Владимир Костицын - «Мое утраченное счастье…» Воспоминания, дневники
439
Запись от 27 мая 1950 г. – Тетрадь III. С. 84–89.
440
Запись от 30 мая 1950 г. – Там же. С. 102–104.
441
Центральная комиссия по улучшению быта ученых при СНК РСФСР была учреждена во исполнение постановления «Об улучшении быта ученых», подписанного 6 декабря 1921 г. А. Д. Цюрупой; являлась преемницей Комиссии по улучшению быта ученых, созданной в Петрограде.
442
Слова Фауста из оперы Шарля Гуно звучат так: «Ко мне возвратись, счастливая юность, и в сердце зажги желанье любви!»
443
Ср. с воспоминаниями В. В. Стратонова: «Из стариков профессоров самой яркой фигурой был знаменитый географ, этнограф и антрополог Дмитрий Николаевич Анучин. В мое время он уже совсем одряхлел, научно работать не мог и жил больше на проценты от своей прежней славы. Ходил уже согбенный, совсем седой, но глаза его постоянно прищуривались в хитрую улыбку “россейского мужичка”. Умственные способности его поблекли, утратил он и достаточную чуткость к событиям, и этому надо приписать его заигрывание с представителями советской власти, что создало под конец его жизни неблагоприятное для него впечатление. Между прочим, он состоял в комитете по охране памятников старины, в котором председательствовала жена Троцкого, и в этом комитете к нему, как к определенной иконе, относились с любезным почетом.
Профессора, его ученики, относились к Анучину с почтительной мягкостью и берегли своего “дедушку”. На факультетских же заседаниях дедушка любил, хитро сощурив глаза, поставить какой-нибудь, казавшийся ему заковыристым, вопрос и оглядываться вокруг, что, мол, из этого выйдет? Под конец у него вышла неприятная история с факультетом… Это он, минуя факультет, обратился непосредственно в Наркомпрос и выхлопотал назначение профессором Адлера [Бруно Фридриховича (1864–1942), заведовал кафедрой географии, этнографии и антропологии в Казанском университете]. Это произошло как раз в ту пору, когда факультет особенно горячо боролся за право самому пополнять свой состав, и такой поступок Анучина, даже при всем снисхождении к дедушке, вызвал возмущение.
Анучин, своим писклявым голосом, давал ребяческое объяснение:
– Я потому обратился в Главпрофобр, что факультет не может сам назначить профессора, а Наркомпрос может.
Тем не менее на ближайшем заседании факультета, на котором меня замещал Костицын, последний сделал Анучину выговор:
– Я хорошо сознаю, Дмитрий Николаевич, что я был еще мальчиком, когда вы уже обладали европейским научным именем. Тем не менее, в качестве председателя факультетского собрания, я должен вам высказать, что вы поступили против традиции и против интересов факультета.
Часть старой профессуры во главе с [профессором зоологии и сравнительной анатомии академиком] А. Н. Северцовым обиделась:
– Как можно делать замечание старейшему профессору факультета…
Но общественное мнение большинства поддержало Костицына, и некоторые поздравляли его с тем, что он имел мужество сделать замечание именно старейшему члену факультета. Д. Н. Анучин, однако, обиделся и целых полгода не ходил на заседания факультета» (Стратонов В. В. По волнам жизни. Л. 235).
444
Строки из стихотворения А. С. Пушкина «19 октября» (день открытия в 1811 г. Царскосельского лицея), впервые опубликованного в 1827 г., звучат так: «Наставникам, хранившим юность нашу, / Всем честию, и мертвым и живым, / К устам подъяв признательную чашу, / Не помня зла, за благо воздадим».
445
Запись от 31 мая 1950 г. – Тетрадь III. С. 105–111.
446
Костицын руководил преподаванием математики в Коммунистическом университете им. Я. М. Свердлова в 1919–1922 гг. (ГАРФ. Ф. А – 2306. Оп. 49. Д. 1353. Л. 3).
447
12 октября 1921 г. Костицын был избран действительным членом Института научной философии РАНИОН (см.: АРАН. Ф. 355. Оп. 1. Д. 2. Л. 9–10).
448
«L’Atlantide» (Франция, Бельгия, 1921; режиссер Жак Фейдер) – приключенческий фильм.
449
Théâtre national de l’Opéra-Comique – оперный театр, основанный в 1715 г. в Париже.
450
Théâtre de l’Odéon – парижский театр, открывшийся в 1782 г. на левом берегу Сены рядом с Люксембургским садом.
451
«Вампиры» (Франция, 1915; режиссер Луи Фейад) – фильм в 10 сериях.
452
Орихалк – таинственный металл с золотым оттенком, упоминаемый древними авторами (Геосидом, Гомером, Платоном, Плинием Старшим, Иосифом Флавием и др.).
453
Запись от 1 июня 1950 г. – Тетрадь III. С. 111–116.
