Олег Куваев - Избранное. Том 3: Никогда не хочется ставить точку
Если все пойдет путем, года через четыре пять я эту идею осуществлю практически. Много чего надо для этого сделать. Два пункта я сделал: вступил в СП и роман добиваю. Теперь еще три пункта: деньги, права яхтенного капитана и опыт.
Странно все это. Только недавно я стал ценить эту свою профессию в полной мере. В наших условиях лишь она дает нужную человеку свободу перемещения и образ жизни. В пределах, конечно. Если бы такую свободу давала наука, я бы мог вернуться в геологию и долбать Новосибирскую платформу (эх, жалко, красивая была работа, и ведь так никто и не усек сути).
Но думаю, что если бы в геологию я вкладывал третью часть того, что вкладываю в литературу, — работа могла бы получиться красивая. Я бы и вкладывал, кабы свободы давали. И жаль мне лет, потраченных на метод ВЭЗ на вечной мерзлоте, — мелочи все это, мышиная возня. Все же, что эти годы оправдывает, было не связано с работой.
Ноябрь 1973
Компания "Боб энд Глеб" — "Охрана имущества граждан":, Л, Здорово!
Должен признать, что за минувшее десятилетие в тебе прорезались две вещи: насобачился ты вести литературную абстракцию и придумывать заголовки. Первого я никогда не умел насчет второго г сам экспертом работал. Но время идет, и сейчас я забраковал бы лучшие из своих заголовков, если бы придумывал их сейчас. Ты же неким телепатическим приемом угадываешь мой смутный замысел и бьешь в точку. Это я насчет."Лосиного друга".
"Серая река" пошла сейчас в качестве названия. Плохо тр, что в оформленном на бумаге виде она теряет свой тайный смысл, более того, По отношению к роману приобретает некую двусмысленность даже.
Но! Это лучшее, что есть сейчас на руках.
Роман, видно, придется, еще раз переписать. Стал он техничен, но. Придется все же переписать. Единственное, что мне всегда удается, это концовки. Концовка не подвела и на этот раз. Все остальное. Мозги бы откусить тому кретину, который придумал в литературе плановость. Во первых, из тебя помимо твоей воли делают хитрожо. го гада. Еще в мозге то ничего" нет, а заявку пишешь. Во вторых, из тебя делают халтурщика. Ты должен сидеть и работать, зная, что скорость получения куска хлеба и величина его всецело зависят от качества твоей работы. Если ты сделал работу — ты должен быстро получить дивиденды. Вместо этого я встаю и, в некий в абстрактный план встав, вынужден работать по нему, не отвлекаясь на другое. И если даже считаешь не готовой — изволь сдать, если пришел срок; А им то наплевать, что, ты сдал. Был бы внешний декорум соблюден.
А ну его к черту. К счастью, для еще одной переписки время у меня будет.
Февраль 1974
Роман, Боря, в журнальном варианте получился у меня неплохой. Ну, значит, средний. Вот гранки прочел. Но назвать его хорошим я никак не могу. Все легкость проклятая, все недоработанность. Болты не закреплены, гайки не дожаты, части хлябают. И ввиду надвигающегося периода
суеты и перемещений вряд ли я смогу дожать его в книжном варианте. Для этого надо еще полгода работы. Попробую сделать, что смогу.
Сентябрь 1974
Вышел роман "Территория". Журнал "Наш современник" № 4 5 за этот год. Попал я после этого в поцулярку. Был пленум писательский, доклад делал Бондарев и объявил меня "надежой". После эТого меня сразу выпустили в загранку. Должен был отплыть из Риги на паруснике "Крузенштерн".:.
Черт с ними. После этого уехал в Переяславль, на берега древних вод Переяславского озера, написал первые главы нового романа "Правила бегства", сдал первый вариант сценария "Мосфильму", поехал в Вятку, соорудил матери памятник, написал радиопьесу по роману и уехал в Полесье искать следы Олеси Куприна. Был в тех местах. Вот позавчера вернулся, закончил второй вариант сценария, выслал заявку на "Таджикфильм" и. живу.
Душа моя изнурена бессонницей и (всегда мучительными) размышлениями о Смысле жизни. По случаю статьи в "Комсомолке", а потом в "Правде" возникла около меня шобла.
