Феликс Кандель - Очерки времён и событий из истории российских евреев [том 4] (Уничтожение еврейского населения, 1941 – 1945)
1
В последние дни 1941 года части Красной армии высадились в Крыму и временно освободили Керченский полуостров. Многие в СССР еще пребывали в неведении, не подозревая о планах поголовного уничтожения евреев, а специальная комиссия уже докладывала из Керчи в те зимние месяцы: " Ров… переполнен телами женщин, детей, стариков и подростков. Возле рва лужи замерзшей крови. Детские шапки, игрушки, ленты, оторванные пуговицы, перчатки, бутылки для молока и соски, детские ботинки, калоши с оторванными ногами и другие останки человеческих тел лежали рядом. Всё было забрызгано кровью и мозгом…"
У противотанкового рва под Керчью побывал и поэт Илья Сельвинский, после чего написал стихотворение "Я это видел" – о расстреле 7000 евреев:
Можно не слушать народных сказаний,
Не верить газетным столбцам,
Но я это видел. Своими глазами.
Понимаете? Видел. Сам.
Вот тут дорога. А там вон – взгорье.
Меж ними
вот этак
ров.
Из этого рва подымается горе,
Горе без берегов…
В декабре 1942 года, когда немцы стояли под Сталинградом, в газете "Эйникайт" напечатали на идиш поэму Ицика Фефера "Их бин а ид!" ("Я – еврей!"). Ее перевели затем на разные языки, перепечатали во многих странах:
Мне часто гибель предрекали
И много раз тащили к ней,
Но я вставал из-под развалин
Непокоренным: я еврей!..
То кровь героев-Макавеев
Бурлит, кипит в крови моей.
Со всех костров, где жгли евреев,
Звучал мой голос: я еврей!..
Я буду пахарем победы
И кузнецом судьбы своей,
И на могиле людоеда
Еще станцую! Я еврей!
А через полтора года после этого Ицик Фефер говорил с трибуны еврейского митинга в Москве: "Пепел Бабьего Яра жжет наши сердца‚ пламя горит в наших глазах‚ пепел лег на наши жгучие раны и не дает нам покоя. И мы недостойны будем ступать по земле‚ если не уничтожим этих людоедов штыками нашей ненависти..."
Красная армия шла на запад. Освобождала города, села, местечки. Всё более и более ясными становились чудовищные результаты Катастрофы, и Василий Гроссман напечатал в двух номерах газеты "Эйникайт" очерк в переводе на идиш под названием "Украина без евреев": "Безмолвие. Тишина. Народ злодейски убит… Это не смерть на войне с оружием в руках, смерть людей, где-то оставивших дом, семью, поле, песни, книги, традиции, историю. Это убийство народа, убийство дома, семьи, книги, веры. Это убийство древа жизни, гибель корней, а не только веток и листьев. Это убийство души и тела народа, убийство великого трудового опыта, накопленного тысячами умных, талантливых мастеров своего дела в течение многих поколений…" (В декабре 1943 года, после второй публикации очерка "Украина без евреев", в газете "Эйникайт" объявили: "Продолжение следует". Но продолжения не последовало.)
Задолго до описываемых событий, еще во время Первой мировой войны, в период еврейских погромов, Илья Эренбург сочинил колыбельную песню, в которой предрекал неизбежность будущих потерь:
Ночью приходили
И опять придут,
Дедушку убили
И тебя убьют…
В начале 1941 года – в мирное для советской страны время – Эренбург написал в предчувствии Катастрофы:
Бродят Рахили‚ Хаимы‚ Лии‚
Как прокаженные‚ полуживые...
Горе‚ открылась старая рана‚
Мать мою звали по имени – Хана.
А когда стали поступать сведения с освобожденных территорий, Эренбург оплакал жертвы в стихотворении "Бабий Яр":
Мое дитя! Мои румяна!
Моя несметная родня!
Я слышу‚ как из каждой ямы
Вы окликаете меня.
Мы понатужимся и встанем,
Костями застучим – туда,
Где дышат хлебом и духами
Еще живые города.
Задуйте свет. Спустите флаги.
Мы к вам пришли. Не мы – овраги.
2
Из письма красноармейца З. Киселева писателю И. Эренбургу:
"С вами знакомится солдат Красной армии Киселев Залман Иоселевич‚ житель местечка Лиозно Витебской области. Мне идет пятый десяток годов. И жизнь моя изломана‚ и кровавый сапог немца растоптал мои дни...
Я родился в 1900 году в семье извозчика, счастье там было игрой, и лошадь подыхала каждый год… В 1920 году я поехал с матерью в гости в местечко Бабиновичи‚ и там мне понравилась девушка‚ моя троюродная сестра – высокая‚ полная и довольно красивая лицом... Я получил в приданое корову, и мы справили свадьбу, а к свадьбе я имел сорок рублей, но это нас не смущало, потому что наша любовь была ценнее всего…
Я работал днем и ночью и я был счастлив... Жена моя хорошела‚ и я считал себя самым счастливым на свете... Детей у нас было шесть: пять девочек и один хлопчик. Как известно‚ началась война‚ враг напал на нашу родину. 5 июля 1941 года меня направили в армию‚ а жена осталась в Лиозно с детьми и с моей матерью‚ которой было семьдесят пять лет. 12 июля немец захватил Лиозно...
