Михаил Ребров - Советские космонавты
...Степь Байконура дышала жаром, запахом засохшей полыни, пылью. Уже перед самой посадкой в лифт он обернулся. Чуть в стороне от ракеты стояла группа людей. Среди провожающих он сразу же нашел Королева. Их взгляды встретились. Космонавт увидел в глазах Главного конструктора и отцовскую любовь, и требовательность Командира, и твердую уверенность в успехе. «Наверное, он тоже мечтал о такой минуте в своей жизни, — подумал вдруг Герман. — Мечтал о своем полете к звездам». Он последний раз поднял руку и шагнул в металлическую клеть лифта.
Начался предстартовый отсчет времени — с отметки двухчасовой готовности до нуля. Проверка оборудования, работы систем телеметрии, разные предстартовые дела и ... мысли.
Он думал. О чем? Уже потом, вспоминая все, что было в то августовское утро 1961-го, он скажет:
— Взглянул на часы. Остались считанные минуты... Что же я чувствовал? Страх? Во всей моей сознательной жизни, во время первых прыжков с парашютом, в моменты других так называемых острых ощущений я не испытывал этого чувства, потому что всегда знал, на что иду... И все, что я ни делал до сих пор, приходило само собой, такое было ясное представление о долге и желание подчинить свои интересы интересам дела.
Последние секунды. Самые последние. Вспомнились слова Главного: «Если космонавт чувствует перед полетом в космос, что идет на подвиг, значит, он не готов к полету». Вихрем пролетел в голове порядок операций при старте, взгляд еще раз обежал приборы, надписи на горящих табло. Доложил на пункт управления:
— К полету готов...
Он пробыл в космосе сутки, точнее, 25 часов 18 минут, отсчитав по космическому спидометру 700 тысяч километров. Это была новая веха в развитии космонавтики, важный этап в пауке. О споем полете он докладывал нашим академикам, рассказывал ученым Америки, Югославии и ГДР, студентам Рангуна и Джакарты, докерам Хайфона и рабочим Турина...
Поездки, встречи... Он стал членом редакционной коллегии журнала «Авиация и космонавтика», его избрали президентом Общества советско-вьетнамской дружбы. Было мною дел — трудных и простых, интересных и неинтересных, но, главное, необходимых. И никогда не покидала мысль, что нужно учиться.
Он пошел в Военно-инженерную академию, знаменитую «Жуковку». С жадностью набрасывался на задачи, выбирая посложнее. Курсовые проекты делал не «по образу и подобию», а находя собственное, оригинальное решение. Потом были защита дипломного проекта и новая работа. Правда, кабинетная. Как и прежде, много времени отнимали общественные дела, командировки. Но неба он не забыл. Оно снова и снова звало его к себе.
Как-то, находясь в Звездном, я долго беседовал с ним. Сквозь пелену дождя проглядывали белые стволы берез. Собственно, я слушал — говорил он. О жизни, о счастье, о научных и технических проблемах, которые будут решены космонавтикой уже в XX веке, о стихах Расула Гамзатова и Маяковского и о многом другом.
— Скажи, Герман, а как ты представляешь свою работу дальше? Тебе не хочется стать, скажем, конструктором или ученым?
— Никогда об этом всерьез не задумывался. Впрочем, плох тот солдат... — Потом, подумав, добавил: — Моя жизнь — небо...
— Ну а если станешь первоклассным летчиком-испытателем или испытателем ракетопланов, ты будешь считать, что достиг цели в жизни?
Улыбнувшись, он ответил:
— Кто-то из мудрецов сказал: «Если я достиг цели жизни, то зачем тогда жить дальше?» А у поэта Кайсына Кулиева есть такие строки:
Люди, не можем достичь мы предела,
Лучшее слово и лучшее дело
Все еще впереди, все еще впереди.
Не подводите пока что итога.
Самая лучшая в мире дорога
Все еще впереди, все еще впереди...
После того вечера мы долго не встречались. Он уехал из Москвы. Уехал туда, где в стороне от оживленных воздушных дорог учат летать самолеты. Он летал, поднимая ввысь крылатые машины, — днем и ночью, в непогоду, в штормовое ненастье. Заставлял их «ходить» на предельных режимах, пробовал в критических ситуациях, испытывал в условиях помех, и не было конца упоению скоростью и высотой. Теперь это был другой Герман Титов — не мальчишка, страстно влюбленный в непокорное небо, а летчик-инженер, строгий к себе и к машинам, которые попадали в его руки, скупой на оценки, дотошный.
