Тарик Али - Столконовение цивилизаций: крестовые походы, джихад и современность
«Мне нет дела до того, что вы мне мало даете, — заявил, как сообщается, Джинна в марте 1947 года последнему вице-королю, лорду Маунтбаттену, — до тех пор, пока вы даете мне это полностью».
Цена разделения оказалась очень высокой: два миллиона убитых, одиннадцать миллионов беженцев. Один из самых талантливых писателей субконтинента Саадат Хасан Манто на языке урду написал шедевр, озаглавленный «Тоба Тек Сингх», рассказ о психиатрической больнице в Лахоре во времена разделения. Когда целые города подверглись этническим чисткам, как чувствовали себя сумасшедшие? Душевнобольным индусам и сикхам сказали, что их перевезут в Индию. Пациенты — индусы, сикхи и мусульмане — разволновались, не желая расставаться, они обнимали друг друга и плакали. Индусов и сикхов заставили сесть в грузовики для перевозки в Индию. Один из них, сикх, был до того переполнен яростью, что, когда транспорт добрался до границы, он отказался перейти ее и умер на демаркационной линии, которая отделяет новый Пакистан от старой Индии. Когда реальный мир поражает безумие, только сумасшедшие остаются нормальными. Душевнобольные понимали, что совершается преступление, и понимали это куда лучше, чем политики, которые на него согласились.
Годом позже, в 1948 году, другой, но сравнимый с этим процесс должен был преобразовать арабский мир. Право на существование получило еще одно конфессиональное государство — Израиль. Вновь сторонники разделения разгромили сторонников объединения. И в Пакистане, и в Израиле отцы-основатели государства были далеки от конфессиональной политики. Мохаммед Али Джинна был известный агностик, который нарушил большинство запретов своей религии. Бен-Гурион и Моше Даян заявили, что являются атеистами. Но все же религия использовалась как главный мотив при создании этих двух государств, что шло в разрез с желаниями фундаменталистов. Партия «Джаммат-э-Ислами» и ее аналог у иудеев противились образованию этих государств. Впрочем первая быстро отрегулировала свои позиции по данному вопросу, а вторая осталась враждебной к созданию государства Израиль и зачастую выказывала гораздо большую симпатию к обездоленным палестинцам, чем к своим светским противникам.
Масштабы резни в Палестине были не те, что в Южной Азии, однако агрессивность и безжалостность, с которой палестинцев сгоняли с их земель, нанесли такую рану, которая никогда не заживет. Несмотря на все ужасы разделения, ни один из беженцев не остался без государства или без дома. Всех беженцев приняли либо в Индии, либо в Пакистане, а многие из них даже получили от государства компенсацию за утраченную собственность.
Палестинцы, изгнанные сионистскими поселенцами из своих деревень, стали людьми без государства, до конца дней своих обреченными на изгнание или на жизнь в невыносимых условиях в лагерях для беженцев. Ничто не имело такого воздействия на общественное мнение в Пакистане до триумфа Гамаля Абделя Насера в Египте. Это было в 1956 году, когда Израиль присоединился к Великобритании и Франции, чтобы захватить Египет. Тогда я впервые отметил, какое значение имеет это новое государство на Ближнем Востоке для всего региона. До того момента история геноцида евреев затмевала проблемы и беды палестинцев, которые недооценивали или игнорировали.
Я начал осознавать масштаб этой катастрофы, когда в 1967 году в первый раз посетил палестинские лагеря в Иордании и Сирии. Это было через несколько недель после Шестидневной войны. Я был глубоко потрясен ранами, нанесенными палестинским детям, условиями, в которых беженцы принуждены были жить, и историями, которые рассказывали матери, сестры и жены. Ни одна из женщин, с которыми я разговаривал, в этих лагерях, не закрывала лицо, и только немногие покрывали головы платками. Именно тогда я впервые серьезно подумал о двойной трагедии, которая свершилась. Страдания европейских евреев — от погромов в царской России до тотального уничтожения в Освенциме и Треблинке — лежат на совести буржуазной цивилизации. Палестинских арабов заставляют расплачиваться за эти преступления, в то время как Запад вооружал и материально поддерживал Израиль, очищая свою совесть.
Несколько десятилетий спустя я записал беседу с Эдвардом Сайдом в Нью-Йорке. Мы согласились с тем, что для двадцатого столетия определяющим стал 1917 год. Для меня эпохальным событием была Русская революция[6], для него Декларация Бальфура. Коллапс первой и триумф второй тоже как-то связаны с тем, что произошло в Нью-Йорке и Вашингтоне 11 сентября 2001 года.
