота. На площадях города устраиваются особые радения — «дрожка», во время которых люди с помощью массовых стимуляторов приводят себя в истерическое состояние.
И вот в такой обстановке всеобщей идейной и нравственной деградации в мире возникает новая грозная опасность. В Стране Дураков нашли средство — нейростимулятор — «слег», воздействующий на центры наслаждения в мозгу. Главный герой повести Жилин испробовал его на себе и вынужден был признаться самому себе, что «никогда так ярко и горячо нежил», как под воздействием «слега».
«Я боюсь за человечество, — размышляет Жилин. — Это же конец». «Все миллиарды людей в ваннах, погруженные в горячую воду (условия процедуры) и в самих себя. Только в себя…» «И когда в иллюзорные миры уйдут все, — а ты знаешь, этим может кончиться, — история человечества прекратится».
Книга заканчивается размышлениями о предстоящей длительной новой войне по спасению человечества, «самой бескровной и самой тяжелой для ее солдат».
Показ целой страны как «Страны Дураков», понятие о целом народе как о «народе проклятом», о трудящихся «огромного большинства стран мира» как об аморфном сплошняке в социальном отношении, стремящихся лишь к удовлетворению самых примитивных инстинктов — это проявление не только высокомерного пренебрежения к материалистической философии, но и неуважение к самому Человеку, ко всей истории человечества, к человечеству сегодняшнего дня.
Моделирование условной Страны Дураков, общества без признаков классов, достигшего необъяснимым образом изобилия материальных благ для всех своих членов — сопутствуемого упадком духовной жизни — тоже без всякой конкретизации причин, может вызвать у неискушенного читателя ошибочное представление, что изобилие материальных благ вообще ведет к упадку духовной жизни.
Отдавая себе отчет в том, что Страна Дураков выглядит слишком пасквильно, авторы решили оградить себя предисловием, в котором пишут: «Речь в повести идет о чрезвычайно тревожной и все усиливающейся тенденции, свойственной современному капиталистическому миру». Стругацкие поясняют, что они имеют в виду «массовую идеологию, ежедневно и ежечасно порождаемую практикой частнособственнического предпринимательства». Эта практика приводит к тому, что «меркантильные интересы тогда готовы поглотить все другие человеческие чувства, а само общество выглядит как толкучка стяжательских страстей».
Однако следует заметить, что ни К. Маркс, ни В. И. Ленин не рассматривали целое общество как всеобщую толкучку стяжательских интересов — ни исторически, ни в перспективе. Равным образом марксизм не рассматривает буржуазную идеологию как идеологию масс в капиталистическом обществе, а различает разную идеологию у разных его классов.
Массовая идеология, разделяемая всеми членами общества, — это особенность и один из главных признаков общества, в котором нет антагонистических классов или нет классов вообще — иначе говоря — это особенность коммунистического общества.
Писатели далее говорят, что особенно страшным представляется действие массовой буржуазной идеологии в условиях материального довольства. После этого делается неожиданное и весьма парадоксальное заявление: «Мы не ставили перед собой задачи показать капиталистическое государство с его полюсами богатства и нищеты, с его неизбежной классовой борьбой. Да и в одной небольшой повести нам никогда не удалось бы осветить все стороны, все социальные противоречия капиталистического государства».
Разумеется, все стороны и все социальные противоречия капиталистического государства невозможно осветить в одном произведении, о чем можно вполне согласиться с авторами, но отсюда вовсе не следует, что можно обходить все эти стороны и все противоречия в повести, специально написанной для того, чтобы разоблачить вредоносность буржуазной идеологии.
В сущности, опубликование повести «Хищные вещи века» есть беспрецедентный случай в истории советской литературы, когда писатели, взявшись написать книгу об образе жизни «капиталистического» государства, не только не стремятся к анализу социальных его сторон, но начисто отказываются от социальных оценок вообще, — причем делают это, согласно авторскому замыслу, сознательно, преднамеренно.
