Е Ермилова - Яков Петрович Полонский
Обзор книги Е Ермилова - Яков Петрович Полонский
Ермилова Е В
Яков Петрович Полонский
Е. Ермилова
Яков Петрович Полонский
(1819 - 1898)
Яков Петрович Полонский - как бы живая история русской поэзии XIX века. Его творчество захватило своими краями всю классическую русскую поэзию: первые стихотворные опыты гимназиста Полонского заслужили одобрение Жуковского, и вместе с тем имя Полонского еще было живым поэтическим именем, когда начал писать Блок, для которого поэзия Полонского была "одним из основных литературных влияний". Среди поэтов конца века, с их духовным и стилевым разладом, Полонский занимает особое место - в его лирике воплотилось то лучшее, что для поэзии XIX век: неразложимая цельность и глубина содержания, свобода и естественность выражения, благородство и прямодушие, твердая ясность идеала.
Хотя Полонский писал и поэмы, и рассказы, и воспоминания (особенно замечательны - о Тургеневе, с их подкупающим сочетанием простодушия и проницательности), все же он, конечно, прежде всего - лирический поэт, обладающий в наивысшей степени тем, что Белинский в статье о нем назвал "чистым элементом поэзии". Пожалуй, ни о ком другом этого нельзя сказать с такой определенностью, как о Полонском: никакая другая жизненная роль "не подходила" ему, кроме роли поэта.
В каком-то смысле Полонский был центром, точкой пересечения множества литературных, общественных, личных отношений своего времени. Место это принадлежит ему не по размаху и мощи поэтического гения, не по резкости и оригинальности общественной позиции, но по особой, одному Полонскому в такой мере свойственной поэтической отзывчивости, живого и как бы неизбежного отклика на все совершающееся вокруг него. Органическое, "стихийно певческое" начало в сочетании с постоянной готовностью души к отклику и создают в первую очередь своеобразие поэтической личности Полонского.
"Читая произведения Полонского, чувствуешь себя во всевозможных сферах русской жизни, которая ему близка, которую он не только внимательно наблюдает, но в которой он сам - непрестанный участник", - отмечал рецензент Поливанов, представлявший сборник стихотворений Полонского на соискание Пушкинской премии. Вот это,
Может быть, ключевое определение как личности, так и поэтического стиля Полонского - не суровый обличитель и судья, не надмирный жрец и не пророк, но свидетель и соучастник человеческого земного существования. Ключевое оно и потому, что объясняет и достоинства и недостатки его поэзии: мгновенный отзыв непосредственного участника, не выключающего себя из жизненной ситуации, мог оставить в стихах и живой трепет жизни, и многословную, вялую описательность.
Кто бы из современников ни отзывался о Полонском, - идет ли речь о его личности или о стихах, - неизменно возникает чрезвычайно обаятельный человеческий облик. В мнениях о нем царит полное единодушие. Некрасов писал, что произведения Полонского "постоянно запечатлены колоритом симпатичной и благородной личности". Д. Григорович свидетельствовал: "Я еще в жизни не встречал человека с душой более чистой, детски наивной; сколько подлостей прошло мимо него, он не замечал их и положительно не верил, что есть зло на свете". А. Голенищев-Кутузов: "Весь он, так сказать, насквозь был проникнут бесконечным добродушием, благожелательностью и юношеской, почти наивной доверчивостью ко всем и всему, что его окружало". Е. А. Штакеншнейдер [Елена Андреевна Штакеншнейдер - дочь петербургского архитектора А. И. Штакеншнейдера. Ее "Дневник и записки" представляет ценнейший документ как по количеству фактов, существенных для понимания эпохи, так и по глубине и проникновенности их истолкования. Была многие годы верным и преданным другом Я. П. Полонского, часто посещавшего дом Штакеншнейдеров. Именно ей в первую очередь мы обязаны тем, что живой облик поэта сохранился для нас во всей своей полноте.]: "Полонский - редкой души человек, думаю, что второго такого доброго, чистого, честного и нет".
Очевидно, благодаря этим свойствам своей личности Полонский в течение своей жизни был в дружеских отношениях - от самой тесной дружбы до искренней приязни - со всеми величайшими поэтами и прозаиками своего времени: Тютчевым, Фетом, Достоевским, Толстым, Тургеневым.
О редкостной доброжелательности и мягкости Полонского можно судить и по собственным его письмам, воспоминаниям и дневникам. Если ему, например, надо высказать замечания по поводу стихов начинающих поэтов, то при совершенной непоколебимости и твердости суждений он не забывает тут же, как бы вскользь, добавить, что вот у него те же самые недостатки и на них ему неоднократно указывал Фет, да и он Фету не спускал подобных же погрешностей.