Часть I
Муллы и еретики
«Великие и могучие империи держатся на религии. Это происходит потому, что суверенную власть может обеспечить только победа, а победа приходит туда, где велика солидарность или имеется единство цели. Сейчас сердца людей объединяет и направляет с Божьей помощью общая религия…»
Ибн-Хальдун (1332–1406), «Мукаддима»«Если вам снится, что вы занимаетесь гомосексуализмом с молодым человеком, которого вы не знаете, то это знак победы над врагами… однако, если вам снится, что вы занимаетесь любовью с женщиной, когда на самом деле имеете сексуальные отношения с мужчиной, ваши требования к этому мужчине будут удовлетворены, даже если в прошлом он вас унижал… Видеть во сне занятия сексом с каким-нибудь животным есть знак процветания и долгой жизни…»
Ибн-Сирин (634–704)[7], «Большой тасфир снов»1
Одно атеистическое детство
Я никогда по-настоящему не верил в Бога. Даже самое короткое время и даже в возрасте от шести до десяти лет, когда я был агностиком. Это неверие было инстинктивным. Я был уверен, что вне нас нет ничего, кроме Космоса. Возможно, это происходило оттого, что мне не хватает воображения. В нежные благоухающие жасмином летние ночи, задолго до того, как в мечетях разрешили использовать громкоговорители, достаточно было наслаждаться тишиной, смотреть в мерцающее небо, считать падающие звезды и внезапно проваливаться в сон. Призыв муэдзина ранним утром был похож на будильник с приятным звонком.
Если ты неверующий, у тебя много преимуществ. Когда работавшие в доме слуги, родственники или двоюродные братья грозили мне Божьими карами — «Если ты будешь так делать, Аллах разгневается» или «Если ты не сделаешь этого или того, Аллах накажет тебя», — я никак не реагировал. Ну и пусть гневается и наказывает, бывало, говорил я себе, но Аллах никогда этого не делал, и я думаю, что именно эта пассивность с его стороны и укрепила мою веру в то, что его не существует. Вот вам пример развития в раннем возрасте скептицизма в качестве побочного продукта вульгарного эмпиризма.
Мои родители тоже были неверующими, также неверующим было и большинство их близких друзей. В нашем доме в Лахоре религия не играла почти никакой роли. Конечно, были и те, кто исповедовал ислам, но даже они делали это как-то скромно и без всякой суматохи. Во второй половине прошлого века большая часть образованных мусульман приняла современный способ жизни, они осознали, что организованная религия является анахронизмом. Тем не менее отделаться от старых привычек было трудно: поборники добродетели скромно совершали омовения и возносили пятничные молитвы. Они также ежегодно постились в течение нескольких дней, обычно как раз перед появлением молодого месяца, отмечающего конец священного месяца Рамадана. Я сомневаюсь в том, что в больших городах весь месяц постилось больше четверти населения. Жизнь в кофейнях шла своим чередом. Многие говорили, что постились для того, чтобы получить преимущество при раздаче бесплатной еды, которая скупо выдавалась в конце каждого дня поста в мечетях или на кухнях у богачей. В пригородах цифры были несколько ниже, поскольку работать на открытом воздухе без пищи, а особенно без воды, когда Рамадан совпадает с летними месяцами, очень тяжело. Однако окончание Рамадана праздновали все.
Однажды, думаю, осенью 1956 года, когда мне было двенадцать лет, я подслушивал одну послеобеденную беседу у нас дома. Детей, как и слуг, считали глухими и не замечали, что было нам на руку, и мы накопили уйму информации, не предназначенной для невинных детских ушей. В данном случае мою сестру, двоюродных братьев и сестер и меня хорошенько попросили заняться чем-нибудь где-нибудь в другом месте. Мы в смежной комнате начали хихикать, когда услышали, как одна тупоголовая тетя с хриплым голосом и костлявый дядя громким шепотом ругают моих родителей: «Мы знаем, что вы неверующие, но этим детям нужно дать шанс… Их надо научить нашей религии».
Рано я расхихикался. Несколько месяцев спустя, был нанят наставник, чтобы учить меня Корану и исламской истории. «Ты здесь живешь, — заявил отец. — Тебе следует изучить эти тексты. Тебе следует знать нашу историю. Впоследствии ты будешь поступать так, как захочешь. Даже если ты отвергаешь все, лучше точно знать, что именно ты отвергаешь».