Только хуже от этой "помощи", пробовал, знаю. Но тут где то я, видно, сознание потерял, она и вызвала. И случилось чудо: пришли двое умных, молодых ребят с хорошими лицами. Первым делом они осмотрели комнату, прошлись по книгам (профессионально — это чувствуется, как рука по корешкам идет у того, кто книги любит), осведомились о моей профессии и лишь потом подошли ко мне со словами: "Не боись, Олег. Пропасть мы тебе не дадим. Его зовут Гена, меня зовут Андрей. Тебя, если угодно, можем называть на "вы" и Олег Михайлович. Слыхали, читывали". И просидели они у меня пять часов с какими то трубочками и пузыречками, из коих каплет. Потом пришли в 12 ночи, всадили в ж. снотворный укол, утром прислали коллегу (видно, был наказ: там Парень один ва
ляется, так ему надо помочь по человечески), потом опять зашел один, наволок таблеток, коих не продают, и — я уже кое что смыслить стал — подружились мы. А дело оказалось простое: живут два парня, обоим по тридцать, сволочиться не могут, посему карьера не идет, дела, ради которого сгореть стоит, — не нашлось, на водку и баб не тянет. "И что остается, Олег Михайлович, — говорят, — книги да музыка. Так и живем". А когда один признался, что пос. ле того, как прочел "Ночь нежна" Фицджеральда, "год ходил ошалелый", возлюбил я этих ребят, перешли мьх. "на ты" и теперь они ко мне заскакивают чашку кофе хватнуть, о мирах минут десять потрепаться и бегут дальше по алкашам, астматикам и проч. и проч. Оклемавшись, побрел я на "Мосфильм" — дело требовало, а законы кино жестоки. Умри, но появись, если надо появиться. Появился. Там си дят трое и эдак странно на меня смотрят. "Что, — говорю, — физиономия не нравится? Так я не актер, мое дело проза, вот в рукопись и смотрите".
— Нет, Олег, — отвечают. — Ты со Шпаликовымдру
ЖИЛ?. 1
— Не было такого. Сшибла нас когда то судьба на повести моей "Азовский вариант". Обаятельный парень и башка, видно, светлая.,
— А рнтутпозавчера был. Увидел на столе" твой сценарий. Усмехнулся. Олег, говорит, в сценарии пошел. Зачем ему это? Он парень хороший. Ему в кино делать нечего.
— Ну спасибо. Передайте ему мой искренний привет и добрые пожелания.:.
— Не можем передать. —
— Почему?. — Повесился о» вчера.
— Запой?.
— Нет. Вотрезве.
— Извините, — говорю. Вышел я в шикарные и бездушные мосфильмовские коридоры, нашел пустой километр из них, закурил и вознес господу молитву за врачей Гену и Андрея. Не оказалось таких рядом со Шпаликовым, как не оказалось таких рядом с Есениным, Скоттом Фиц джеральдом, Джеком Лондоном и. имя им легион.
Ноябрь 1974
С писателями я, Боря, просто не знаком, с шоблойг которая ходит поД этим именем, ничего общего не имею и не желаю иметь, за исключением моих личных друзей типа Мифтыи Юрки Васильева, так как ведь это не писатели, а мои кореша, будь они хоть дворниками, хоть директорами магазинов. Но ездить куда либо я всё же предпочитаю сам илиопять же с личными корешами. От всего же этого официоза типа выступлений, поездОк, книжных магазинов, телевидения и проч. и проч. я отказался давно и наотрез. Еще в Магадане, и теперь лишь подтверждаю этот отказ. Прозаику ни к чему брать на себя функции актера, "блокг нота агитатора" или культурника из под Сухуми.
Любопытно одно — неожиданный (и незаслуженный объективно) успех "Территории" продемонстрировал массу любопытных нюансов. Один из них — фокус под названием Шапошников — ты заметил. Есть и другие фокусы. Вот Леонид Леонов мне письмо прислал, Борис Полевой.
Боря, я не исхожу ядом" Просто я знаю цену прозе. И, если бог сподобит, роман "Правила бегства" я доведу до ума. Это ведь история о людях, выброшенных из жизни, о бичах, их бедах и горе, и о том, как рушатся попытки идеалистов их спасти. Бича спасет лишь сам бич. И, как недавно, сказал один старый крестьянин сван (я ездил в Сванетию, вернее, сходил туда пешком через перевал), — он сказал, держа в руке мутный стакан самогонки: "А этот тост, друзья, выпьем за тех людей, которые хотели жить. Но не сумели". Он был темный, сван трудяга. Но часто ли тебе приходилось сталкиваться с такой концентрированной мудростью? И хоть Борис Полевой написал мне о том, что "по видимому, у Вас доброе сердце и внимательный взгляд", не знаю, заметил ли быон слова в этом тосте. Никто ведь их не заметил.
Это, Боря, о твоих рассказах о "маленьких людях, за чей счет все живут". Лучшего благословения для них, чем слова свана, не придумаешь. И твой приятель, бывший на пленуме, тебе посоветовал глупость: "Пользуйся, пока твой Куваев в "фаворе". Ты же знаешь, Борька, в фаворе я или без оного, я не буду представлять в редакцию рукопись, в качество которой не верю или не верю в потенциальные возможности ее автора. При чем здесь фавор? И опять таки, слово мое всегда будет дешево стоить за кулисами, если.
даже мне дадут пять Нобелевских премий. Ибо я всегда чужой для тех, кто правит литературой. Моя же башка и время всегда к твоим услугам, и ты это знаешь и мог убедиться.
