Наталья Точильникова - Ходорковский. Не виновен
Сначала он создал организацию под названием «Фонд молодежной инициативы Фрунзенского района» и получил право зарабатывать на молодежных мероприятиях, что было нелегко пробить. Видимо отсюда и проистекают слухи о кафе и организации дискотек.
Тогда вышло постановление Совета Министров СССР, ВЦСПС и ЦК ВЛКСМ «Об образовании единой общегосударственной системы научно-технического творчества молодежи». И появилась система центров НТТМ. Все эти центры создавались при райкомах комсомола. К началу 90-х их было уже более 600.
Они пользовались большими льготами: не платили никаких налогов, только отчисляли 3 % дохода в общесоюзный фонд научно-технического творчества молодежи и 27 % — в местные фонды, которыми распоряжались координационные советы НТТМ.
В Москве было по Центру в каждом районе, а директоров назначали районные власти по рекомендации райкома комсомола. В 1986-м директором Фрунзенского Центра стал Михаил Ходорковский.
Это был Центр межотраслевых научно-технических программ (ЦМНТП), созданный по инициативе Госкомитета по науке и технике.
«Начали мы с НТТМ — научно-технического творчества молодежи… — вспоминали Ходорковский и Невзлин в книге «Человек с рублем». — Работоспособности нам не занимать, подобралась дружная когорта единомышленников, которые пахали сутками, неделями, уставали так, что спали на ходу — у нас за-по-лу-ча-лось! Рассчитались с долгами, с налогами, выдали зарплату, осталась ПРИБЫЛЬ, она наша. НАША. НАША! МОГЕМ!»
Первые «большие деньги» (164 тысячи рублей) получили от Института высоких температур Академии наук (ИВТАН). От ИВТАНа контракт проводил Владимир Дубов, потом он станет одним из акционеров ЮКОСа. Отнеслись к молодежному объединению серьезно — первым клиентом стал академик Александр Ефимович Шейндлин, директор Института.
Центр богател и развивался. Вскоре на его базе создали отраслевую и региональную сеть. «Два года я занимался венчурным инвестированием, вкладывая прибыль в различные инвестиционные проекты, — вспоминал Ходорковский. — Я придумал несколько финансовых методик, которые широко использовались и которые позволили мне в лучшие времена вести одновременно до 500 договоров на научные разработки. По ним работали 5 тысяч человек». [18 — http://www.ug.ru/archive/13282]
Занимались разработкой и внедрением приборов на заводах, исследованиями в области химических технологий и разработкой программного обеспечения. Потом через Центр стали проходить хоздоговорные работы научных учреждений с предприятиями оборонки.
По некоторым сведениям, не гнушались и обналички. Тогда наличный рубль был в разы дороже безналичного. А молодежные организации имели не только счета, но и право снимать с них деньги. Брали 10–15 процентов от суммы. В начале девяностых все газеты пестрели объявлениями: «обналичу», и этим не занимался только ленивый. Но и здесь Ходорковский был в числе первых.
В 1987 году на работу в ЦМНТП пришел Леонид Борисович Невзлин. (Сейчас он живет в эмиграции, в местечке Герцлия в двух километрах от Тель-Авива. Точнее, в приморском районе Герцлия Питуах — поселке миллионеров.)
«Я тогда работал по распределению в «Зарубежгеологии», — вспоминает Леонид Борисович. — По-моему в 1982 году к нам пришел еще один программист Миша Брудно. Мы были совсем молодые и талантливые, я надеюсь. У Миши Брудно была жена Ира, которая вместе с ним окончила институт и была еще лучшим программистом. Она работала где-то в другом месте системным программистом, то есть на уровне операционных систем, наязыке ассемблер.
И мы, как люди предприимчивые, но не богатые, мягко скажем, уже женатые, но молодые, всегда были заинтересованы в том, чтобы немножко денег заработать. А в то время, при советской власти, не очень много платили, даже молодым и талантливым. Поэтому мы всегда что-нибудь делали — ипо отдельности, и вместе. И интеллектуально, и физически.
Но много денег это не приносило. Если выбираться через ночь и работать на другом вычислительном центре, то, может быть, 100 рублей в месяц будет. Если периодически ходить на физическую работу, то примерно по 10 рублей за раз получишь. Грузчиком, на овощную базу, на мясокомбинат. Да, мы все делали.
В конце концов, ты весь измотанный, и, ну, двести рублей в месяц заработал, при зарплате (120 плюс премия) тоже около двухсот. Получается на полном измоте около четырехсот. А при наличии семей, это все равно не очень много, но очень тяжело.
