Николай Полудень - Есть такой фронт
Уже на месте, положив автомат в углу, Василий сел к столу и начал записывать что-то в свой служебный блокнот.
В соседней комнате резко зазвонил телефон. А вскоре распахнулась дверь, и на пороге стал Леонид:
— Бросай писать!
— Что случилось?
— Тебя в Дрогобыч вызывают. Сам начальник областного управления госбезопасности Сабуров, — четко отрапортовал Обухов. — Твой поезд уводит через двадцать минут. Собирайся.
…В схроне было влажно и темно. На столе мигала коптилки. Представитель окружного провода ОУН эсбист Перун исподлобья смотрел на Нечая.
— …И, кроме того, вы не выполнили приказ, не уничтожили того комсомольца Мазура. Сидите здесь да только самогон хлещете.
— Беда в том, что на его стороне большинство людей. Все стежки-дорожки он знает как свои пять пальцев. Потому и трудно его взять.
— Подвел нас Михайло Грицай, — вмешалась в разговор жена Нечая Анна. — Он сам взялся уничтожить его. Мы возражали. Но вы же знаете старика: зазнался. Сын ведь ходит в высоких чинах в нашем проводе…
— Да разве старый дурак мог справиться с этим хитрым комсомольцем? — недовольно заговорил Перун. — Если вы не уничтожите его сейчас, то сами сдохнете от пуль его автомата.
— Все уже испробовали: делали засады, подсылали даже пани Слонскую. Но он не клюнул на нашу приманку. Операция не удалась. Хата пани Слонской сгорела, чекисты убили шестерых наших хлопцев, — беспомощно разводил руками Нечай.
— А вы как считаете? — обратился к одному из бандитов Перун.
— Дело в том, что за него все село тянет. Каждый бедняк — его друг. Сколько нашего брата уже погибло от его пуль!..
В эту минуту в схрон вбежал связной.
— Василий Мазур только что поехал поездом в Дрогобыч, сам, — выпалил он. — Я видел его на станции, видел, как он вошел в вагон.
— Немедленно отправить двух связных в Дрогобыч, пусть внимательно следят за ним. Я иду к Макомацкому. Ваше задание выполнит его боевка. Мне нужен добрый конь, — сказал Перун.
…В Дрогобыч Василий приехал вечером. Сабуров встал из-за стола, подал ему руку.
— Садись! — Александр Николаевич указал на стул. — Как твое здоровье?
— Спасибо. Хорошо.
Генерал расспрашивал о работе, о настроении хлеборобов района. Потом сел, некоторое время рассматривал Василия, снова встал, подошел к карте.
— Подойди-ка ближе, парень. Видишь значок в этом квадрате?
— Это село Раневичи, а тут недалеко проходит железнодорожная линия.
— Верно. А теперь следи за моей рукой внимательно. Тут наш Дрогобыч, а тут село Раневичи. Вот полевая тропка, которой крестьяне ходят в город. Недалеко от этой тропки растет дикая груша. Помнишь?
— Да. Я там был с чекистами. Возле груши — схрон. Бандитов тех мы ликвидировали осенью 1944 года.
— Отлично. Я вижу, ты хорошо ориентируешься в этом квадрате. А теперь слушай дальше. Завтра в двадцать два часа ты встретишься под этой грушей с нашим человеком. Пароль тебе скажут завтра же. Примешь от него небольшой пакет и — обратно. Задание понятно?
— Можно вопрос?
— Пожалуйста.
— Приметы человека, которого я должен встретить.
Генерал улыбнулся, положил руку на плечо Василия.
— Человек, которого ты должен встретить, — высокий, широкоплечий брюнет лет тридцати, говорит по-русски. Бандеровцы считают его власовцем. Но он «работает» в одном из проводов ОУН по моему приказу…
На следующий день, выполнив задание, Василий не спеша возвращался в город. Бледная луна медленно плыла по небу, где-то далеко тарахтели подводы на твердой полевой дороге.
Миновав Дрогобычский электромеханический техникум, Василий остановился, закурил. Прошел небольшой мостик на улице Млинарской, упирающейся в Стрыйское шоссе. Встретил знакомых девушек, заговорил, пошутил с ними.
Вдруг раздались автоматные очереди. Василий пошатнулся…
Он не слышал топота многих ног, не видел, как от водяной мельницы кони унесли в темноту зловещих всадников…
…За шестнадцать пуль в теле комсомольца-чекиста Василия Мазура отплатили врагам те, кого он оберегал от смерти, для кого он завоевывал новую, счастливую жизнь.
Друзья навечно сохранили пробитый пулей и обагренный кровью его комсомольский билет с засушенным между страничками цветком ромашки.
