Юрий Дьяков - У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен российской государственности. Исследования и документы
С 15‑го по 16‑е было отдано распоряжение подготовить из подручных средств какие-либо плоты. Надо сказать, что раненых в это время у нас было большое количество. Не дождавшись темноты, примерно в 20 часов с минутами начали переправлять раненых через Дон, а потом сами начали переправляться. Переправились в район Качалинский, где был штаб 4‑й танковой армии. Там оказался командующий фронтом Гордов. Когда комиссар Чернышев докладывал Гордову истинное положение вещей, он его выгнал из кабинета – вон отсюда, я даю задание командиру дивизии. Чернышев заявил, что я вместе с командиром дивизии отвечаю за дивизию как комиссар. В общем, получился большой скандал. Сам Гордов чувствовал, что положение безнадежное. После этого он дал приказ частям уходить за Дон. Правым нашим соседом была 37‑я гвардейская дивизия, которая вошла в 1‑й десантный корпус, который в Люберцах стоял.
После того, как мы переправились через Дон у нас одного полка не было, но боеспособность дивизия сохранила. 112‑й и 120‑й полки сумели максимально организованно перебраться через Дон, правда 112‑й полк хуже перебрался. 120‑й лучше перебрался, потому что он был вместе с 37‑й гв. дивизией. Они переправлялись немного выше, где нажим противника был меньше […].
Первую задачу немец поставил такую: для расширения плацдарма для переброски своих сил в район Сталинграда, он решил захватить Паньшино. Паньшино – большой населенный пункт, который давал возможность занять совершенно открытую местность. К моменту нашего подхода бои происходили на западной окраине Паньшина. К этому времени была вместе с нами 18‑я стрелковая дивизия, вернее кусочки ее, и, кажется, 21‑я танковая бригада – десятка полтора танков. Мы все-таки сумели удержать Паньшино, которое осталось у нас до самого конца.
После этого нам дали задачу выйти на вал Анны Ивановны, который идет от Дона до Сталинграда […]. Когда мы вышли на вал, нам дали задачу продвигаться в район Котлубань, на деревню Кузьмичи. Когда прибыли к д. Кузьмичи, нам поставили задачу взять эту деревню. Надо сказать, что Кузьмичи представляли сильный опорный пункт противника […]. В течение десятка дней возились с этими Кузьмичами, так их и не взяли. Кузьмичи были взяты в последний момент, в момент окружения немецкой группировки. Здесь вал, а здесь железная дорога, которая ведет из Калача к Сталинграду. Здесь мы стояли. Отсюда нас перебросили к разъезду 564 к линии железной дороги. В течение пяти – шести дней дивизия дралась за этот разъезд. В итоге разъезд взяли, но дальше продвинуться нам не дали возможности…
24 сентября нам дают приказ сняться с участка 24‑й армии и идти в распоряжение 66‑й армии за р. Рынок […]. Километров 70 здесь было[…]. Командующий 66‑й армии нам сказал: вы здесь не задерживайтесь, есть дополнительное распоряжение вам отправляться к Волге. Мы немного выше района Дубовки переправились через Волгу и прибыли в госпитомник – лес есть на той стороне Волги против Сталинграда, от Красной Слободы километра три на восток.
30‑го сентября мы там сумели сосредоточиться, собрали весь свой народ и 1 октября 1942 г. с группой в три тысячи с половиной человек отправились. Нам дали огромную баржу. Посадили три тысячи людей своих с боеприпасами и оружием и переправились через Волгу.
Это был момент, когда все горело, кругом стреляли. Трудно было определить, куда мы едем. Собственно говоря, не было места, где бы не стреляли – трассирующие пули, ракеты, снаряды рвутся, авиация бомбит, мины рвутся и город горит, потому что немец зажег в это время нефтебаки – заводской запас нефти. В этот момент мы переправились. Отправлял нас генерал-лейтенант Голиков, командующий Воронежским фронтом. Когда мы сели в эту баржу, по существу мы были беззащитные люди. Чем мы можем на воде обороняться? Для того чтобы прикрыть наше движение, генерал-лейтенант Голиков дал задачу тяжелой артиллерии в течение всего времени, пока мы переправляемся, держать ураганный артиллерийский огонь. Это нас спасло, и мы благополучно переправились.
После того, как мы переправились, Гурьев и я прибыли к Чуйкову. Чуйков нас встретил исключительно прекрасно, ввел в курс дела. Нам картина стала более или менее ясной. После этого пошли к начальнику штаба Н. И. Крылову. Беседовали с ним, поужинали, выпили. Он рассказал всю обстановку. Вызвали командиров полков, дали им задачу направлять людей занимать оборону в районе «Красного Октября».
