Юрий Мухин - Отцы-командиры Часть I
Обзор книги Юрий Мухин - Отцы-командиры Часть I
Отцы-командиры Часть I
А. Лебединцев Ю. Мухин
Предисловие
Скажи-ка, дядя...
М. Ю. Лермонтов
А. 3. ЛЕБЕДИНЦЕВ. Написаны уже сотни книг, в которых авторы доказывают, что во Второй мировой войне наша Красная Армия понесла неоправданные потери из-за глупости Верховного главнокомандующего в войну, маршала, а после нее ставшего Генералиссимусом Советского Союза Иосифа Виссарионовича Сталина. Может быть. Мне со Сталиным служить не довелось. Но я не встречал ни одной книги, в которой бы специально разбирался вопрос: а сколько миллионов солдат мы потеряли из-за тупости и подлости остальных отцов-командиров?
Я такую книгу тоже не могу написать, могу лишь ответить по этой теме то, что я сам видел, о чем читал и что слышал от своих товарищей и сослуживцев. Имею ли я на это право?
22 июля 1998 г. я провел в Волгоградском объединенном районном военном комиссариате около трех часов и полностью ознакомился со своим личным делом. Сообщил сотруднику, что я работаю над рукописью и желаю уточнить даты прохождения своей службы, и он разрешил мне сделать необходимые выписки. Оказалось, что курсантом пехотного училища я был зачислен 25 апреля 1941 г., военную присягу принял в июле, видимо с началом войны, а уволен в запас по возрасту по ст. 59, п. "а" с правом ношения военной формы по приказу МО № 0180 от 22.02.1973 г.
На первой странице послужного списка приведены даты и номера приказов за подписью тех командующих, кои жаловали меня очередными воинскими званиями от лейтенанта в 1941 г. до полковника в 1963. Далее шел перечень всех учебных заведений, какие мне суждено было закончить. Потом были записаны наименования всех фронтов, на которых довелось сражаться в различных качествах. Завершался послужной список перечислением всех должностей за 32 года службы, из которых 2 года 2 месяца и 17 суток пребывания непосредственно на переднем крае в пехоте от командира взвода пешей разведки до начальника штаба стрелкового полка в самом конце войны. Учитывая, что один год на фронте приравнивался к трем годам в мирное время, то моя выслуга была определена в 35 лет, что и указано в моем пенсионном удостоверении.
Итак, я начал войну "Ванькой-взводным", потом командовал стрелковой ротой. Через некоторое время комбат неожиданно обнаружил у меня задатки по составлению текстуальных и графических боевых документов. Я легко ориентировался на местности при сличении ее с картой. Теоретически это должен уметь делать каждый офицер, но и тут теория не совпадает с практикой. Поэтому уже во время войны меня часто стали использовать для службы в штабах, впрочем, дальше полкового штаба я тогда в тыл не уходил, а на переднем крае бывал даже чаще, чем командир батальона в своих ротах.
Полководцы издавна обратили внимание, что, прежде чем приступить к командованию войсками на поле боя, надо чтобы кто-то их войска к этому полю привел. Поэтому-то праматерь всех российских и советских академий Генерального штаба имела свое первое название "Школа колонновожатых". Напомню, что в битве при Ватерлоо и к Наполеону, и к Веллингтону шли подкрепления, но генерал-фельдмаршал Блюхер свои войска к Веллингтону привел вовремя, а маршал Груши к Наполеону опоздал. Наполеон проиграл битву и окончательно лишился короны. Видимо, плохой был у Груши начальник штаба.
Правда, мне Академию Генерального штаба закончить не пришлось. Тем не менее в 1968 году именно мне дове-
рили контролировать выход 5-й гвардейской мотострелковой дивизии по 7-му маршруту в Прагу. И она вышла по полевым дорогам ночью в установленный срок, за что я был удостоен солдатской медали, которой мои отцы-командиры обходили меня в лейтенантские годы. Так что и по этим формальным признакам нельзя сказать, что я плохой офицер. Четверть века последней моей службы при генералах и маршалах дают необходимый кругозор в подлинной, а не в парадной или мемуарной оценке командования.
У читателя может сложиться негативное отношение ко мне. Что же тут поделаешь? Хочу только сказать, что я написал эту книгу не для личной славы и не для оправдания. Если моя жизнь была ошибкой, то не совершайте таких ошибок! Мне уже за 80, и у меня, как и у Советской Армии, все позади. И я пишу для того, чтобы у нынешней Российской армии отцы-командиры были умными, честными, храбрыми и смелыми, чтобы они взяли у нас все хорошее, что у нас было, и отказались от всего плохого, что у нас, к сожалению, тоже имелось.
