KnigaRead.com/

Нина Кондратковская - Круг зари

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Нина Кондратковская, "Круг зари" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Оказалось, мы оба помним одну и ту же ночь сорок второго года. Он был участником событий, а я, по малолетству, свидетелем. У детей войны особенная память: я помню и пожары, и то, как бабушка тащила меня в охапке от полыхавшей нашей Северодвинской улицы в какой-то подвал.

С Устюжинским мы прежде никогда не встречались, но с первой минуты разговорились так, словно давно-давно были знакомы.

И уже невозможно было пройти мимо той ночи и тех двух городов, которые породнили нас.

…Северное лето проходит незаметно. Еще август не кончился, а блеклый палый лист липнет к дощатым тротуарам и темным от дождя бревенчатым двухэтажным домам, которыми издавна застроен почти весь город.

Работа в мастерской лесотехнического института, куда с первых дней войны запихнули Алексея, признанного по зрению непригодным для армии, была не тяжелой, но изматывала спешкой. К себе в общежитие, чтобы рассеяться, он пошел пешком по набережной. С утра над городом бродили косматые тучи, серая Двина словно бы вздулась, и плотная морось над ней совершенно скрыла и без того еле различимый противоположный берег. Но к вечеру немного прояснилось.

Набережная — любимое место прогулок горожан — в эти часы была пустынной. Иногда, впрочем, тут звучала чужая речь: в порт заходили английские суда.

А сегодня, к удивлению Алексея, на набережной было полно девчат. Принаряженные, они шумными стайками сновали мимо пятиэтажного, выдвинутого серым полукругом здания лесотехнического института. Да, вспомнил Алексей, завтра первое сентября. Неужели занятия начнутся? Здесь размещался госпиталь, но его уже куда-то перевели. По-видимому, институт завтра откроет двери. Каких трудов стоило все там оборудовать! Досталось и преподавателям, и ему, Устюжинскому, с товарищами.

Немного легче на душе от этого по-мирному беззаботного зрелища. Но заходящее солнце, багровея в спокойных водах Двины, опять напоминает Алексею огонь, расплавленный металл. Магнитка, далекая Магнитка! Привязался к ней, и так неожиданно и нелепо пришлось расстаться перед самой войной.

Не забудет Алексей Устюжинский, как поразила его, парня из глухой северной деревушки, гигантская стройка, не забудет своего первого разговора весенним утром возле барака-конторы с Володей, комсоргом строительного участка (фамилия-то стерлась в памяти). Комсорг, чувствуется, еле держится на ногах. Товарищу, который его о чем-то выпытывал, резко бросил:

— Да, да, на плечах трубы таскали, по этой распутице не то, что грузовик, а и телега пароконная забуксует. А наш Ратке любит, чтобы все было в порядке…

Сам засмеялся неожиданной рифме и продолжал разговор с Алексеем:

— Плотничать, говоришь, можешь? А вот что: сварочный аппарат никогда в руках не держал?

— Приходилось отцу помогать, только…

— Все мы здесь «только», с этого и начинали. Пожалуй, мы тебе специальное комсомольское поручение дадим. Нам не так плотники нужны, как сварщики. Сейчас на этой должности Герман Германович Ратке, из Германии. Очень аккуратный человек: конец смены — домой, хоть тут земная ось переломись. Эта его «аккуратность» — нам поперек горла. Да и своих сварщиков пора иметь. Попробуй-ка у него подучиться, а?

Учиться пришлось больше вприглядку. Герман Германович — все «молчком да волчком». Не подкачал, однако, Алексей, хорошим сварщиком скоро стал и другим ребятам овладеть этой техникой помогал.

Третью домну строили, четвертую… Пошла у Алексея электросварка, крепким специалистом стал. И тут беда наскочила. Авария, короткое замыкание. Огонь слепящий в глаза — и темнота… Хорошо еще, что совсем зрения не лишился. Долго тот огонь кошмаром душил по ночам.

Уехал сюда, на Северную Двину, к родственникам. Болел. Зрение возвращалось, но медленно, вот и в армию из-за этого не взяли. Война, а он, двадцатилетний парень, слесарит в ремонтной мастерской да лазит по ночам на крышу по тревоге. Вот, кстати, и сегодня его очередь дежурить. Тревоги короткие и не страшные: швырнет «он», немец, фугаску, другую на город или порт — больше для острастки — вот и вся война.

«Ратке, тот, небось, сейчас броню для «тигров» варит, — с неприязнью думает Алексей, — а я тут «негоден», видите ли…»

Девушка из тех, что гуляли по набережной, насмешливо оглядела его. Алексей отвернулся. И эта осуждает, «здоровый, а в тылу отсиживается».

Кончался вечер. Подступала ночь, которой суждено было огнем отпечататься в памяти горожан.

* * *

— Тревога, Алексей, на крышу, — сказала буднично пожилая вахтерша, положив трубку телефона, и, зевнув, добавила: — Пойти, подвал отпереть на всякий случай, может, кто захочет в убежище.

