Уоррен Хинкл - Рыба красного цвета. История одной тайной войны
ЦРУ предполагало, что мафия просто прикончит Кастро — как в кино,— однако, по мнению Роселли, Джанканы и Траффиканте, расправа с главой государства требовала несколько большей изобретательности и искусства, чем, скажем, с Альбертом Апастасиа[39], Роселли хотел, чтобы дело было сработано «тихо и чисто», и предложил подсунуть Кастро «хитрую пилюлю» — если ЦРУ сумеет изготовить смертоносный, но медленно действующий яд, то взявшийся за эту «работу» парень сумеет скрыться.
ЦРУ сразу схватилось за эту идею и призвало на помощь незаурядный талант Джозефа Шайдера из отдела технической поддержки, который создал доведенную до совершенства партию пилюль, содержащих ботулинический токсин; испытанные на обезьянах пилюли «принесли желаемый результат». В феврале 1961 года Шайдер вручил их О’Коннеллу.
О’Коннелл передал пилюли Роселли, который, согласно докладу специальной сенатской комиссии по расследованию деятельности разведывательных органов 1975 года, вскоре сообщил, что они доставлены «приближенному к Кастро официальному лицу, желающему иметь долю в игорном бизнесе». Через несколько недель это «официальное лицо» возвратило пилюли, объяснив, что его сняли с занимаемой должности. Но Роселли и О’Коннелл решили, что он просто «струхнул».
Роселли принялся искать другого человека, который взялся бы за это дело.
Рискованное предприятие почти сразу же начало сталкиваться с трудностями, которые объясняются весьма просто: как и во многих других деловых сделках, мафию обуяла жадность. ЦРУ дало ей в руки несколько козырей, и она, пытаясь выторговать себе от правительства всевозможные льготы, пустила их в ход много раньше, чем ЦРУ могло предполагать. Однажды это чуть не привело к разрыву между ЦРУ и «Корпорацией убийств». А поводом послужили дела сердечные.
Сэм «Момо» Джанкана влюбился. Предметом его пылкой страсти была певица Филлис Макгуайр. Джанкана подозревал, что она неравнодушна к комедийному актеру Дэну Рауэну. Эти терзания мешали ему работать. В попытке облегчить любовные муки Джанканы Мэхью переговорил по-свойски со старинным приятелем по службе в ФБР Эдвардом Дюбуа, который держал частное сыскное агентство в Майами. То, что за этим последовало, О’Коннелл позже назовет «чистой комедией». Дюбуа, получив от Мэхью пять тысяч долларов, почерпнутые из фондов ЦРУ, отправил одного из своих частных детективов в Лас-Вегас, где тот должен был обыскать номер, снятый Рауэном в отеле «Ривьера», и установить подслушивающий аппарат в телефоне с тем, чтобы Джанкана сам мог убедиться, кому принадлежит сердце мисс Макгуайр. Однако детектив действовал неосторожно и горничная обнаружила его проделку. Он был арестован местным шерифом, а разъяренному Роселли пришлось внести за него залог. «Все пошло насмарку, все «крыши», которые я так старался соорудить, чтобы все было тихо, спокойно»,— горестно причитал Роселли, Джанкана не разделял его досады. «Он так хохотал, что чуть не подавился сигарой»,— вспоминал Роселли.
18 октября 1961 года ФБР направило Ричарду Бисселу секретный меморандум, в котором предупреждало: Джанкана открыто похваляется, что «с Фиделем Кастро будет скоро покончено». Примерно в то же время агенты ФБР пытались вынудить Роселли стать их осведомителем, показав ему фотографию, на которой он, юный Филиппо Сакко, был запечатлен в родной Эстерии: они знали, кем он был на самом деле. Гангстеру пришлось обратиться к своим новым партнерам в ЦРУ, чтобы ФБР оставило его в покое — в интересах национальной безопасности.
Мафия искренне оскорбилась тем, что ряд учреждений федерального правительства не уважает ореол легальности, который, как она считала, создан вокруг нее службой на ЦРУ. Чаки Инглиш, правая рука Сэма Джанканы, однажды выбежал из излюбленного гангстерами ресторанчика в Форест-парке, штат Иллинойс, и в сердцах бросил агентам ФБР из группы наблюдения, слонявшимся вокруг здания: «Ну, в чем дело? И не надоела вам, ребята, эта мура? Мы же все из одной команды!»
IIIВ июле 1960 года, как раз накануне съезда демократической партии в Лос-Анджелесе, в приемную сената в Вашингтоне были танком проведены лидеры эмигрантских кубинских группировок.
Сенатор Джон Кеннеди обменялся рукопожатиями с Мануэлем Артиме, Тони Вароной, Аурелиано Санчесом Аранго. Им отводились ключевые роли во вторжении в Заливе свиней, а двое из них будут замешаны в попытках ЦРУ убить кубинского руководителя. Неофициальную встречу устроило Центральное разведывательное управление. Таким способом ЦРУ хотело дать знать кандидату от демократов на президентский пост, что оно готовит свержение Кастро.
