«Окаянные дни» Ивана Бунина - Капчинский Олег Иванович
В числе спасшихся оказались оставшийся без денег комиссар финансов Бенцион Духовный и корреспондент Михаил Капчинский. В своих воспоминаниях последний писал: «Каким чудом около десяти человек могли спрыгнуть из разбиваемых и обстреливаемых вагонов – понять невозможно. Помогли уйти придорожные густые защитные посадки и поле подсолнухов, раскинувшееся за полотном дороги. Залегли. Когда наступили густые сумерки, поднялись, безоружные, и пошли. Поздно ночью, никого не встретив, очутились в каком-то городке. Городок словно вымер. Нигде ни одного человека. На рассвете узнали – Новоукраинка. Утром имели „удовольствие“ рассмотреть мартовское воинство, расположившееся на площади. Видели и самого Махно, восседавшего на устланной ковром бричке, запряженной тройкой лошадей. Видели его из окна одного дома. Решили ближайшей ночью выбраться из городка. Еще не совсем рассвело, прогремели орудийные выстрелы. Шрапнельные разрывы ярко вспыхнули на светлеющем небе. В Новоукраинку входили части 3-й Украинской армии, командовал ею Худяков, военный совет: Затонский, Голубенко, Датько. Махновцев как ветром сдуло. Мы явились к Владимиру Петровичу Затонскому и обо всем доложили» [485]. На этом воспоминания заканчиваются. В этом отрывке из мемуаров Михаила Капчинского, чем-то смахивающем на сюжет рассказа Аркадия Гайдара «РВС», кое-что настораживает.
Прежде всего нужно отметить, что в августе 1919 года 3-й Украинской армии уже не существовало. Еще 16 июня она была расформирована, а на ее базе создана 45-я стрелковая дивизия, которая 14 августа вошла в состав организованной чуть позже Южной группы войск 12-й армии. Командовал дивизией, а затем Южной группой Иона Якир, а бывший командующий 3-й Украинской армией Николай Худяков назначен начальником 57-й дивизии, действовавшей против белых на Полтавском направлении. Николай Голубенко и Давид Датько (Фельдман) перешли в Южную группу, но уже не в качестве членов Реввоенсовета, а соответственно политкомом 45-й дивизии и особоуполномоченным 12-й армии. И только Владимир Затонский в новом воинском формировании остался членом РВС и возглавлял экспедицию Южной группы, курсировавшей, как и Бессарабское правительство, по железной дороге Киев-Одесса. В 1922 году Затонский опубликовал подробные воспоминания о событиях августа 1919-го. В них упоминается об обнаружении в районе Помошной разбитого поезда Бессарабского правительства, но ничего не говорится о спасении от махновцев каких-либо его сотрудников, как и о том, что кто-то из них являлся с докладом [486]. Вряд ли по прошествии трех лет Затонский смог запамятовать эти факты, да и скрывать их не было никакого смысла, поскольку занятие города, а тем более спасение товарищей по оружию – явно выигрышные моменты. Скорее всего, причина разночтений в мемуарах Михаила Капчинского и Владимира Затонского состояла в следующем. Как уже говорилось ранее, свои воспоминания Капчинский написал в начале 1970-х годов, когда Затонский, Голубенко, Датько, Криворукое, Духовный давно погибли в сталинских застенках и опровергнуть его не могли. В действительности же Капчинского никто не спасал. Подтверждение этой догадки автор настоящей статьи нашел 11 лет назад во время поездки в Одессу. В хранящемся в Государственном архиве Одесской области персональном деле члена РКП(б) М. Я. Капчинского находится анкета партийной перерегистрации, заполненная им во второй половине 1920 года во время работы редактором «Известий» Первомайска. На вопросы анкеты: «Где находился и что делал во время деникинщины?» и «Почему остались во время деникинщины на Украине?» – следовали ответы соответственно: «После пленения махновским отрядом остался в Новоукраинке, где скрывался…» и «В августе 1919 года поезд Бессарабского правительства попал в плен к Махно. Я оставался в Новоукраинке, откуда не было возможности уехать» [487]. Если принять во внимание, что войска