— Тревога, скоро ли отбой? — невесело пошутил Алексей, выбегая на ночную улицу. Из порта отчетливо доносились прерывистые гудки, а с прохладной, не просохшей после дождя крыши их странная разноголосица слышалась еще отчетливее. Рядом с мастерской — крыша института, повыше, а внизу — бесконечные «волны» деревянных кровель домов, сараев, пристроек. И дворы, как пчелиные соты, ухоженные трудом, обжитые. Теперь они — мишени. Небо некстати очистилось, и тени от летящих облаков чаще расступаются и пропускают потоки лунного света.

Ухнул первый отдаленный взрыв. И вдруг мгновенно стало как днем, и все дворы-соты до подробностей видны. Не сразу понял он, в чем дело, и первый раз страшно стало: все-таки он один здесь…

— Фонари, фонари! — исступленно кричал кто-то внизу.

Фашисты сбросили с самолетов десятки осветительных «ламп». Значит, что-то готовили. И после мгновений невероятно глухой тишины все вдруг растворилось в грохоте. Словно горящие угли, посыпались, гремя, на кровлю мастерской «зажигалки». Они шипели и разгорались — первая, вторая, третья… Бояться было некогда.

— Та-ак! Та-ак! — яростно подстегивал он себя, ногами сбрасывая ослепительные бомбы вниз, во двор, прихватывая их рукавицами и швыряя в металлический ящик с песком.

Та девчонка с набережной утром, небось, в институт пойдет, почему-то подумал он с обидой во время короткой паузы и встретит — посмеется, словно кто другой, а не он, днем маялся на ремонте лаборатории, где ей набираться ума, и сейчас вот хватает эти шипящие штучки, рискуя сгореть, чтобы уцелел ее лесотехнический.

Надрывный, плотный гул заглушил посторонние мысли. Была одна как бы внутренняя команда: глядеть в оба! И он глядел и все видел: и беззащитный деревянный город под желтовато мерцающим светом «фонарей», и серебряную ленту реки. Не угадывал, а видел, как тогда, до аварии.

Высоко над головой шли самолеты. Их тени закрывали луну и мелькали на влажных крышах. Гул перешел в отвратительный, дерущий внутренности рев. Поднялось невообразимое… Над городом клубился красный дым, и над этим дымом снова и снова шли самолеты, исторгая вой, скребущий небо и землю. Все, казалось, пылало вокруг. Алексей метался за «зажигалками» и, сжав кулаки, выкрикивал в небо угрозы, не соображая, что это бессмысленно. Но гнев выплескивался сам. И вдруг — снова, как тогда, огонь перед глазами — и темно…

Как стало известно, в эту ночь фашисты, высадив предварительно десант на островах в Белом море, собирались стереть с лица земли город и порт. На деревянные кварталы они сбрасывали зажигательные бомбы, и мгновенно возникали многочисленные очаги пожаров. Бомбили всю ночь. Город спасла только самоотверженность жителей, дежуривших, как и Алексей Устюжинский, на крышах. И пострадал город далеко не так, как рассчитывали враги.

Тяжелая бомба прямым попаданием развалила один из корпусов лесотехнического института, но в другом, рядом с которым дежурил Алексей, через месяц начались занятия.

То была первая боевая ночь строителя Магнитки Алексея Устюжинского, и за нее он получил первую боевую награду.

* * *

— Как-то потом в госпитале слышу в «Последних известиях», — рассказывает Алексей Сергеевич, — сперва, понятно, о боях в районе Сталинграда и в районе Моздока, а дальше:

«На одном из заводов Южного Урала заканчивается сооружение новой доменной печи». Так душа и встрепенулась: в Магнитке! Чего бы, думаю, не дал, чтобы оказаться там, с ребятами…

Мы беседуем с ним на той самой набережной Северной Двины, и разговор то и дело перескакивает то на Магнитку — и я рассказываю о людях, которых он помнит, и о сегодняшнем городе его давней мечты, — то возвращается к той страшной ночи, от которой нас отделяют тридцать лет.

Алексей Сергеевич высок, сухощав. У него, как иногда пишут, «точеные черты лица», почти не задетые морщинами, и совсем седые волосы.

— А вообще-то ночь та, первая, как бы сказать, воскресила меня, — медленно продолжает он. — Равновесие, что ли, восстановила. И моральное, и даже физическое. Клин клином вышибло. Нервное потрясение ли помогло, вторая контузия ли — не знаю, однако, по выздоровлении видеть стал гораздо лучше. Огонь поразил, огонь и вылечил, — смеется он так. — В сорок третьем уже воевал. Ну, на фронте не страшнее показалось… После войны преподавал в техникуме. А Магнитку не забываю, заезжал несколько лет назад. Разве сравнишь с прежней!.. Да и наш город не сравнить.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*