ЦРУ, безусловно, стремилось на всякий случай подстраховаться: ничто не должно помешать ему расправиться с Кастро,— независимо от того, кто сидит в Овальном кабинете[40]. Сильную фракцию сторонников Кеннеди в ЦРУ возглавлял Ричард Биссел. После того как Кеннеди был официально выдвинут кандидатом на пост президента, Аллен Даллес по существующей в ЦРУ традиции ввел его в курс текущих событий, сделав 23 июля обзорный доклад. По окончании беседы Кеннеди заявил, что они «детально» обсуждали вопрос о Кубе и Африке, читай — о Кастро и Лумумбе.
Кубинский вопрос решительнейшим образом вторгался в ход предвыборной кампании 1960 года с самого ее начала. Доходившие из Майами слухи о подготовке Центральным разведывательным управлением сил вторжения на Кубу только что не сводили лагерь Кеннеди с ума. Ведь если Кастро будет свергнут до выборов, все лавры достанутся Никсону. Стратеги из лагеря Кеннеди предлагали, чтобы он выступил с речью, в которой предвосхитил бы это событие и постарался по возможности нейтрализовать его политический эффект. Уильям Эттвуд, который писал речи для Кеннеди, несколько раз звонил по Флориду одному репортеру, собиравшему по заданию журнала «Лайф» материал для статьи о подготовке кубинских эмигрантов. Эттвуд выразил глубокую озабоченность тем, что вторжение начнется до выборов, но корреспондент «Лайфа» заверил его, что для этого кубинские эмигранты пока еще недостаточно подготовлены.
В мозговом центре штаба Никсона делали ставку на осуществление вторжения до ноябрьского голосования. Никсон считал, что его «победа будет предрешена», если Кастро падет до выборов.
Для Никсона и Кеннеди кубинский вопрос приобрел просто парадоксальный характер. Ричарду Никсону — профессиональному «ястребу», отвечающему в Белом доме за вторжение,— пришлось прикусить язык и выжидать. Свое личное отношение к кубинскому вопросу он был вынужден маскировать фразами о государственной мудрости. Джон Кеннеди — либерал, игравший на своем католицизме, обратился тем не менее к безудержной травле своего консервативного оппонента. Уже превратив несуществующее отставание США в области ракетных вооружении в один из основных пунктов своей предвыборной кампании, он еще шире распластал крылья чисто «ястребиных» маневров и использовал Кубу на манер дубинки, которую раз за разом обрушивал на голову Никсона. Это потрясло даже его конкурента, признанного мастера дешевых трюков, назвавшего подобную тактику «нечестной». 23 сентября Кеннеди заявил о необходимости «поддерживать силы, борющиеся за свободу в горах Кубы и в изгнании». 6 октября он призвал «поддержать тех свободолюбивых кубинцев, которые окапывают сопротивление Кастро». Он недвусмысленно дал понять, что администрация Эйзенхауэра в этом вопросе проявляет недопустимое бездействие, произнеся трескучую фразу о том, что «коммунистической угрозе позволили возникнуть под самым нашим носом, всего в 90 милях от наших берегов».
Никсону оставалось только обиженно вздыхать, он уже стал беспокоиться, что даже если вторжение и произойдет в выгодное для него время, его ловкий оппонент сумеет сделать какой-нибудь хитрый ход и присвоить себе все лавры. По мере приближения финальных телевизионных дебатов между кандидатами обе стороны начали понимать, что о каком-либо вторжении до выборов по может быть и речи. 20 октября, накануне дебатов в Нью-Йорке, из лагеря Кеннеди в печать было передано заявление. В нем, в частности, говорилось: «Мы должны оказать поддержку борющимся против Кастро и не связанным с Батистой демократическим силам, находящимся в изгнании и на самой Кубе, в них — единственная надежда на окончательное свержение Кастро».
Подобное заявление было равнозначно обвинению в том, что администрация Эйзенхауэра недооценила и пренебрегла эмигрантами. Никсон выходил из себя. В своих мемуарах он писал с типичным для него самодовольством, что «тайная подготовка кубинских беженцев» была предпринята ЦРУ «в значительной степени благодаря моим усилиям», а тут Кеннеди представляет дело так, будто подобная идея пришла в голову ему первому! Никсон поручил находившемуся с ним в Нью-Йорке министру внутренних дел Фреду Ситону «немедленно связаться с Белым домом по прямому проводу и узнать, сообщил ли Даллес Кеннеди, что уже многие месяцы ЦРУ не только поддерживает и помогает, по и практически обучает и готовит кубинских эмигрантов для вторжения на Кубу». Ситон переговорил с бригадным генералом Эндрю Гудпейстером, который осуществлял связь между Эйзенхауэром и ЦРУ. Через полчаса пришел ответ: «Кеннеди ознакомлен с операцией».
