Артем Драбкин - Я дрался на бомбардировщике. Все объекты разбомбили мы дотла
Обзор книги Артем Драбкин - Я дрался на бомбардировщике. Все объекты разбомбили мы дотла
Артем Драбкин
Я дрался на бомбардировщике. "Все объекты разбомбили мы дотла"
В книге собраны воспоминания летчиков, штурманов и стрелков бомбардировщиков Пе-8, Ил-4, Б-25 и А-20. Экипажи этих самолетов выполняли самые различные миссии — налеты на железнодорожные узлы, столицы государств-противников, сброс агентов в тыл врага, торпедные и топмачтовые атаки кораблей противника. Объединяет их вместе коллективный ратный труд. Успех или неудача вылета зависела от собранности и внимательности каждого члена экипажа: от командира корабля, который «должен быть как дирижер оркестра», до хвостового стрелка, который должен вовремя законтрить хвостовое колесо, чтобы на разбеге машину не повело в сторону. Ежедневный труд, напряжение многочасовых вылетов, огонь зениток и атаки истребителей, покидание горящего самолета и многодневные блуждания по вражеской территории — это далеко не полный перечень испытаний, выпавших на долю людей, чьи рассказы представлены в этой книге.
ПШЕНКО
Владимир Арсеньевич
Я родился 2 января 1923 года в Белоруссии. 2 июня 1941 года я был зачислен курсантом в Борисовскую авиационную школу пилотов. У меня лично предчувствия надвигающейся войны не было, но в училище инструктора нам говорили: «Ребята, ваша задача быстрей готовиться, мало ли что произойдет».
Училище находилось в лагерях возле райцентра Крупка. В воскресенье 22 июня мы пошли отдыхать на речку. В 8 часов утра над аэродромом появился У-2 и стал кружиться, пуская красные ракеты. Потом сирена загудела. Мы с реки бегом на аэродром. Я запомнил, что батальонный комиссар училища, с двумя шпалами в петлицах, стоял и плакал: «Началась война». Настрой был такой — быстрее закончить изучение самолета. Чтобы все уже летали на Р-5 и к осени пошли в бой. Разгромим немцев!
Тут же нас стали учить, как стрелять из пулемета, ручного и станкового, на случай нападения на аэродром. Учеба — смех один: «Заряжай, разряжай. Все понял? Молодец! Кто следующий?» Вскоре инструктора стали выполнять боевые задания на «Р-5» и «СБ», а нас, первогодок, послали возить для них бомбы со складов, что находились на окраине города Борисова. Приехали туда ночью на пяти машинах по 15 человек курсантов в каждой — бомбы-то тяжелые. Начали грузить. И вдруг налет! «САБы»! Зенитки стреляют! А мы бомбы нагружаем на автомашины. Сотка нам показалась перышком, так мы их быстро грузили. Эти бомбы мы возили почти сутки без перерыва. Отступление первых дней войны воспринималось с недоумением. Был такой фильм «Если завтра война», нам, курсантам, крутили его через день. Мы считали, что мы непобедимы! Среди курсантов был сын Павлова, который тоже пришел курсантом, как и я. И он на третий день из лагеря уехал к отцу в Минск. Уехал — нет и нет его. Появился он на пятый день. Говорит: «Ребята, дело плохо. Немцы вот-вот будут в Минске». И все. Никто его больше не видел. Он уехал, а куда — неизвестно.
На седьмой день войны поступила команда: «Вечером после ужина построиться. С собой взять только противогаз. Личные вещи привезут потом». Инструктора на оставшихся самолетах Р-5 и СБ улетели, а четыре неисправных самолета СБ и два самолета Р-5 мы подожгли — прокололи плоскость штыками, факел бросили и ушли. Откровенно говоря, было страшно, даже паника началась, ведь мы не знали, что будет дальше…
— Среди инструкторов были потери?
— Да. Пошли Р-5 на боевое задание, истребители так посшибали — 5 самолетов не вернулось.
Мы три ночи — днем дороги контролировались немецкими самолетами — шли пешком через Могилев, до Брянска почти 300 км. В итоге мы попали на аэродром Алсуфьево. Только сели ужинать, как немец налетел. Сирена! Бомбы близко от нас рвутся. Паника! Мы все из столовой бежать… Вскоре нам подогнали товарняк. Вагоны грязные — в них до этого скот эвакуировали. Приказали ломать ветки, брать сено из копен и застилать пол. Так мы и сделали. Спрашиваем у своего командира, хорошего мужика, Сенкевича: «Куда нас повезут?» — «В Сибирь». Подъехали к Москве. Трое суток стояли на окраине города. Завтракать, обедать и ужинать ходили в какую-то воинскую часть. А вскоре поезд повез нас дальше, как потом выяснилось, в Омскую авиационную школу пилотов.
