Эдуард Филатьев - Бомба для дядюшки Джо
Вскоре очередь дошла и до многострадального циклотрона ЛФТИ. 19 января 1945 года Берия подписал Постановление ГКО № 7357сс, которое начиналось так:
«Государственный комитет обороны постановляет:
1. Обязать Президиум Академии наук окончить строительство и ввести в эксплуатацию к 1 января 1946 г. циклотрон Ленинградского физико-технического института.
Возложить на директора Ленинградского физико-технического института академика Иоффе А.Ф. и на заведующего циклотронной лабораторией этого института академика Алиханова А.И. персональную ответственность за пуск циклотрона в указанный срок».
В ту пору все прекрасно знали, что с Лаврентием Павловичем шутки плохи, и коллектив ЛФТИ (в полном составе!) был брошен на претворение в жизнь постановления, подписанного Берией.
Однако для удовлетворения растущих потребностей атомной физики одного циклотрона было уже мало. Сохранилась записка Курчатова, составленная в начале 1945 года, в которой, в частности, говорится:
«Около 20 циклотронов малой и средней мощности с весом электромагнита 20-100 тонн построено в Америке, 4 циклотрона средней мощности работает в Англии, Франции, Германии и Японии…
В Советском Союзе в настоящее время два малых циклотрона — в Лаборатории № 2 Академии наук СССР (вес электромагнита -22 тонны) и в Радиевом институте Академии наук СССР (вес электромагнита — 30 тонн). Циклотрон средней мощности с весом электромагнита 75 тонн, начатый строительством ещё до войны, сейчас достраивается Ленинградским физико-техническим институтом АН СССР.
Из изложенного видно, что наша страна отстала от Америки и Англии, и мы лишены возможности изучать многие важные явления по физике атомного ядра и, в частности, по урану».
Исходя из этого, Курчатов полагал, что «… строительство большого циклотрона в Союзе является неотложной задачей» и предлагал построить в ближайшее время ещё один ускоритель для Лаборатории № 2 (с электромагнитом в 310 тонн).
Но в США в это время сооружали циклотрон-гигант с электромагнитом в 4500 тонн. Так что страна Советов продолжала отставать.
Зато с приходом к руководству Атомным проектом Лаврентия Павловича Берии отношение к советским ядерщикам со стороны самых разных организаций и ведомств переменилось кардинально. Вот пример: если раньше физики-ядерщики постоянно страдали от перебоев в энергоснабжении, то 29 января 1945 года нарком электростанций СССР Дмитрий Георгиевич Жимерин доложил Берии о том, что Мосэнерго дано указание…
«… запрещающее производить отключение фидера, питающего Лабораторию № 2 Академии наук СССР, и обязывающее строго следить за её бесперебойным электроснабжением».
Физики-атомщики вздохнули с облегчением.
Гораздо веселее пошло дело и с проектированием промышленного уран-графитового котла. Владимир Иосифович Меркин вспоминал:
«На следующих встреча, х с Игорем Васильевичем были рассмотрены результаты проработок наиболее привлекательных схем реакторной установки с использованием природного урана: тяжёловодной, газографитовой и водографитовой… Предпочтение было отдано водографитовой схеме в качестве основы для будущего производственного реактора».
28 февраля 1945 года Наркомат госбезопасности оповестил Берию:
«НКГБ СССР представляет информацию, полученную агентурным путём, о ходе работ по созданию атомной бомбы большой разрушительной силы».
Слова, вызвавшие у Берии повышенный интерес, были им тут же подчёркнуты.
В документе сообщалось:
«… взрыв атомной бомбы будет сопровождаться не только образованием взрывной волны, но и развитием высокой температуры, а также мощным радиоактивным эффектом, и в результате этого всё живое в радиусе до 1 километра будет уничтожено…
Первый опытный «боевой» взрыв ожидается через 2–3 месяца».
Атом и весна 1945 года
5 марта 1945 года начальник 1-го Управления НКГБ СССР комиссар госбезопасности 3 ранга Павел Михайлович Фитин направил рапорт своему шефу, наркому Меркулову (подчёркнутые слова вписаны — по соображениям секретности — от руки):
«За 3 года нашими резидентами в Нью-Йорке и Лондоне получены исключительной важности материалы, освещающие научную разработку проблемы урана-235 как нового мощного источника энергии для мирных и военных целей».