117‑й полк вместе с 37‑й Гвардейской были брошены на СТЗ. Нас вначале сунули в район «Баррикады», где стояла 95‑я дивизия, или еще какая, не помню, которую мы должны были сменить. Мы меняли дивизию, которая занимала уже линию обороны, меняли потому, что она выбилась совсем. У нее не оказалось личного состава. В течение ночи с 1‑е на 2‑е октября мы эту дивизию сменили и начали занимать оборону, а эти части стали оттягиваться. На следующий день была поставлена задача врыться в землю. Первые три – четыре дня мы были заняты работой, как можно лучше врыться в землю и сделать оборону крепкой.
Естественно отсюда, что работа партийно-политического аппарата была направлена на то, чтобы создать жесткую оборону. Каким образом мы проводили эту работу? Созывать партийно-политический аппарат на КП дивизии мы не имели возможности, потому что отрывать этот народ от частей мы не хотели, да и не могли. Поэтому весь аппарат политотдела собирался, давались указания, и он отправлялся в полки. Насколько это было тяжело, могу привести такой пример.
Был у нас батальонный комиссар Серюков Иван Иванович, награжденный орденом «Красного знамени». Он был инструктором политотдела дивизии. Я ему дал задачу пробраться в район 120‑го полка и там заострить внимание на создание жесткой обороны.
В этот период у нас снайперское движение делало робкие шаги, а немцы снайперов использовали очень крепко. В тот момент, когда Серюков вылез на одну из возвышенностей в районе завода «Красный Октябрь», он был тяжело ранен, убит … Я приказал вытащить его во что бы то ни стало. Послали двух бойцов туда. Один боец был убит, второй был ранен. Только глубокой ночью вытащили этого Серюкова.
Работа политотдела была сопряжена с большими трудностями. Задачи ставил командир дивизии. Я был всегда связан с командиром дивизии. Как только командир дивизии ставит задачу одному полку или полкам, я сейчас же даю задание политработникам. Они отправляются в части и делают все, что необходимо для выполнения приказа командира дивизии. Трудно было политработнику пробраться в полки. частности, есть знаменитый Банный овраг. Для того чтобы пробраться через этот Банный овраг, нужно было огромное напряжение, потому что немцы с утра до вечера били по Банному оврагу. Народ пробирался туда только с наступлением темноты, или ранним утром, или в момент, когда немцы обедают, приблизительно в 17–18 часов. Мы изучили все перерывы, которые они устанавливают, и в эти моменты мы проскакивали. Знали места, которые простреливаются сильнее, знали, какой участок можно пробежать и какой проползти… Дойти до батальона не такая сложная штука, но дойти до роты – это сложнее. Рота из себя представляет очень маленький состав. По существу, здесь окоп роты нашей, а в метрах 30–40 окопы противника. Мы взяли за правило партийно-политическую работу проводить ночью.
Сводку Совинформбюро в дивизии принимали систематически. В два часа принимают, размножают по всем частям, к шести часам прибывают посыльные от полков. Эти сводки отправляются в полки. В полках делают таким образом: для каждой роты переписывают на кусочке бумаги и отправляют с присланным туда политработником. Он идет по блиндажам, по окопам.
Помните, было письмо т. Хрущева насчет формы партийно-политической работы, в котором он писал, что в период самых напряженных боев надо, чтобы партийно-политический аппарат ближе связался с бойцами. Он приводит пример. Допустим, ночью приходит политработник в блиндаж к бойцам в момент самой напряженной обстановки, тем более ночью, когда боец больше расположен рассказать с откровенностью, то есть можно влезть в его душу. Мы такую форму и практиковали. Ночью политработник работает, днем, когда нет приказа о наступлении – отдыхает несколько часов. Эта система работы ночью дала возможность иметь небольшие потери в политсоставе и больше охватить рядовой состав посредством бесед в блиндажах и окопах. Благодаря этому мы знаем, чего боец хочет, о чем он думает. Помимо того, чтобы боец знал боевую задачу, его надо накормить, надо, чтобы ему было тепло, потому что время октябрь – ноябрь. Воды больше нет, за водою надо ходить на Волгу. Все это сопряжено с большими трудностями. Подвести продовольствие – не такая простая штука. Помимо сухой пищи надо дать горячую. Два раза в сутки горячую пищу мы давали систематически, за редкими исключениями, когда никак нельзя было это сделать.
