Газета Завтра - Газета Завтра 256 (95 1998)
Ибо — вершина русского духовного зодчества. Ослепительный интерьер Исаакиевского собора меркнет перед великолепием внутреннего убранства этого храма, и — тут приходится верить на слово искусствоведам-историкам и реставраторам — меркли перед ним и своды "старого" (взорванного в 30-х) московского храма Христа Спасителя. Ибо этот питерский каменный богатырь — третий по счету, младший из столичных "Царь-Соборов". Он воздвигнут и после Исаакия, и позже гигантского церковного здания на Волхонке — и потому все в нем — от фундамента до куполов — создавалось уже с учетом зодческо-строительного и художественного опыта (в том числе и горестных его сторон) в возведении этих двух предшественников-великанов в Северной Пальмире и в Белокаменной.
И даже не в том дело, что храм Воскресения Христова изнутри, а во многом и снаружи, колоритней и ярче, роскошней и узорней своих двух старших собратьев. Он — самый русский из них! Его росписи и мозаики, иконы и весь его "видеоряд" — воплощение взлета Православной Державы нашей, творение духовности, которая возвращалась на новом витке истории к древлеотеческим корням своим.
…И когда я вышел в северной столице из Спаса-на-Крови и в потрясении сел на прогретый гранит летней набережной, то уронил голову на руки и не мог сдержать слез. Эта встреча — как никакие музейные экспозиции, как никакие книги и кинофильмы — показала мне ту Россию, которую мы… нет, не потеряли, вот она, во всем великолепии своем восстановленном, — но были отвержены от нее недобрыми силами истории и "мировой закулисы". Но слезы мои лились не только от потрясения красотой, величием, роскошью и мощью духовной, что были рождены Русской империей. Я оплакивал и другое величие — духовную силу и способность к созиданию красоты, что были присущи и державе, звавшейся СССР. Да, той, которая из большевистско-марксистской республики, пройдя немалые муки, превратилась все-таки в Империю — пусть в иную, советскую, но русская основа в ней была несомненной, она нарастала, и одним из плодов этого ренессанса стало как раз восстановление жемчужины на Екатерининском канале.
Труд реставрации был огромен. Слава Богу, и внешний вид, и внутреннее убранство храма в основном сохранились, но — за множество лет забвения и варварства многое было утрачено, ободрано ( особенно что касалось драгметаллов), погребено под слоями копоти, грязи и пыли … Несколько НИИ, Академия художеств, Мухинское училище — словом, лучшие силы реставрационно-художественного цеха страны участвовали в возрождении красы этого уникального строения. Тут требовались не только огромные средства, но и кропотливость, и филигранность работ, и мужество! Да чего стоит один лишь эпизод с извлечением гигантской фугасной бомбы, что упала с фашистского самолета, но не взорвалась и тридцать лет пролежала под куполом… "20 с лишним лет реставрация тут велась полным ходом, и, слава Богу, успели сделать главное до всех этих экономических и прочих сотрясений", — так говорила мне моя бывшая однокурсница, водившая меня по Спасу-на-Крови. И вот что еще говорила она — замечу, человек с достаточно "антибольшевистскими” взглядами: "А нынче такое было б невозможно, ни материальных возможностей не стало, ни морально-личностных — все развалилось, доделывают в час по чайной ложке, работы почти остановились. Лишь тогда, в советское время, такой труд можно было осилить…"
Да, такой труд — возрождение великой красоты, символизирующей духовную высь великой державы, — лишь великой державе и был под силу. Той, что разрушили уже на наших глазах, и ее разорванные, окровавленные куски впали в ничтожество и нищету.
…И все же слезы мои были прежде всего слезами счастья: Храм — возрожден! Пусть еще многое предстоит в нем сделать и восстановить — к примеру, не во всей красе стоит "Сень" — гигантский шатер из самоцветов, что был увенчан золотыми коронами, своего рода часовня, поставленная над той самой брусчаткой, по которой лилась кровь убитого царя. Есть еще к чему приложить свои таланты и живописцам, и мастерам многих промыслов и художеств. Но главное — сотворено: Воскресение Христово, церковь Спаса-на-Крови в граде Петровом воссияла в красе и величии своих, возвращенная русским людям. И они уже не у ограды, а у алтаря обращаются к Всевышнему с молениями своими. Причем именно сюда чаще всего приходят матери воинов, пропавших без вести в кровавых конфликтах последнего времени, — они молятся о возвращении своих детей… И все мы вместе — о спасении и воскресении Отечества. Державы, чье духовное величие вновь воплотилось бы в величавой красе Спаса-на-Крови…
автомобиль renault logan
Алексей Яковлев-Козырев К ПОСЛЕДНИМ РУБЕЖАМ
30 ИЮНЯ. Изнуряющая жара. Раскаленное солнце почти в зените. Сидим на палубе, под тентом, едва спасаясь от палящего зноя, и любуемся почетным эскортом из неугомонно-веселых, изящно-стремительных чаек.
