Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич
Разрыв между левыми партиями стал принципиальным. Если в 1924 году руководство компартии ограничилось единогласным принятием резолюции, где обещалось «никогда больше не вступать в союз с контрреволюционной социал-демократией» 59, то в июле следующего, на X съезде КПГ, с подачи Коминтерна, социал-демократы уже приравнивались к фашистам. СДПГ остается фашистской партией, уверял в письме делегатам съезда Зиновьев, но «это не освобождает нас от необходимости понять причины ее живучести... Мы должны понять, как это крыло фашизма все еще умудряется собирать под свои знамена такие большие массы пролетариата» 60. В германской политике первым серьезным последствием раскола левых сил стало избрание Гинденбурга президентом республики.
28 февраля 1925 года скончался первый рейхспрезидент Веймарской республики Фридрих Эберт. Он умер от перитонита, и его смерть была неожиданной для немцев. У Эберта был банальный аппендицит, но он слишком долго тянул с операцией и согласился на нее, когда стало уже слишком поздно. Фридрих Эберт был первым демократически избранным главой немецкого государства. Хотя, надо сказать, его выбирали не всенародным голосованием. Это сделали делегаты Учредительного собрания 11 февраля 1919 года. После его смерти Германии предстояли первые прямые выборы рейхспрезидента. Право участвовать в них получили семь кандидатов. Однако один человек, военный министр Отто Гесслер, не попал в список претендентов, хотя многие современники были убеждены, что у него были лучшие шансы победить уже в первом туре. Но категорически против выступил Густав Штреземан, посчитавший, что кандидатура Гесслера будет встречена в штыки Парижем, и не хотевший ставить под удар наметившийся путь к примирению с Францией 61. В результате те партии, которые готовы были поддержать Гесслера, отказались выдвигать его. В отсутствие Гесслера, первый тур, как и ожидалось, не выявил победителя. Больше всех голосов получил бургомистр Дуйсбурга Карл Яррес, которого поддержали 38,8 % избирателей. Вторым, с результатом 29 %, финишировал Отто Браун из СДПГ. Вильгельм Маркс от Партии Центра набрал 14,5%. Коммунист Эрнст Тельман — всего 7 % голосов. Но полным провалом стало участие генерала Людендорфа, выдвигавшегося НСДАП. Его результат был близок к арифметической погрешности. Сказалось не только выдвижение малоизвестной на федеральном уровне партией, но и подмоченная послевоенная репутация самого генерала.
Поскольку никто из кандидатов не набрал абсолютного большинства, необходим был второй тур. В нем, по законам Веймарской республики, победителю достаточно было набрать простое большинство. К участию во втором туре были заявлены Вильгельм Маркс (от левоцентристского Народного блока, поддержанного СДПГ) и престарелый фельдмаршал Гинденбург (от альянса правых и националистических партий). И тут очень многое зависело от позиции КПГ. Она могла поддержать Народный блок и постараться не допустить победы правых националистов или снова выдвинуть своего собственного кандидата без каких-либо шансов на успех. Опасность избрания Гинденбурга понимали даже в Коминтерне, и Зиновьев призывал германских коммунистов поддержать Маркса 62, что звучало как нелепый исторический парадокс. Но коммунисты не хотели иметь общего кандидата с социал-демократами. Они снова выдвинули Тельмана. Результат оказался печальным для дальнейшего хода истории. Победил семидесятисемилетний Гинденбург, который давно отошел от политики и мирно проживал вдали от суеты в своем имении под Ганновером.
Гинденбург не хотел участвовать в выборах, и его пришлось уговаривать. «Согласился неохотно, только из чувства долга», — сообщил он в письме дочери 63. Решающую роль при голосовании сыграло легендарное для немцев имя фельдмаршала. Он набрал 48,3 % голосов, опередив Маркса на 3 %. Третьим с 6,4 % финишировал Тельман. Если бы коммунисты не выдвигали своего кандидата и поддержали Маркса, то голосов их избирателей (это были все те же люди, которые голосовали за Тельмана и в первом туре), вполне хватило бы, чтобы победил кандидат Народного блока. Тогда, конечно, еще никто не знал, что спустя восемь лет именно Гинденбург откроет Гитлеру дорогу к власти. Случилось это, правда, уже во время второго президентства фельдмаршала, но его никогда не было бы, не случись первого. Хотя, с другой стороны, правы были биографы Гинденбурга, когда писали, что в случае его неизбрания «коммунистическое движение (в Германии) распространилось бы гораздо шире, чем это случилось» 64.