Слабость и путанность идейно-теоретических позиций многих произведений современной литературы по научной фантастике усугубляется их низким литературно-художественным и эстетическим уровнем. В книгах по научной фантастике встречается немало натуралистических картин, смакования всякого рода низостей и непристойностей. Некоторые герои их нарочито упрощены и огрублены. Говорят они на какой-то тарабарщине, в которой смешались арго уголовников с заумью снобов и развязностью стиляг. Вот несколько иллюстраций:
«В конце коридора дона Окана внезапно остановилась, обхватила Румату за шею и с хриплым стоном, долженствующим означать прорвавшуюся страсть, впилась ему в губы. От феи несло смешанным ароматом немытого тела и эсторских духов. Губы у нее были горячие, мокрые и липкие от сладостей. Ну, я тебя, потаскуха, подумал Румата и сжал ее в объятиях. Что-то хрустнуло, не то корсаж, не то ребра, красавица жалобно пискнула, изумленно раскрыла глаза и забилась, стараясь освободиться. Румата поспешно разжал руки.
— Противный… — тяжело дыша, сказала она с восхищением. — Ты чуть не сломал меня…
— Я сгораю от любви, — виновато пробормотал он.
— Я тоже. Я так ждала тебя! Пойдем скорей…
Она потащила его за собой через какие-то холодные темные комнаты. Румата достал платок и украдкой вытер рот… Она втолкнула его в жарко натопленный будуар, бросилась на огромную кровать и, разметавшись на подушках, стала глядеть на него влажными гиперстеническими глазами. Румата стоял как столб. В будуаре отчетливо пахло клопами.
— Ты прекрасен, — прошептала она. — Иди же ко мне. Я так долго ждала!.. — Трясущимися от нетерпения пальцами она принялась расстегивать его камзол. — Ты прекрасен… — задыхаясь, бормотала она. — Но ты робок, как новичок…
…Скверно, подумал он. Ничего не выйдет… Не могу.
— Как ты смеешь? — прошептала она, но он уже выскочил в коридор и быстро пошел прочь. С завтрашнего дня перестаю мыться, подумал он. Здесь нужно быть боровом…
— Мерин! — крикнула она ему вслед. — Кастрат сопливый! Баба! На кол тебя!» (А. и Б. Стругацкие. «Трудно быть богом».)
Так поступают герои некоторых современных фантастических произведений. А вот как они разговаривают: «К черту — сказал однажды Сергей. — Я хочу сладко пожрать, и мне наплевать на эту самую биотозу», «а на Атоса я вообще чихал», «свинство», «дурак», «как вот врежу», «из пяти ответов четыре пальцем в ноздрю», «душу выну из мер-рзавца», «изобью в кровь», «паскуда», «сучий потрох», «собаки свинячьи», «стерва», «пархатые суки» и т. д. в том же духе.
Как же могло случиться, что в научно-фантастическую литературу проникли идейно-чуждые влияния, идеалистические философские концепции, пессимистические настроения? Вольно или невольно в ряде произведений этого жанра проповедуются антиматериалистические взгляды на человека, природу, общество, и в сознание читателей вносятся идеи, противоречащие элементарным научным истинам о развитии человеческого общества.
Все дело в том, что ни партийная печать, ни литературная критика никогда всерьез не занимались анализом научной фантастики. А это привело к тому, что издательства и редакции журналов, главным образом, издательства «Молодая гвардия», «Детская литература», журналов «Техника — молодежи», «Знание — сила», «Молодая гвардия», «Смена», редакции сборников по фантастике и приключениям, крайне невзыскательно стали подходить к отбору произведений писателей-фантастов. Стремясь получить дополнительные прибыли, любой ценой увеличить тиражи своих изданий, печатают почти все, что приносят авторы и переводчики. Неразборчиво публикуя произведения западных фантастов, руководители издательств и журналов открыли зеленую улицу для проникновения буржуазной идеологии в среду советских читателей и, особенно, в среду молодежи.
При издательстве «Молодая гвардия» сложилась группа молодых писателей и критиков, которые напрочь отбрасывают всё, что было сделано советскими фантастами прежде, стоят в фарватере современной западной фантастики. Эта группа монополизировала издание литературы и публикацию статей в газетах и журналах по проблемам научной фантастики. Парнов и Емцев хвалят Стругацких, Стругацкие — Парнова и Емцева. Нудельман хвалит Громову, Громова — Нудельмана. А все они вместе взятые взахлеб расхваливают Айзека Азимова, Рэя Брэдбери, Станислава Лема, монолитно и беспощадно выступают против советских писателей старшего поколения А. Казанцева, В. Немцова и других.