Стали летать. Программу на Р-5 я закончил в декабре 1941 года, и меня перевели в Бежскую авиационную школу пилотов для обучения на СБ. А там — горючего нет, полетов никаких. Весь 1942 год мы занимались сельским хозяйством — сажали, пололи, убирали урожай. Питание слабенькое. Свои хорошие шинели из синего сукна и сапоги мы отдали для фронта, взамен получив ботинки с обмотками и солдатские шинели. Только в конце 1942 года пришли инструктора, и мы начали летать на СБ. В течение трех месяцев я закончил программу, и 8 марта 1943 года мне было присвоено звание младший лейтенант. Но чтобы на фронт попасть, надо было учиться дальше или на Пе-2, или на Ил-4. Мне повезло — попал в дальнюю авиацию, и меня направили в Корши в Высшую школу штурманов, куда я приехал в апреле 1943-го.
Несколько месяцев прозанимались теорией, а в начале июня переехали в Троицк на аэродром Кумысное, где стал летать на Ил-4. У инструктора было два курсанта. Когда мы закончили дневную программу и перешли на ночную, мой друг и напарник Игорь Войнов разбился при заходе на посадку. Недели две я сидел без самолета, пока меня другой инструктор не взял.
— Ваше впечатление от СБ и Ил-4?
— СБ — самолет простой. Это переходная машина от Р-5 к Ил-4. Ил-4 — современный дальний бомбардировщик, у которого и оборудование совершенно другое, и пилотирование. Хотя Ил-4 мне нравился — на нем можно было хорошо летать и в простых, и в сложных условиях, все же он был очень капризным самолетом и многих летчиков унес на тот свет. Строгим он был при взлете, и летчики со средней подготовкой часто не могли выдержать направление взлета. Особенно был капризным на посадке: если чересчур выбрать триммер, а потом потребуется самолет чуть-чуть подтянуть, то при увеличении оборотов двигателей самолет шел на кабрирование. У нас так один летчик чуть мертвую петлю не сделал. Самолет сорвался, и он погиб.
Кроме того, отсутствие автопилота и второго летчика приводило к тому, что при выполнении полетов продолжительностью шесть, а то и девять часов летчик после посадки выходил из самолета, шатаясь от усталости. Бывало, придешь после боевого вылета в столовую, выпьешь 100 грамм — и пьяный вусмерть. Очень истощается нервная система, и чаще, чем два-три раза в неделю? не полетишь.
— Какое было отношение в авиации к Ер-2?
— Не совсем хорошее. Сам он красиво выглядел, но летный состав, и особенно технический, на него обижался. Планер неплохой, а двигатель — никуда.
Ресурс маленький. Помню, уже после войны тренировались перед парадом. Прошли раз, прошли два, садимся, на 5–6 самолетах начинают менять двигатель. Там ремонт, там ремонт. А наши техники Ил-4 посмотрели, зачехлили и пошли.
— Б-25?
— Особого качества. Надежный самолет, особенно двигатель. Технику работать было легко. Открыл капот, посмотрел, платочком вытер и закрыл. Нигде подтеков масла нет. Ничего нет. Самолет устойчивый, и вооружение на нем сильнее было, чем на Ил-4. У нас только один УБТ был 12,7 калибра и ШКАС впереди и в хвосте стояли. А у них пушки были. К тому же на Б-25 был второй пилот.
— Сколько всего вы сделали боевых вылетов?
— Всего я сделал 80 боевых вылетов. Надо еще учитывать и то, что нам редко давали цели возле переднего края. Обычно летали далеко. Летом, так всю ночь в воздухе проводили. Кроме того, нас же нужно обеспечить и топливом, и бомбами, а это не одна сотня тонн. Случалось, что бывали перебои с топливом. Но вообще снабжали нас неплохо, а кормили просто отлично, особенно это ощущалось после курсантской полуголодной жизни, когда на ужин давали две картошки «в мундире», ложечку сахара, кружку чая и два кусочка хлеба.
Закончил программу на Ил-4 в августе 1943 года. Обучение начинали двенадцать экипажей, а закончили только четыре — один погиб, другой самолет сломал, третий заблудился. И все — не на чем летать! Нас пригласил в Троицк начальник училища Герой СССР Беляков. Побеседовал, сфотографировался с экипажами. Угостил нас в столовой обедом, пропустили по 100 грамм. Всех поцеловал, обнял и сказал: «Ребята, я вам желаю здоровья, не погибнуть. Мне жалко вас, молодых, так рано отправлять на фронт, но ничего не поделаешь». Мы даже расплакались. И он плакал.
Я приехал в Монино в сентябре 1943 года в 16-й Гвардейский авиационный дальнебомбардировочный полк и был зачислен в 3-ю эскадрилью, командовал которой хороший командир Храпов Петр Иванович, будущий Герой Советского Союза. В это время в полку было всего 13 экипажей из положенных 32. Кого сбили, кто при отказе двигателя садился ночью и погиб, а кто в живых остался, но еще не мог летать. В эскадрилье было всего четыре летчика. Постепенно стали приходить со школ еще экипажи, и с конца 1943 года начались боевые вылеты. Перед этим, конечно, проверили технику пилотирования. Меня вызывал командир полка, участник войны в Испании и с Финляндией, Анатолий Маркович Цейгин: «Вот вам, молодому летчику, вручаем новый самолет. Береги его!»
