Газета День Литературы - Газета День Литературы # 169 (2010 9)
Возможно, самым востребованным мифом современной литературы является Борхес – не жизнь знаменитого аргентинца, рождённого в 1899 и скончавшегося в 1986, а внедренный им метод производства литературности. Что есть Борхес? Интерес ко всем без исключения эстетическим образам и духовным идеям без признания приоритета и доминирования одного образа или идеи. Умение создавать симулякровые личности – даже не героев, а повествовательные инстанции, которые могут сходить с ума, гореть и сгорать на виду у спокойного, слегка ироничного автора. Накаченность знаниями, виртуозное владение архетипами, которые вступают в причудливые отношения, составляют немыслимые сочетания. Стремление к экономичности и лаконизму, мечта о сжатии текста в притчу, анекдот или коан, которые при необходимости свободно трансформируются в роман солидного объёма. Недоверие к канонам и нескрываемая увлечённость апокрифами, версиями, которые способны пересоздать знакомое, сделать его иным, соответствующим другим логикам. Потенциально многожанровая природа произведения, соединяющего миф и статью, эссе и религиозное исповедание, новеллу и стихотворение. Мысль о том, что всё есть литература (даже богословие), что все великие сюжеты уже созданы, но бесконечность новых сочетаний рождённых слов всё-таки оставляет надежду. Не всё в современной литературе есть Борхес, но его действительно очень много.
Что делать литературоведу в контексте представленных нами проблем? Можно повторять, что классика – хорошо, а постмодернизм – плохо; у нас была великая литература, а сейчас, мол, кончилась. Если это так, то скоро и литературоведы кончатся, а солидными авторами и текстами минувших эпох будут заниматься, скажем, музееведы-словесники. Никто не обязывает нас любить сейчас происходящие художественные события. Когда литературовед в период зрелости начинает перечитывать Тургенева и Стендаля, Достоевского и Томаса Манна, перечитывать просто так, это знак качества внутренней филологической культуры. Классика выше современности – по константным прозрениям, по глубине художественного психологизма, по включённости в архетипы сюжетов, давно ставших своими. Но современный литературный процесс динамичнее, хотя бы потому, что его качество зависит от тех, кто пишет и живёт сейчас, обладая способностью вторгаться в незавершённое, усиливая его звучание. Часто говорят: нет ныне литературного процесса! Темы мельче, писатели злее, конфликты глупее, герои маниакальнее. Писатель – одинокое сознание, измученное лавиной образов, с которой надо справиться в тех или иных жанровых границах. Он думает о судьбе ребёнка-произведения, подчас совсем не заботясь о том, как на это посмотрят отцы-соседи, решающие собственные проблемы. Писатель эгоистичен, соборность творца в риторике всегда относительна, но критик должен видеть движение там, где есть лишь тексты, старающиеся заявить о своей обособленности. Если нет литпроцесса, значит, критики и литературоведы занимаются не тем, чем нужно. Значит, не могут они подняться над своей усталостью и скорбью от видимого отсутствия великого, и посмотреть как один художественный мир с другим в диалоге пребывает, как рождается общий сюжет времени, наблюдение за которым имеет смысл не только в рамках науки о литературе. Когда Пелевин превращает общение с гламуром в буддийский коан, а Уэльбек создаёт романы-апокалипсисы, когда Прилепин ищет активного героя ради любви к жизни, а Кундера охлаждает читателя мыслями о преодолении ненужных скоростей, когда Проханов воскрешает героический эпос в условиях информационной цивилизации, а Коэльо готовит новый текст для быстрого просветления, когда только что ушли Кузнецов и Солженицын, Павич и Сэлинджер, а Маркес ещё жив, – литературный процесс есть. Точнее, он ждёт своего воссоздания – в сознаниях тех, кому не скучно, от самих себя, прежде всего.
Олег ОСЕТИНСКИЙ ЗАМЕТКИ ИЗДАЛЕКА
ЖИТЬ ДОЛГО...
РУССКОМУ ПИСАТЕЛЮ НУЖНО ЖИТЬ ДОЛГО. Без нитроглицерина это не получится.
В 1965 году мы с писателем Олегом Куваевым, автором замечательного романа "Территория", выпивали до утра. Как всегда – не хватило. Решили поехать найти денег, вернуться на то же самое место, волшебное, – ларёчек на Остоженке, – и дальше жить ещё веселей.