В добрый час…
Ю.И. МУХИН. Мне прежде всего следует ответить на вопрос, зачем и почему я стал соавтором книги воспоминаний А. 3. Лебединцева. Это вопрос не простой.
Я с интересом читаю воспоминания ветеранов войны и прочел их много. Но таких, как у Александра Захаровича, мне читать еще не приходилось. Между прочим, то же самое ему говорили и рецензенты издательств, но печатать его труд не спешили. Понять их можно - они коммерсанты, им нужно, чтобы книга продалась большим тиражом. А сегодня мемуары не пишет только ленивый и в условиях, когда читателей стало уже меньше, чем писателей, воспоминания еще одного ветерана просто затеряются в грудах остальных мемуаров.
Множество военных воспоминаний написано профессиональными литераторами для их "авторов". В результате в таких мемуарах показана война не такой, какой она была, а такой, какой ее представляет литератор. Лебединцев ни в каких литераторах не нуждается, и его взгляд на войну - это действительно взгляд фронтовика с цепкой памятью. Однако это не все. Сложно сказать, в силу каких причин, но Александр Захарович написал о том, о чем редко кто пишет. Он вспоминает большое количество сослуживцев, которые являются целой кастой нашего общества — офицерством. И в отличие от остальных мемуаристов, он характеризует офицерство не только с героической стороны. Кастовая солидарность подавляющего числа остальных мемуаристов не дает им это сделать, и они описывают коллег по принципу: или хорошо, или ничего.
В результате воспоминания Лебединцева представляют ценность для анализа этой касты, а этого до сих пор никто не делал. Сталина у нас можно ругать и поносить сколько угодно, можно обвинять его даже в том, что он утром 22 июня 1941 г. не бегал вдоль границ и не будил наших спящих солдат, но офицеров — не тронь! Это сплошь одни герои!
Прочитав рукопись (а в эту книгу вошла едва половина ее — та, которая заканчивается 1945 годом), я предложил Александру Захаровичу переделать его воспоминания в книгу об офицерах, для чего рассмотреть тогдашнее и нынешнее офицерство на примерах из своих же воспоминаний. Он пробовал, но не смог этого сделать, и причина, думаю, не в том, что он не понял замысла.
Проблема в том, что он, пожалуй, один из лучших, если не самый лучший председатель общества ветеранов своей дивизии в СССР. Как говорят его родные, он свой "Москвич" продал, но оборудовал 60 школьных музеев на боевом пути дивизии стендами о ее истории. Он организовал десятки встреч ветеранов, и если для нас упоминаемые им в тексте офицеры это просто фамилии, то для него это не только конкретные люди, но и их дети с внуками, с которыми он тоже знаком. И если он еще может описать, как реально происходило дело, то у него не поднимается рука дать надлежащую характеристику тому или иному человеку. Сегодня он жалеет всех своих соратников и через эту свою жалость к ним преступить не может. Мы оказались в тупике.
Тогда я пообещал Александру Захаровичу, что найду время и сам из его рукописи вычленю эпизоды по темам:
офицерской храбрости и трусости, смелости и нерешительности, честности и подлости и т. д., и к этим эпизодам допишу свои соображения. Получится два взаимосвязанных, но независимых текста: воспоминания А.З. Лебединцева, как он их написал, и мои комментарии, за которые ответственность несу только я. Поэтому структурно книга состоит из двух частей. В первой части я оставил те эпизоды из жизни А.З. Лебединцева, которые не подошли к рассматриваемым темам книги. И хотя я и к этой части даю комментарии, но цель этой части книги в том, чтобы ознакомить читателя с общим фоном, на котором происходили события, описанные Александром Захаровичем во второй части. А во второй части воспоминания Лебединцева взяты из разных по времени периодов его военной жизни и скомпонованы так, чтобы с их помощью можно было раскрыть тему главы.
Обязателен вопрос — а в какой мере воспоминания вообще и воспоминания Лебединцева можно воспринимать как факт?
В любых мемуарах автор он автоматически себя приукрашивает. Если бы Александр Захарович писал о себе не сам, а кто-то, кто его хорошо знает, то, наверное, портрет Лебединцева получился бы совсем другой — со всеми "скелетами" из его шкафа. И с этим автоматическим враньем мемуариста ничего не поделать — его нужно просто учитывать самому и вскрывать (или настораживаться) с помощью своего опыта. Но должен сказать, что, на мой взгляд, Лебединцев если что-то и приукрашивает и искажает, то даже о себе делает это очень умеренно, и пусть и оправдываясь, но приводит много фактов, которые по тому времени характеризуют его не с лучшей стороны. А эта искренность не может не вызвать доверия и к остальным приводимым им фактам.