Трудно ли было? За всю историю авиации (а ей уже под сотню) у летчиков не было легкой работы. Она всегда была по плечу только смелым, тренированным, закаленным. Современные же скоростные и высотные машины требуют мгновенной реакции, умения молниеносно анализировать и делать выводы, не терять голову даже в самых критических ситуациях.
Герой Советского Союза летчик-космонавт СССР Герман Степанович Титов принадлежит именно к таким людям.
Месяцы складывались в годы. Как и самолеты, на которых он летал, они с неумолимой последовательностью и быстротой один за другим скрывались вдали. Только самолеты уходили в авиационные части, а вот годы... Гуще разбегались морщины на лице, глубже становились суждения. Во всем остальном он остался прежним — энергичным, неугомонным. Скажу только, что Титов получил в ту пору право летать на всех серийных сверхзвуковых самолетах, как обычных, так и с изменяемой в полете геометрией крыла. Вместе с этим он получил и квалификацию летчика-испытателя.
Кто видел юбилейный фильм об авиационных и космических достижениях СССР, наверное, помнит кадры, снятые в небе над Домодедово, — филигранный пилотаж сверхзвуковых машин. Одну из них вел командир «Востока-2».
Он никогда не переоценивал свои силы, возможности. Он убежден, что ошибка в оценке своих сил может стать трагедией в жизни человека. Быть может, поэтому он снова временно оставил небо. Почему? Надо было опять учиться. Командование направило его на учебу в Военную академию Генерального штаба имени К. Е. Ворошилова.
Узнав об этом, я вспомнил тот давний разговор в Звездном, мглистую сетку дождя, размытые стволы берез за оконным стеклом и его улыбающиеся глаза:
Все еще впереди, все еще впереди...
Да, таков он, генерал-лейтенант авиации Г. С. Титов — дублер космонавта, человек, беззаветно влюбленный в небо, отличный знаток теории авиации и космонавтики, новейших проектов, проблем управления, навигации и связи. Он не мыслит прожить дня, чтобы не узнать что-то новое, не сделать шаг вперед. Эти качества Германа Титова высоко ценят его друзья и коллеги.
ТАКОЙ ХАРАКТЕР
Андриян Григорьевич Николаев
Летчик-космонавт СССР, дважды Герой Советского Союза, генерал-майор авиации. Андриян Григорьевич Николаев Родился в 1929 году в деревне Шоршелы Чувашской АССР. Член КПСС. Совершил два полета в космос: первый — в 1962 году, второй — в 1970 году.
Летчик-космонавт СССР, дважды Герой Советского Союза генерал-майор авиации... Первый старт Андрияна Николаева, на Востоке-3», состоялся в августе 1962 года, второй, на «Союзе-9», — в июне 1970-го. Первый раз он пробыл в космосе четверо суток, второй — восемнадцать...
Сначала мы не знали его имени. Знали только, что он дублер Германа Титова. Потом его стали называть космонавтом. Тогда, в 1961 году эта «таинственная» личность неизменно присутствовала в рассказах Юрия Гагарина я Германа Титова. В своей книге «Семнадцать космических зорь» Титов писал:
«Одна из черт, совершенно необходимых космонавту, — хладнокровие и спокойствие в любых возможных ситуациях сложного космического полета. Все ребята старались воспитать в себе это качество но олицетворением этой черты космонавта, мне кажется, является натура моего дублера.
…Он был уже опытным летчиком, когда во время тренировочного" почета совершил вынужденную посадку на реактивном истребителе Как говорят летчики, «сел на пузо» вне аэродрома. Остался жив и невредим. И машину спас. Редкий случаи...
Как тебе удалось? — спрашивали мы, узнав об этом случае из его летной биографии. — Что же тебе помогло? — Прежде всего спокойствие, — ответил он.
«Темнит», -решили мы, но, когда наступили дни экзаменов в отряде убедились, что он не рисуется.
— Что вы будете делать, если в космическом полете откажет вот эта система корабля? — спросил его экзаменатор, показывая на схеме особенно ответственный агрегат,
— Прежде всего спокойствие...
Кто-то из нас даже фыркнул. Экзаменатор, казалось, был озадачен и готов был возмутиться, но тут последовал точный и верный ответ».
Даже в очень трудные минуты он не терял самообладания, анализировал, заставлял себя взвесить все «за» и «против», прежде чем что-то сделать, решить. Это спокойствие помогло ему, когда он, мальчишкой, зимой провалился под лед, когда проходил службу стрелком-радистом... А взять тот полет и посадку!
Память сохранила их навсегда.
...Под крылом «мига» лениво плывет лоскутная земля. С высоты она кажется пестрой, неторопливой. Вроде бы и нет скорости, а турбина поет и поет. Стрелки приборов показывают, что самолет режет небо, каждую секунду оставляя позади сотни метров.