Деникина находились на Одесчине с конца августа 1919 года по начало февраля 1920-го, то становится ясно, что Капчинский находился в контролируемой махновцами Новоукраинке далеко не один день и, естественно, наблюдать батьку Махно и его воинство только из окна какого-то дома он не мог. Нужно отметить, что пленных, как известно, махновцы не держали. Они их или расстреливали (в первую очередь белых, но нередко и красных), или отпускали, а иногда и принимали на службу. Вполне мог иметь место факт привлечения Капчинского как журналиста к сотрудничеству, поскольку грамотные, а уж тем более владеющие пером люди у батьки были в еще большем дефиците, чем у большевиков. Следует также учесть, что окончательный разрыв Махно с большевиками произошел 26 ноября 1920 года, поэтому в момент заполнения анкеты связь с ним еще не считалась большим криминалом. А из анкет Капчинского последующих лет упоминание о поезде Бессарабского правительства и махновцах начисто исчезло. В одних он указывал, что в 1919 году командовал батареей войск Одесской ЧК [488], в других – был комиссаром Особого корпуса по борьбе с бандитизмом, в третьих – командиром бригады непонятно какой армии. На это не могли не обратить внимания как кадровики, так и чекисты. Когда в январе 1953 года Михаила Капчинского арестовали по обвинению в антисоветской пропаганде и агитации, следователи МГБ довольно обстоятельно расспрашивали его об участии в Гражданской войне, пытаясь, правда, уличить не в сотрудничестве с антибольшевистскими силами, а в дезертирстве из Красной армии, поскольку одесское персональное дело с анкетой 1920 года чекисты, несмотря на всю свою дотошность, к счастью, почему-то не подняли. Но и на следствии про 1919 год прадед давал весьма сбивчивые и противоречащие друг другу показания, ссылаясь на то, что за давностью лет не может восстановить все события. «Восстановил» он их за еще большей давностью – в конце 1960-х годов, уже будучи полностью реабилитированным и к тому же персональным пенсионером, ветераном партии и кинематографии. Но и тогда, как мы уже убедились, всей правды Михаил Капчинский о событиях 1919 года не поведал.
Оппонент Бунина из династии Щепкиных
Обратимся к биографии не раз фигурировавшего в нашей книге одесского «красного профессора» Евгения Николаевича Щепкина, в качестве представителя «революционной» интеллигенции вызывавшего особенную неприязнь Ивана Бунина. Это был один из трех братьев-профессоров, являвшихся внуками знаменитого русского актера Михаила Семеновича Щепкина.
Старший – Николай Николаевич Щепкин, родившийся в 1854 году, – окончил физико-математический факультет Московского университета, работал в органах московского городского самоуправления, зампредом одного из страховых обществ, читал лекции и был автором учебника по страховому праву в Коммерческом институте. Состоял членом кадетской партии с самого ее основания. Весной 1918 года он вошел в несколько антибольшевистских организаций и вскоре возглавил московское отделение «Национального центра», руководил работой по сбору в центральных военных учреждениях развединформации и отправке ее в деникинскую ставку в Екатеринодар. Входил Щепкин и в другую антибольшевистскую организацию – «Союз возрождения», отличавшуюся от «Национального центра» отношением к социализму (в «Союз» входили представители не только либералов, но и умеренных социалистов), в частности, подходом к идее всеобщности в избирательном законе и форме будущего землевладения. Щепкин писал: «Лично я примкнул к „Союзу“ прежде всего как свободолюбец по всей моей природе, ненавидящий угнетения, откуда бы они ни происходили. Мой дед, знаменитый актер М. С. Щепкин, был крепостным и преемственно завещал нам идею борьбы со всяким крепостничеством, какими бы красивыми лозунгами оно ни прикрывалось» [489]. В конце августа 1919 года он с рядом других участников организации был арестован ВЧК и две с половиной недели спустя расстрелян.