Поэтому и мы, и наши родственники всегда искали новые возможности. Началась перестройка, и появились все эти объявления в газетах. Но при советской власти мы не верили, что нас не обманут и отдадут заработанное.
В одной газете было объявление, которое увидела Ира, почему я про нее и говорю. Речь там шла об открытии во Фрунзенском районе какого-то Центра МНТП, и предлагалось творческим коллективам, которым есть что продать, сказать, сделать, разработать, платить неплохие зарплаты или, грубо говоря, использовать этот Центр как посредника для реализации своих проектов. Что означало частичный перевод безналичных денег организации в наличные деньги трудовых коллективов.
Мы с Мишей Брудно были трудовым коллективом и авторами определенных программ, в которых было заинтересовано много других организаций. У нас были и свои разработки, и свои заказчики. И мы, не веря особо, что из этого что-то получится, туда пошли, рассчитывая использовать Центр как посредническую структуру, которая поможет и с новыми заказчиками, и с получением денег нам в карман.
В Центре мы познакомились с двумя людьми: Таня Анисимова была замом Ходорковского, она из его института, МХТИ. И был еще один парень Юра Мацкевич. Это был настоящий хозяйственник. Он сейчас в Америке живет.
Работали мы в основном с Таней Анисимовой, она все помогла организовать. Мы сделали несколько проектов с организациями, которым нужна была такая же математика или софт, как сейчас говорят, как нашей «Зарубежгеологии». Мы им поставили, адаптировали, закончили, получили акты, принесли в Центр.
Дальше ждали, как они нас учили, окончания квартала. И на удивление, в начале 1988го, то есть через несколько месяцев, в январе, с Новым годом, мы получаем большие деньги. Несколько тысяч рублей. Тогда это были максимальные деньги, которые я получал.
Предыдущие большие деньги мы получили, когда практически все лето пахали на подработках. Это было много работы, много времени, и дало нам по тысяче с чем-то.
Ну, это несравнимо. Здесь мы работали по специальности, не ночами, без отрыва и получили по нескольку тысяч. По-моему, четыре на двоих. Это были еще настоящие рубли. Несколько машин, конечно, нельзя было купить, но одну подержанную можно. Каждому. Сильно подержанную. Но дело было не в машинах, и нужно было не на машины.
И дальше мы занимались программированием. Центр нужен был только для того, чтобы заключить договоры с потребителями, между нами и организацией-заказчиком, получить акты и все оформить».
В конце 1987 года было создано государственно-кооперативное объединение МЕНАТЕП [19 — «Межотраслевые научно-технические программы».] с оборотом в восемнадцать миллионов рублей в год.
Леонид Невзлин занял в нем должность руководителя договорного отдела, а рекламный отдел возглавил Владислав Сурков, в будущем — первый заместитель Руководителя Администрации Президента.
Вместе с Невзлиным из «Зарубежгеологии» пришел еще один будущий акционер ЮКОСа, а ныне эмигрант, Михаил Брудно и будущий председатель совета директоров группы МЕНАТЕП, а ныне заключенный, Платон Лебедев.
«Деньги надо было зарабатывать, — вспоминает Леонид Борисович Невзлин. — Михаил, как и я, выходец из простой, интеллигентской, советской, еврейской семьи. Я — еврейской, он — полуеврейской. Родители — люди предельной честности и отсутствия каких-либо дополнительных заработков, кроме работы. В результате — постоянная нехватка денег.
Все по-разному реагировали на это. Он был воспитан, или самовоспитан в убеждении, что этого ресурса у него должно быть всегда достаточно. Его видимо унижало то, что у родителей мало денег, и их ни на что не хватает. Поэтому он всегда работал. У него была семья, он женился еще в институте. Был ребенок. Унизительно иметь семью и не иметь возможности ее обеспечить. Плюс какие-то свои интересы. Поэтому он работал ровно столько, чтобы деньги не надо было считать на еду и основные вещи.
Потом он развелся с первой женой и жил по съемным квартирам, достаточно средненьким: на Шоссе Энтузиастов и на площади Павелецкого вокзала».
Первая купленная им трехкомнатная квартира осталась первой жене Елене.
Тогда же в конце восьмидесятых в жизни Михаила Ходорковского появилась новая любовь. Это была его сотрудница Инна.
«Я его наблюдал в процессе романа с его нынешней женой, — вспоминает Леонид Невзлин. — Это все разворачивалось на моих глазах. Как он атаковал эту «бедную» (в кавычках) девушку, которой тогда было лет семнадцать, что ли. Дежурил у ее подъезда, ночевал в машине, курил одну от одной. Она ему отказывала во встречах — он переживал, иногда я видел его с влажными глазами. Да и лет ему тогда тоже было немного».