Наш корабль идет к Уранополису. Все скиты и обители остались далеко позади. Справа по борту — дикий, лесистый, безлюдный берег. Слева, на горизонте, темные кряжи Ситонии исчезают в белесой дымке.
Святая гора огромным полумесяцем охватывает изумрудно-синие воды Сингитского залива. Бросаю прощальный взгляд назад, за горизонт, на почти неразличимую вершину Афона. Грозный пик тает и растворяется в зыбком мареве…
Память одолевает пространство-время. Перед мысленным взором — четвертое путешествие по Святой Горе. Интервалы между афонскими странствиями как бы уходят в небытие. И кажется, что весь этот период, с конца февраля 97-го, когда впервые открылось неотмирное царство святогорской весны, и по настоящий момент — я прожил здесь, в первом уделе Божией Матери, под благодатным покровом Царицы Небесной…
Блаженная тишина молитвенного созерцания. Мгновенья Красоты восхищают и умиротворяют, влекут в беспредельную глубь Бытия. И в каждом из этих дивных Мигов открывается пленительный, неизреченный лик Вечности…
Жизнь… И кто-то пожмет плечами.
Жизнь? Так вот она, посмотри…
Жизнь как видимость — пред очами.
Жизнь как истина — там — внутри…
Очередной поворот — и по левую сторону, метрах в трехстах, на холме, появляется прямоугольное строение монастырского типа, одновременно чем-то напоминающее изящный белоснежный дворец.
Продром — румынский скит святого Иоанна Предтечи. Широкий двор. По бокам — высокие, стройные кипарисы. В середине — главный храм. Вокруг — ни души. Садимся на лавочку в тени деревьев. Отдыхаем. Через 15-20 минут нас приглашают в архондарик. В небольшой комнате для гостей мы знакомимся с братолюбивыми хозяевами — иеромонахом П. и иеромонахом И., хорошо говорящими по-русски. После угощения и дружеской беседы поднимаемся в маленький уютный храмик. С благоговением прикладываемся к мощам святых угодников и к чудотворной иконе Богоматери-Продромисса.
Ее история такова. Это было в Восточной Румынии , в городе Яссы в 1902 году. Иконописец, писавший образ, никак не мог написать лик Пресвятой Богородицы. Все его попытки заканчивались неудачей. Однажды он зашел в свою мастерскую, взглянул на икону и поразился явному чуду: нерукотворный лик Всепречистой Девы сиял. Со временем Продромиссу доставили на Афон.
Спускаемся вниз, проходим мимо главного храма, закрытого в связи с ремонтом, пересекаем цветник и вскоре оказываемся в маленькой церкви, главная святыня которой — чудотворная икона святого Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. По преданию, много лет назад, когда турецкие завоеватели зашли в церковь, от этой иконы раздался грозный, громоподобный голос. Мусульмане, как мертвые, попадали на пол и потом бежали, объятые великим страхом.
Выходим из скита и направляемся в костницу. Переступаем порог, осеняем себя крестным знамением. Вдоль стен, на каменных выступах, рядами лежат человеческие черепа. Внизу, в темном холодном подвале, на больших полках сложены кости.
Молча стоим. Созерцаем печальный чертог бренности. Молимся об упокоении отошедших ко Господу подвижников. И, возможно, каждый — в меру своих духовных сил — чувствует в эту минуту несомненную реальность и грозную близость мистической Грани, отделяющей нас от иного, неведомого, потустороннего мира.
Многократно приходилось ощущать сию страшную Грань, и всегда милосердный Господь чудесно спасал от смерти…
Знойное лето 80-го. Прокаленные солнцем горы Копетдага. Гяурское ущелье, выходящее к туркмено-иранской границе. Иду по тропе, глядя под ноги и о чем-то задумавшись. Как бы случайно поднимаю голову и…