ЗЛАТОСЛАВА КАМЕНКОВИЧ
«ВЕНЕРА»
После школы Люда забежала проведать больную подругу.
— Иванка, сегодня нам задали… — но девочка не договорила, смолкла на полуслове и начала прислушиваться к радиопередаче.
«…Ключ рации приходилось все время держать на коленях, — звучал женский голос. — Заглядывая в шифровку, Антонина быстро отстукивала точки, тире и в то же время старалась видеть все, что происходило на улице. Гестаповцы могли запеленговать передатчик. В любую минуту из-за угла вон того грязно-желтого дома могла показаться длинная крытая гестаповская машина. Девушка хорошо знала: если так случится, у нее останется чуть больше минуты, чтобы уничтожить документы…
Хладнокровие — оружие разведчика. И она умела заставить себя не волноваться. Ключ четко отстукивал точки и тире: «Западный берег Вислы. Из Радома в направлении Пулавы перебрасывается танковая дивизия «Герман Геринг»… На железнодорожной станции Зволень находятся склады с боеприпасами… Южнее Радома, в районе Скаржинско — Каменная, находится аэродром, триста самолетов, склады боеприпасов… «Венера».
И почти ежедневно советская авиация наносила мощные удары по железнодорожным узлам на западном берегу Вислы, в районе Радома. Советским летчикам было хорошо известно, на какую цель сбрасывают они свой бомбовой груз…»
Взволнованный женский голос рассказывал, как ежеминутно рискуя жизнью, «Венера» и ее помощники делали все, чтобы нужные советскому командованию сведения были как можно обширнее и точнее.
Вдруг Люда словно замерла.
— «Венера», отважная советская разведчица Антонина Ивановна Огненко (по мужу Гопанюк), сейчас живет в селе Белокринице Тернопольской области, — продолжал диктор. — Муж ее, Никанор Павлович, руководит метеостанцией. Антонина Ивановна работает начальником почтового отделения Кременецкого лесхоза. У них есть дочь Людмила…»
— Мама… — дрогнувшим голосом прошептала девочка, — я ничего этого не знала!
Большие пытливые глаза дочки смотрят сейчас на Антонину Ивановну так прямо и внимательно, что она больше не может скрывать тайну, которую долгие годы знали лишь те, кто когда-то направил ее в гитлеровский тыл, и те, кто вместе с ней в логове врага ежеминутно встречался со смертью.
Июль 1944 года…
Из Львова выбиты гитлеровцы, И хотя еще дымятся пожарища, а в ушах Антонины еще отдается только что смолкнувший стук пулеметов и свист пуль, девушка замечает, что день пронизан солнцем и радостью.
Да и как тут не радоваться, если, словно вымершие, улицы вдруг оживают. Люди говорят, что подоспевшие советские саперы извлекли мины, которые вот-вот должны были поднять в воздух всю северную часть старинной львовской цитадели, где в подземелье, за окованной железом дверью, были заживо погребены советские военнопленные.
Смерть отступила.
Как не радоваться, глядя на женщин, детей и стариков, которые покидают сырые, темные, удушливые бомбоубежища. Слезы радости, слова сердечной благодарности… Львовяне обнимают советских солдат-освободителей.
Но никто не знает, что тоненькая темноволосая девушка с таким по-детски ласковым взглядом — тоже солдат, грозный и опасный для гитлеровцев, что в ясные, открытые глаза этой восемнадцатилетней разведчицы (львовяне лишь через двадцать с лишним лет узнают ее настоящее имя) очень часто заглядывала смерть.
Антонина Огненко торопливо идет по аллее. Точно в безмолвной муке, простирая к небу израненные руки-ветви, стоят обожженные пирамидальные тополи, всегда так украшавшие Академическую улицу.
«Душно… Видно, перед дождем», — едва успела подумать Антонина, и в то же мгновение внезапный раскат грома, взорвав тишину, прокатился над городом. А вскоре по тротуару ударили первые тяжелые капли, и зашумела летняя гроза.
Прохожие укрываются в подъездах. Останавливаются машины. Только Антонина не может переждать ливень: надо спешить на аэродром. Через час двадцать минут взлет. Теперь уже разведчица летит за Вислу, снова в тыл противника, навстречу новым опасностям. И она уже не увидит, как вспыхнут свежей зеленой листвой деревья на улицах и в парках омытого дождем Львова…
— Мама, почему ты молчишь? — напоминает о себе Люда. — Ты хотела мне рассказать, что случилось с тобой за Вислой…
— Возможно, все было бы иначе, если б той темной ночью… — задумчиво роняет Антонина Ивановна. — Тяжелые бои на Висле принесли нам победу. И как только наши освободили польский город Радом, я получила новое задание — лететь в тыл врага…