Прошу вас записать вашими словами об этой судьбе".
3
В 1942 году физик Альберт Эйнштейн и Американский комитет еврейских писателей‚ артистов и ученых начали сбор материалов об уничтожении нацистами еврейского населения Европы. Они предложили Еврейскому антифашистскому комитету (ЕАК) подготовить свидетельства о гибели евреев Советского Союза; начальство в Москве дало на это свое согласие, и в начале 1943 года на пленуме ЕАК уже произносили такие речи: "Мы‚ еврейские писатели‚ должны прибыть в освобожденные города. Мы должны пройти по свежим кровавым следам наших братьев и встретиться с выжившими... Прийти к тем‚ кто страдал‚ выслушать и записать их рассказы".
Была создана Литературная комиссия по подготовке "Черной книги"‚ которую возглавляли поочередно И. Эренбург и В. Гроссман; над составлением книги работали писатели и журналисты разных национальностей – М. Алигер‚ П. Антокольский‚ Вс. Иванов‚ В. Инбер‚ В. Каверин‚ Л. Квитко‚ В. Лидин‚ Л. Озеров‚ Г. Ошерович‚ Л. Сейфуллина‚ Г. Смоляр, А. Суцкевер‚ Р. Фраерман‚ О. Черный‚ В. Шкловский и другие.
Из воспоминаний Эренбурга: "Мы решили собрать дневники‚ частные письма‚ рассказы случайно уцелевших жертв или свидетелей того поголовного уничтожения евреев‚ которое гитлеровцы осуществляли на оккупированной территории... Мне присылали материалы журналисты‚ работавшие в армейских и дивизионных газетах... работники военной юстиции... сотни фронтовиков... Порой‚ когда я слушал рассказы очевидцев или читал пересланные мне письма – к сыну‚ сестре‚ друзьям‚ мне казалось‚ что я в гетто‚ сегодня "акция" и меня гонят к оврагу или рву…"
В. Гроссман, из выступления на заседании Литературной комиссии: "Те материалы, которые имеются у нас, это рассказы чудом спасшихся людей, но нам необходимо взять на себя еще одну задачу – говорить от имени тех, кто лежит в земле и не может ничего сказать…"
Еще шла война. Еще погибали евреи в лагерях уничтожения и в многочисленных гетто Европы. Проводилась акция по уничтожению целого народа‚ равной которой не знал мир. Составители "Черной книги" работали по свежим следам Катастрофы‚ а потому могли лично свидетельствовать: "Не все трупы были сожжены‚ не все кости перемолоты – слишком много их было‚ и каждый‚ кто придет в Бабий Яр‚ даже теперь еще увидит осколки черепов‚ кости вперемешку с углями‚ найдет ботинок со сгнившей человеческой ступней‚ туфли‚ галоши‚ тряпки‚ платки‚ детские игрушки..."
Давно уже не найти зримых следов Катастрофы‚ но "Черная книга" сохранила ощущения тех дней‚ боль незарубцевавшихся ран‚ стон незапрятанного вглубь отчаяния‚ которые переполняли людей‚ вышедших из лагерей уничтожения‚ выползших из общей могилы‚ потерявших детей и родителей. Кто способен сказать так‚ как говорили они тогда, по свежей боли?..
"Девочка лет четырнадцати-пятнадцати с нашей улицы припала ко мне с плачем: "Я не хочу умирать, дяденька!.."
"Откуда-то‚ с конца улицы‚ доносится голос умирающего мальчика: "Прошу вас‚ еще одну пулю... Я ва-а-ас прошу‚ еще одну пу-у-лю..."
"И вдруг в страшной ночной темноте раздались скорбные звуки предсмертной молитвы, которую запели старики…"
В 1944 году рукопись " Черной книги" уже подготовили к печати, но судьба ее оставалась неясной. В конце того года Эренбург говорил на заседании Литературной комиссии: "Мне было сказано – сделайте книгу‚ и если она будет хорошей‚ она будет напечатана. Так как авторами книги являемся не мы‚ а немцы‚ а цель книги ясна‚ я не понимаю‚ что значит "если будет хорошей"‚ – это не тот роман‚ содержание которого неизвестно".
"Черную книгу" редактировали и готовили к печати в сталинское время‚ в условиях жесточайших ограничений. Цензоры докладывали‚ что в книге "излишне много рассказывается о гнусной деятельности предателей народа из украинцев‚ литовцев и др."‚ а потому из текста рукописи пришлось убрать многие факты подобного рода и затушевать участие окрестного населения в массовом уничтожении евреев. Писатели и журналисты утверждали в те годы (или вынуждены были утверждать)‚ что нацистам помогало лишь ничтожное количество местных жителей – "моральное отребье‚ подонки человечества‚ жалкие кучки уголовников и садистов"‚ но это не всегда соответствовало действительности. Так и напрашивается порой в "Черной книге" заменить "немец" на "полицай"‚ " пьяный эсэсовец" на "пьяный сосед"‚ "фашист" на "местный житель"‚ – но будем следовать за текстом этой книги‚ создатели которой прорывались через цензурные заслоны‚ чтобы донести до наших дней те свидетельства.
![Феликс Кандель - Очерки времён и событий из истории российских евреев [том 4] (1939 – 1945 гг.)](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