И сами стихи и его письма убедительно свидетельствуют о совершенной открытости его - как человека и как поэта. Поэтому когда мы находим в них отчаянные или шутливые жалобы на преследующую его судьбу, то сама их простодушная искренность как бы служит залогом того, что эти обиды исчерпывают "теневую" сторону его натуры, - все остальное в нем принадлежит свету.
А главное - жалобы его так оправданны! Жизнь Полонского была полна и душевных, и физических мучений, и самой элементарной борьбы за существование.
В юности, когда он девятнадцатилетним наивным провинциалом приехал из своей Рязани в Москву и поступил в Московский университет, только наличие знатной бабушки (Е. Б. Воронцовой) спасало его от полной нищеты. Он считал себя "богачом", если "у него в жилетном кармане заводился двугривенный". Тратил он его в кондитерской, где можно было за чашкой кофе прочитывать лучшие газеты и журналы, и в них, в числе прочих, пламенные, увлекавшие его воображение статьи Белинского. После смерти бабушки начались скитания по меблированным комнатам и грошовые уроки. Вскоре он поступает учителем грамматики в семью князя Мещерского, а позднее, уже в 50-е годы, становится гувернером в доме Смирновой-Россет. По письмам его видно, как мучительно давались ему годы гувернерства и репетиторства. Но испытания в этом роде были в его жизни далеко не последними. Гораздо позднее, будучи уже очень немолодым и больным человеком, он вынужден был, чтобы обеспечить семью, принять место воспитателя сына миллионера С. С. Полякова - одного из столпов послереформенного промышленного хищничества. "На этот новый шаг в своей жизни я смотрю, как на выгодное для себя несчастье", - писал он Тургеневу.
Первый сборник стихов Полонского ("Гаммы", 1844 год) признания не получил, хотя в нем и были такие шедевры, как "Зимний путь", "Дорога", "Пришли и стали тени ночи...".
Полонский едет служить в Одессу, потом на Кавказ. В его поэзии появился большой цикл кавказских стихов; в них воплотилась тенденция, общая для всего творчества Полонского: он очень внимателен к открывающейся перед ним новой действительности, стремится всецело и беспристрастно войти в нее, не впадая ни в натуралистическую стилизацию, ни в романтический штамп. Об этом говорят и его добросовестные примечания, характеризующие незнакомые русскому читателю детали быта. Не всегда удается ему справиться с увлечением чуждым экзотическим бытом: он преодолевает его с помощью прозаически описательной интонации, создавая своего рода прозаизированную экзотику.
1850-е годы приносят Полонскому некоторый успех. На его сборник 1855 года с похвалой отозвался Некрасов. Полонский становится постоянным сотрудником "Современника". Успех этот был недолгим, его сменила полоса невнимания и непризнания.
1860-е годы, которые были, как известно, годами размежевания творческих и гражданских позиций, Полонский переживает мучительнее, чем другие. Он не мог уйти ни в резкость "отрицательного" направления, ни в отрешенную надмирность "чистой" поэзии. Позиция "между партиями" ставила поэта в трудное положение. По всему складу своей личности он и не мог быть "над схваткой". Беды общественные Полонский всегда ощущал как личные: "До такой степени тяжело отзывается на всем существе моем этот страшный мертвенный застой русского общества... это умственное и нравственное разложение всего нашего литературного общества, что я - я иногда боюсь с ума сойти". Порою он буквально мечется между лагерями. Салтыков-Щедрин печатает в "Отечественных записках" несправедливо жесткую и обидную рецензию на очередной сборник стихов Полонского; Тургенев публикует в "Санкт-Петербургских ведомостях" статью, которая содержит высокую оценку лирики Полонского, но оказывает тому поистине медвежью услугу, противопоставляя его Некрасову, и Полонский вынужден объясняться с Некрасовым.
У Полонского долго нет "своей" публики. Журналы, придерживающиеся определенных направлений, печатают его неохотно. Стихи его отвергают по разным мотивам и "Вестник Европы" и славянофильская "Заря". А те, что печатают, к тому же, как жалуется он в письме к Тургеневу 1869 года, "лопаются один за другим". Так, "Литературная библиотека", напечатавшая стихи Полонского, "вдруг приняла подлое направление и затем прекратилась". В то же время: "За участие в "Литературной библиотеке" я изгнан Некрасовым из "Отечественных записок". Пародии и насмешки сыплются на него со стороны революционно-демократической журналистики. Вместе с тем Фет, Тургенев, Страхов, ценящие и понимающие поэзию Полонского, с иронией отзываются о его "лавировании" и заигрываниях с "передовыми".
