Андрей Колесников - Веселые и грустные истории про Машу и Ваню
Это произошло потому, что сложились все-таки за многие годы какие-то отношения с лесом. И он отдал мне мои документы. На самом деле ему чужого не надо. У него все есть. Это нам от него все время что-то нужно.
И дети у меня за эти годы появились. Надо было познакомить их друг с другом: детей и лес. А то уже просто неприлично было.
И вот Маша собралась поздним вечером в лес, взяла Ваню за руку и зашла ко мне в комнату.
– Папа, – сказала она, – ну мы готовы.
– Молодцы, – ответил я. – Ложитесь спать.
– Папа, мы что, не идем в лес? – внешне спокойно спросила Маша.
Я, конечно, понимал, какая буря бушует у нее в душе на самом деле. Но разве у меня не бушевала в душе буря, когда я в полночь увидел свою дочь не в пижаме, а в полном боевом снаряжении, в котором можно было не только в лес – и на Северный полюс безо всякого страха отправляться?
– Идем, – говорю, – но только завтра утром. И ты об этом знаешь. Только вводишь в заблуждение бедного маленького Ваню. Хорошо ли это? Посмотри, ведь он так верит тебе.
Маша посмотрела на Ваню и осталась удовлетворена. Да, он верил ей.
– Папа, – спросила Маша еще раз на всякий случай, – может быть, мы все-таки пойдем сейчас в лес? Понимаешь, Тони очень хочет. А я-то могу и не ходить, конечно.
Она еще думала, всплакнуть ей или не стоит, когда я в жесткой форме окончательно отказался идти ночью в лес. Она поняла, что слезами горю не поможешь, снова взяла за руку Ваню и неожиданно сказала:
– Пойдем, Ваня. Мы, кажется, не туда попали.
И они вышли. Вот этого я от нее не ожидал. То есть как это не туда? А куда же они хотели попасть? Может быть, к их маме? Да нет, там разговор был бы еще короче. Что имела в виду эта девочка? В общем, она почти лишила меня сна. То есть все-таки достигла своей цели.
Утром мы пошли в лес. Дети были в расписных резиновых сапожках и с настоящими берестяными лукошками в руках. Уверен, мы представляли собой живописную группу. Маша здоровалась с лесом и вообще-то была по-настоящему потрясена. Ваня старался не отставать. В лесу было неожиданно много грибов, правда, почти все несъедобные.
– Папа, – спрашивала Маша, – это что? Я подробно объяснял, что это поганка.
– Можно, я к ней ближе подойду?
– Давай. Только не очень близко.
– А можно еще ближе?
– Ну еще чуть-чуть.
– А можно, я его развалю? Только можно, я буду держать тебя за руку?
И вот так мы долго ходили по лесу и даже набрали грибов. Ваня первым научился отличать съедобные от несъедобных и сам нашел несколько грибов. Он даже запомнил слово «груздь». Время от времени, когда кроны деревьев начинали качаться от ветра, Маша грозила лесу пальцем:
– Не шуми! И он утихал.
Маша держалась в общей сложности часа два с половиной, а потом призналась:
– Папа, меня лес уморил. Придется идти домой. Мы пошли домой, потом долго чистили грибы, потом солили их. Потом позвонил ее дядя и спросил, какие грибы мы видели.
– Давилики, – ответила Маша.
– Почему давилики? – растерялся дядя.
– Потому что мы их давили.
Он тогда спросил, много ли грибов мы собрали в корзину.
– Нет, не очень, – сказала Маша. – Все, которые недодавили.
«Не переживай, папа же всегда возвращается»
Я сижу в гостинице «Вахш» в Душанбе и думаю о том, что у Вани скоро день рождения. Эта мысль примиряет меня с таджикской действительностью.
Ему исполнится два года. Маша почти вдвое старше. Она ждет этого праздника гораздо более страстно, чем Ваня.
– Папа, – говорит она, – но мне уже надоело ждать. Сколько можно?
– А что ты так волнуешься? Терпи.
– Когда ему исполнится два года, он наконец-то будет называть меня «Маша», – говорит она.
То есть она ждет именно этого. Вот что будет лучшим подарком ей на день его рождения.
– А сейчас он как тебя называет?
– «Мафа», – вздохнув, говорит она.
На самом деле ей очень нравится, что Ваня еще не овладел в совершенстве родной речью. Она подходит к нему и говорит:
– Ваня! Скажи «акула»!
– Акула, – говорит Ваня.
– А-а, – разочарованно говорит Маша.
Еще неделю назад у него не получалось это слово.
– Ваня, еще раз скажи «акула», – она, видимо, надеется, что первый раз у него получилось случайно.
– Акула, – с готовностью подтверждает мальчик.
– Ваня, а скажи тогда «Кощей Бессмертный». Мальчик потрясенно смотрит на нее. Он не может вымолвить ни слова.