454
Например, 26 января 1921 г. на заседании факультета при обсуждении «бедственного положения б. заслуженного профессора Московского университета В. К. Цераского» и «предложения возбудить ходатайство о назначении ему пожизненной денежной помощи от казны» было решено: «Принять к сведению сообщение товарища декана В. А. Костицына о том, что им уже возбуждено соответствующее ходатайство в ГУС». На следующем заседании факультета, 9 февраля, по предложению Костицына аналогичное постановление было принято в отношении академика А. П. Павлова и его жены, профессора-палеонтолога (ЦГА Москвы. Ф. Р – 1609. Оп. 1. Д. 413. Л. 2, 4).
455
Статья «Разгром высшей школы. (От вашего петроград. корреспондента)», подписанная инициалами «Е. Н.», датированная автором 19 декабря 1921 г. и напечатанная за пять дней до «профессорской забастовки» в Москве, заканчивалась так: «За последнее время настроение, как среди профессоров, так и среди студенчества, чрезвычайно напряженное. Слишком много накопилось горючего материала, слишком злоупотребляют власти русским долготерпием. Пассивные протесты не сегодня – завтра могут и должны вылиться в активные действия» (Последние новости (Париж). 1922. № 543. 22 янв.). Хотя в январе – феврале 1922 г. «Последние новости» ничего не писали о «профессорской забастовке», газета «Правда», ссылаясь на упомянутую статью, уверяла, что если «профессора ВУЗ ведут бешеную кампанию против Советской власти», разыгрывая «комедию борьбы за “автономию” высшей школы», да еще как раз накануне Генуэзской конференции, то, несомненно, «режиссеры комедии – в Париже» (Я[ковлев] Я. Кадеты за работой // Правда. 1922. № 38. 17 февр.), «профессура бастует по директивам Милюкова» (Я[ковлев] Я. Милюков только предполагает // Там же. № 41. 21 февр.) и речь идет о «направляемом из Парижа заговоре ученой касты против насущнейших интересов рабочего класса» (Сосновский Л. Заговор касты против рабочего класса // Там же. № 42. 22 февр.).
456
Запись от 3 июня 1950 г. – Тетрадь III. С. 120–127.
457
Возможно, мемуарист имел в виду конфликт между ним и Н. Н. Лузиным в связи с выдвижением кандидатов в Академию наук СССР. В ходе предвыборной кампании НИИ математики и механики поддержал кандидатуру своего директора Д. Ф. Егорова, о чем говорилось в официальном сообщении от 26 мая 1928 г. за подписью В. А. Костицына. Ученый совет возглавляемого им же Государственного научно-исследовательского геофизического института, Ассоциация научно-исследовательских институтов при 1-м МГУ и часть его профессоров и преподавателей (в том числе Костицын, Д. Е. Меньшов, И. И. Привалов, В. В. Степанов), Московское математическое общество, Московское общество испытателей природы также поддержали кандидатуру Егорова (ГАРФ. Ф. Р – 8429. Оп. 1. Д. 63. Л. 162). Это, естественно, вызвало крайне болезненную реакцию Лузина, тоже претендовавшего на звание академика, и он, явно преувеличивая влияние Костицына, 19 июня обиженно жаловался А. Н. Крылову: «А между тем, насколько я понимаю вещи, все дело было только в том, что кандидатов оказалось больше, чем мест: рассматривали меня как кандидата на кафедру математики, которого надо было уничтожить, дабы дать возможность и шансы Димитрию Федоровичу Егорову, директору Института математики и механики. В связи с этим были даны директивы моего уничтожения по всем учреждениям, где имелось влияние Владимира Александровича Костицына. И таким образом я был почти устранен из Математического общества, остался в стороне в университете и был уничтожен радикальным образом в Институте математики и механики. Последнее для меня было особенно мучительно, так как Институт состоит из большей части моих личных учеников. И решающее заседание, на котором был председателем Вл[адимир] Ал[ександрович] Костицын, протекло при лишении слова их, а двух, наиболее стойких, удалили из заседания. И у меня осталось такое чувство, когда я узнал об этом, точно меня лично выгнали на улицу из дома, где я жил. Вся тяжесть для меня была в том, что отвод не был достойным и спокойным, но сопровождался такими уничтожающими жестами и суждениями, которые создали трудно выносимую душевную боль. Аналогичное бывает при смерти близких. И, действительно, для меня умерло в эти дни несколько дорогих мне людей, в благоприятное отношение которых я верил… ибо они старались всегда его показать. Умер для меня и сам Влад[имир] Алек[сандрович] Костицын, бывший моим университетским товарищем, с которым была связана часть моей юности и который всегда старался показать нашу близость. А ведь мы даже жили одно время, студентами, в одной комнате, и ночи наши бывали наполнены спорами pro и contra идеалистической и эмпирической логики».