Однако тем, как использовались сведения, с таким трудом добытые разведкой, Фитин был крайне недоволен:
«Указанные материалы в течение 1943-44 гг. систематически направлялись и продолжают направляться в адрес наркомата химической промышленности тов. Первухина для использования их в Лаборатории № 2 АН СССР. созданной по специальному решению ГКО.
Со времени представления Вам рапорта в июле 1943 г. о неудовлетворительных темпах развития работ в этой Лаборатории и реализации в ней опыта работ английских и американских учёных по нашим материалам положение до настоящего времени продолжает оставаться неудовлетворительным. Так, например:
1) За 1944 год нами было передано 117 наименований работ, из которых на 86 работ до сих пор не получено никакого заключения, несмотря на неоднократные запросы с нашей стороны…
2) По имеющимся у нас данным, вопросы конспирирования ведущихся работ Лаборатории № 2 находится не в надлежащем состоянии. Многие сотрудники Академии наук, не имеющие прямого отношения к этой Лаборатории, осведомлены о характере её работ и личном составе работающих в ней».
И Фитин предлагал:
«1) Ходатайствовать о создании специального органа (по типу Совета по радиолокации при ГКО СССР) для руководства всем делом по разработке и решению проблемы урана
2) В целях обеспечения строжайшей конспирации вокруг всех работ по проблеме урана добиться перенесения центра работ из Москвы в какой-либо изолированный район страны».
Предложения Фитина были явным заимствованием опыта американцев, весьма надёжно засекретивших свой «Манхэттенский проект». Однако никаких конкретных выводов из этого рапорта сделано не было. Всё продолжало происходить так же, как и раньше. Прекрасно иллюстрируя старую русскую пословицу: пока гром не грянет, мужик не перекрестится.
Впрочем, отзыв-заключение на очередную кипу разведматериалов, поступивших 16 марта 1945 года, Курчатов написал без промедления:
«Материал представляет большой интерес; в нём, наряду с разрабатываемыми нами методами, указаны возможности, которые до сих пор у нас не рассматривались. К ним относится:
… применение «взрыва во внутрь» для приведения бомбы в действие». Речь шла о совершенно новой идее, выдвинутой заокеанскими физиками (в том числе и Клаусом Фуксом, советским информатором). Она кардинально меняла представления о самом атомном взрыве, а конструкция бомбы тоже становилась совершенно иной.
Однако не всё в пришедшей из-за рубежа информации было Курчатову понятно, и он, не скрывая этого, тотчас написал:
«В материалах имеются следующие неясности…».
И перечислил их. Затем последовали указания разведчикам, что следует им сделать в первую очередь:
«Представляется исключительно важным выяснить…
В свете всего изложенного представляется первоочередной задачей исключительной важности получение десятков грамм урана, сильно обогащённого ураном-235, из лабораторий, материалы которых здесь рассматриваются».
Но самое пристальное внимание Курчатов обратил на метод имплозии (взрыва во внутрь), написав:
«… несомненно, что метод «взрыва во внутрь» представляет большой интерес, принципиально правилен и должен быть подвергнут серьёзному теоретическому и опытному анализу».
Анализ этот вскоре будет проведён, и заокеанскую имплозию советские атомщики возьмут на вооружение.
В это время в Германии (об этом стало известно годы спустя) физики Вальтер Герлах и Курт Дибнер под руководством Эриха Шумана создали урановое устройство, которое и было взорвано 3 марта 1945 года в районе Ордруфа.
В конце марта (об этом тоже узнали много лет спустя) на немецком острове Рюген в Тюрингии было проведено испытание ещё одного ядерного устройства. Мощь его была небольшой: радиус действия — всего 500 метров. Но при этом погибли несколько сот человек: военнопленные и узники концлагерей.
30 марта разведданые о немецких атомных разработках поступили и к Курчатову. Ни о каких взрывах там, конечно же, не говорилось, но кое-какая небезынтересная информация была. Ознакомившись с ней, Курчатов написал в отчёте-рецензии:
«Материал исключительно интересен. Он содержит описание конструкции немецкой атомной бомбы, предназначенной к транспортировке на ракетном двигателе типа «Фау»».