– Ваня, почему ты молчишь? – интересуется эта добрая девочка. – Не молчи. Я не люблю, когда молчат.
Ваня молчит. Нет, он ничего, конечно, не затаил. Он просто не может вымолвить ни слова.
– Ты, наверное, просто скучаешь, Ваня? Да?
– Да, – говорит мальчик просто для того, чтобы поддержать разговор.
– Ничего, – успокаивает она. – Все скучают. Мама скучает по папе. Я скучаю по Паоло.
Я даже вздрогнул, когда это услышал. Слишком хорошо она помнит этот летний отдых на берегу моря. Я думал, что увлечение итальянским танцовщиком давно прошло.
– А я? – неожиданно вступает в разговор Ваня.
– А ты, Ваня, скучаешь по бабушке, – с удовлетворением говорит Маша.
А он-то, наверное, надеялся, что он скучает по какой-нибудь девочке.
Было во всем этом, конечно, с ее стороны какое-то утонченное издевательство. Настолько утонченное, что Ваня его даже не заметил.
Но в целом она к нему относится позитивно.
– Хочешь, Ваня, будешь моим мужем? – однажды спросила она его, вернувшись из детского сада. – Я сейчас ищу себе мужа. Пойдешь на работу, принесешь деньги, я их буду тратить. Купим чупы.
Ваня страшно оживляется.
– Много? – переспрашивает он.
– Очень, – кивает Маша. – Очень много чупы.
– Да! – кричит Ваня.
– Ну ладно, я подумаю, – говорит Маша.
– А можешь быть моим сыном. Это для тебя не очень хорошо. Я строгая. Почему у тебя не застегнута пуговица? Ну-ка, иди ко мне!
Ее мама решает прекратить это унижение.
– Маша, может, лучше сама родишь себе мальчика? Ваня – это мой сын.
– Сама? Мам, что-то не хочется, – признается Маша. И вот все это я вспоминаю, сидя в гостинице «Вахш» в Душанбе. В результате взаимных усилий двух сторон, России и Таджикистана, подписаны исторические документы… Тьфу ты! И я думаю о том, что бы мне еще вспомнить про Машу и Ваню. И вспоминаю главное.
– Мама, ты почему такая грустная? – спросила Маша маму.
– Папа уехал, Маша, вот и грустная, – говорит мама, надеюсь, правду.
– Мама, не переживай, – гладит ее по руке Маша. – Он вернется. Он же всегда возвращается.
«Меня зовут Маша, фамилия Колесникова…»
В магазине «Петровский пассаж» был большой детский праздник для взрослых. В нем участвовала и Маша. Речь, в общем, шла о показе детской моды. На полу были нарисованы шпалы, по залу ходили крокодил Гена и Чебурашка. Маша должна была выйти из вагончика и продефилировать по шпалам в розовом платье с заниженной талией.
Маша мечтала о показе несколько дней. Можно сказать, что грезила им. Она требовала, чтобы мама показала ей, как ходить по подиуму. Мама стеснялась и говорила, что они сейчас посмотрят телеканал Fashion TV, где и наберутся необходимого опыта. Но перед самым показом Ваня с корнем выдернул электрический шнур из телевизора, и демонстрация не состоялась. Чтобы не возникло ненужных вопросов по поводу моей компетенции, скажу, что муж был в командировке.
В конце концов Машина мама все-таки решилась сама (деваться ей было, впрочем, некуда), и девочка получила некоторое представление о том, как ходят по подиуму.
В магазине Маше для начала накрасили глаза. Она была поражена. Но не тем, что у нее теперь накрашены глаза, а тем, что мама позволила это сделать. Ведь она сама давно пыталась накрасить глаза. Это была своего рода идея-фикс. У одной – накрасить глаза, у другой – не дать этого сделать раньше времени. Алена предполагала, что время наступит лет через десять.
Собственно говоря, что бы после этого ни произошло, Маша уже пришла не зря. Но тут ее одели в это розовое платье, а сверху накинули такую же розовую курточку. Она взяла руку за руку своего старшего товарища Тему (ничего пока личного) и пошла, чуть виляя бедрами, как ее учили. Правда, она забыла упереть на ходу правую руку в бок (научили перед самым выходом), но посмотрел бы я на того, кто в этой ситуации не забыл бы.
После показа для детей накрыли праздничный стол. Было огромное количество пирожных. Маша пробовала их все подряд и категорически отказалась есть только одно, с фигуркой крокодила Гены.
– Нет, мама, я не могу, – покачала она головой.
– Понимаю, дочка, – Алена была, конечно, растрогана. – Но все-таки это только пирожное. Это же не живой крокодил Гена.
– Да нет, мама, – сказала Маша. – Просто я уже объелась. Съешь лучше ты. А то еще кто-нибудь съест.
Когда они вышли из магазина, то встретили старушку, которая просила милостыню.
– Мама, – спросила Маша, – а что, бабушка деньги дома забыла?