Многие в Германии уже тогда понимали, что избрание Гинденбурга чревато призывами к историческому реваншу и откровенно желали этого. Английский посол в Берлине д’Эбернон сообщал в те дни в Лондон: «Опасен не сам Гинденбург, а те, кто стоит за ним» 65. Вспоминая то время, фон Па-пен, выступивший против решения собственной Партии Центра, писал, что поддержка Гинденбурга означала для него возврат к той «фундаментальной политике», при которой «на Германию снова будет возложена историческая миссия — быть стражем и оплотом западных традиций в сердце Европы» 66. До беды оставалось восемь лет.
Иногда историки пишут, что «позиция коммунистов стратегически оказалась более верной», поскольку «компромисс социалистов вылился в потерю избирателей», а «бескомпромиссность коммунистов позволила им утвердиться как настоящая оппозиционная партия и начать приобретать электорат» 67. Это не так. Снижение числа голосующих за социалистов и, одновременно, некоторое увеличение сторонников КПГ началось с 1930 года, после почти двух лет пребывания у власти левоцентристского правительства во главе с социал-демократом Германом Мюллером. И причиной тому был начавшийся в конце 1929 года мировой экономический кризис. Социал-демократы, возглавлявшие правящую коалицию, естественно, были ответственны в глазах избирателей за поразившие Германию экономические проблемы. Не случайно в том же году самый большой рост числа избирателей был зафиксирован у НСДАП, выжимавшей максимум политических дивидендов из экономических неурядиц. «Никогда еще я не был так хорошо настроен и внутренне удовлетворен, как в эти дни, — откровенничал Гитлер на страницах своей партийной газеты. — Жестокая реальность открыла миллионам немцев глаза на беспрецедентное надувательство, на вранье и предательство марксистских мошенников» 68. Нацисты, по числу голосующих за них, сделали впечатляющий рывок, значительно обогнав коммунистов и превратившись в рейхстаге из незначительной партии, обретавшейся на задворках политической жизни Германии, во вторую политическую силу, уступавшую лишь социалистам. А уже через два года они обошли и их.
Впрочем, до этого еще должно было пройти время. А сразу после избрания Гинденбурга рейхспрезидентом никто не мог и подумать о таком развитии событий. Престарелый фельдмаршал ставил целью сплотить нацию. В пасхальном обращении к народу накануне выборов Гинденбург говорил об идее «объединения вместо раскола». «Я протягиваю руку каждому немцу, думающему о нации, отстаивающему имя Германии дома и за рубежом, всем, кто стремится к конфессиональному и социальному миру», — говорил фельдмаршал, обращаясь к избирателям 69. Он шел на выборы со старой немецкой идеей «народного единства» (Volksgemeinschaft). При нацистах в этой идее появилась изрядная доля расового превосходства немецкой нации, но при Гинденбурге такого не было. В его понимании «народное единство» было скорее развитием довоенного патриотического лозунга «один Народ, один Рейх, один Кайзер». Последняя составляющая этого немецкого националистического «триединства» проживала в изгнании в Голландии, но оставались две другие, с помощью которых Гинденбург и старался сплотить нацию. Лозунг всегда был популярен у немцев. Нацисты чуть позже заменили «кайзера» «фюрером» и продолжили успешно эксплуатировать ту же идею. Да и сам Гинденбург всегда мысленно вставлял кайзера в триединую формулу, хоть никогда и не произносил это вслух. В душе он так и остался монархистом. Своим друзьям-националистам, мечтавшим призвать Вильгельма II назад и восстановить монархию, Гинденбург писал в частном порядке: «Конечно, я без всяких оговорок признаю вашу верность нашему Кайзеру, королю и главнокомандующему. Но именно потому, что я разделяю эти чувства, я должен немедленно отговорить вас от таких действий... Внутренний кризис преодолен еще не полностью, и если речь пойдет о реставрации монархии, то зарубежные страны сочтут, что за этим стою я. Говорю об этом с огромной болью» 70.