Я поехал к одной даме, обнял её, занял у нее 10 рублей, вернулся к ларёчку и стал ждать Олега.
Он не приехал. Он умер от сердечного приступа. Перед смертью положив под язык таблеточку бессмысленного и бесполезного валидола.
Надо сказать, что я всегда себя считал врачом всю жизнь – не "инженером человеческих душ", а механиком-сантехником человеческих душ и тел, если угодно. И всюду пропагандировал маленькие кругленькие беленькие таблеточки под названием НИТРОГЛИЦЕРИН. Друзья слушали меня с недоверием. Тогда ещё не было Интернета. Можете себе представить мир без Интернета?!
Мы писали на пишущих машинках, иногда без ошибок, подкладывая копирку для пяти экземпляров. Это очень дисциплинировало, приходилось печатать без ошибок.
Компьютер человека развращает. Ты печатаешь, тут же исправляешь. Нет, надо жить набело, господа! Без черновиков.
Короче, большинство моих друзей предпочитало класть под язык сладенькую, нежную таблеточку валидола, наивно веря, что она их спасёт. Никогда не спасала. Я двенадцать раз должен был умереть в течение десяти минут.
Двенадцать раз я принимал нитроглицерин в разных обстоятельствах. Когда у тебя сердечный приступ, надо сразу тянуться к нитроглицерину – медленно, тихо! А когда его примешь, нужно лежать и молиться. Говорить: "Боже! Помоги нитроглицерину. Я буду вести себя хорошо, я не буду больше пить, не буду делать зла, буду делать только добро!"
И когда ты уже полетишь по этому самому туннелю, хорошо знакомому людям, умиравшим не раз, и уже видишь этот самый свет в конце, что-то белое, нежное, – и вспоминаешь всю свою жизнь в две-три секунды – и при этом успеваешь говорить: "Боже, нитроглицеринчик, спаси меня, я больше не буду, правда! У меня ещё много дел, у меня дети!"
Короче, я потерял уже множество друзей, не веривших в нитроглицерин, принимавших при сердечном приступе валидол и прочую ерунду:
Андрюша Вейцлер, 30 лет
Олег Куваев, 37 лет
Василий Шукшин, 40 лет
Высоцкий, 43 года
Моя первая жена Марина, 60 лет – с валидолом во рту
Моя третья жена Оля, 50 лет – с валидолом.
И т.д. и т.п. – список огромный.
При этом надо заметить, что они ещё и курили!..
Когда я сказал Кириллу Лаврову в его квартире на волшебном Шведском тупике в Петербурге: "Кирилл, ты жить хочешь?" – Он ответил: "Конечно, хочу. Мне интересно, рядом девушки, и театр недалеко, и люди меня любят, конечно, хочу". Я сказал ему: "Так не кури". – Он ответил: "Не могу. И не хочу. И всё вообще решает Бог". Я сказал: "Бог помогает тому, кто сам себе помогает. У нас, христиан, есть свобода воли и мы можем выжить, если хотим". – Он ответил: "Всё это чепуха" – и умер.
Я пока жив – избежал смерти от инфаркта минимум 8 раз, потому что успевал схватить таблеточку нитроглицерина.
Принимайте нитроглицерин! Держите в своих руках, брюках, майке и при первых же признаках приступа сразу, не думая, хватайте белые таблеточки!..
Нитроглицерин – мощно взрывчатое вещество – потому и спасает. В нашей жизни спасительным может быть только очень взрывчатое вещество.
"Какая чудная эпоха – пойду патронов докуплю!" – пишет Тимур Шаов. Имейте в кармане нитроглицерин. Докупите патронов, купите хорошее оружие – и вы будете жить долго.
Слабыми средствами нельзя спасти человека... Слабыми средствами нельзя выиграть войну... Слабыми средствами нельзя спасти страну...
Американский президент Линкольн говорил: "Говори тихо, но держи в руках большую дубину". Да, говорите тихо, в руке держите оружие, а в кармане нитроглицерин. И вы спасёте ваше сердце! И свою страну…
ТЕПЛОХЛАДНОСТЬ
Верующие – наши солдаты
Мечети – наши казармы,
Минареты – наши штыки.
Премьер-министр Турции Эрдоган
Все знают, что недавно в Москве, прямо в храме застрелили православного священника Сысоева. И вот – детский вопрос: что это значит?
Ответ напрашивается сам собой: это значит, что проповедовать Христианское учение в христианской Москве стало опасно.
