Макс Хейстингс - Вторая мировая война. Ад на земле
Легкий линкор Repulse покидал гавань Сингапура вместе с линкором Prince of Wales, отправляясь на поиски японских десантных кораблей. На корме большого судна организовали танцы. Это зрелище напомнило Диане Купер легендарный бал у герцогини Ричмонд накануне битвы при Ватерлоо: «Словно вновь вижу бал в Брюсселе»13. Отойдя от берегов восточной Малайи, капитан Уильям Теннант сказал экипажу: «Мы двинемся на север, сделаем, что сможем, врежем, кому сумеем. Будьте начеку… Наша старая галоша себя покажет… Всем надеть или иметь при себе спасательные жилеты, хотя я и не думаю, что с кораблем что-нибудь приключится – мы же везунчики». И ровно в полдень 10 декабря японские самолеты потопили Repulse и Prince of Wales, а с ними ушел на дно и престиж Британской империи в Азии. Единственное утешение англичанам – мысль, что обреченные погибли как герои. Уилфрид Паркер, новозеландец, капитан Prince of Wales, оставался со своими людьми, отказавшись бежать и спасаться. Британский пилот, наблюдавший с воздуха, как сотни моряков цеплялись за обломки в залитой нефтью воде, писал с восхищением: «Они все махали мне, оттопырив большой палец, словно купались в Брайтоне. Я видел тот дух, который выигрывает войны»14. Правда, немногие спасенные потом признавались, что грозили летчикам кулаками, выкрикивая дразнилки: «ВВС – Вовсе не Видно Сук!» («RAF – Rare As Fucking Fairies!»).
В джунглях на севере Малайи британские подразделения все чаще перехватывались быстро перемещающимися японцами. Первый (он же Четырнадцатый) Пенджабский полк, укрывавшийся в машинах во время тропического ливня, внезапно атаковали вражеские танки – не было времени даже разгрузить противотанковые орудия. «Вдруг я увидел, как мои грузовики несутся прочь по затопленной дороге, услышал адский грохот сражения, – писал командир отряда, лейтенант Питер Грир. – Шум был ужасный, и почти сразу же мимо меня с ревом проехал средний танк. Я едва успел укрыться. Двух минут не прошло, и следом прикатило еще с дюжину средних танков. Они прорвались прямо сквозь наш передовой отряд. Я видел один из своих бронетранспортеров, его хвост горел, а второй номер палил из легкого пулемета по танку в двадцати метрах от меня. Несчастный сукин сын»15.
Немногие уцелевшие пенджабцы разбежались, и собрать их вновь не удалось. Та же участь постигла батальон гуркхов-новобранцев: 30 человек погибло в первом же бою, всего 200 человек спаслось, сохранив оружие, большинство попало в плен. Офицеру запомнился «хаос и полная растерянность, небольшие группы индийцев и гуркхов, одни, без командиров, палили во все стороны, никто не понимал, что происходит, и снаряды британской артиллерии часто ложились среди своих»16. Некоторые подразделения, в особенности батальон шотландцев из полка Аргайла и Сазерленда, покрыли себя славой, но эти индивидуальные подвиги не могли спасти положение, поскольку японцы, столкнувшись где-либо с сопротивлением, тут же обходили противника с флангов, просачиваясь сквозь джунгли, которые англичане считали непроходимыми.
Дафф Купер, британский министр-резидент на Дальнем Востоке, в письме Черчиллю так отзывался о командующем вооруженными силами в Малайе Артуре Персивале: «Хороший, достойный человек… спокойный, рассудительный, даже умный. Но общая перспектива ускользает от него, он ведет себя как на учениях в Олдершоте: выучил правила, добросовестно им следует и все ждет свистка судьи, сигнала прекратить огонь – ему главное, чтобы на тот момент его войска оказались в безупречном порядке и его за это похвалили»17. Помимо ограниченного мышления Персиваля неблагоприятными для британской обороны факторами стали плохо налаженная коммуникация и уже знакомый нам недостаток организованности. Радио смолкло, телефонные кабели были перерезаны, и во многих подразделениях вернулись к сигналам рожка. Японцы почти безраздельно господствовали на море и в воздухе. Наткнувшись на упорное сопротивление в центре Малайи, в Кампаре, генерал Томоюки Ямасита попросту провел еще один десант с моря и таким образом обошел позиции британцев. Англичане не знали, как обороняться от дерзких японских танков – не имелось под рукой даже коктейля Молотова. Три дивизии Ямаситы, сражаясь с превосходящими силами противника, проявили такую энергию и такой агрессивный напор, на который их оппоненты не были способны. Торжествующий генерал сочинил стихотворение:
В этот день солнце сияет вместе с луной,
Стрела покинула лук,
С ней мой дух летит на врага,
С нами сотни мильонов душ,
Мой восточный народ.
В этот день нам светит луна,
И солнце тоже светит.
Черчилль оправдывался тем, что война в джунглях гораздо привычнее для японской армии. Три дивизии Ямаситы действительно приобрели боевой опыт в Китае, но в Малайе они впервые вошли в джунгли. В Китае они использовали конный транспорт, а теперь пересели на велосипеды. В каждой дивизии помимо 500 машин появилось 6000 велосипедов. На жаре шины часто лопались, и потому в каждой роте трудилась команда из двух человек, менявшая в среднем по двадцать шин ежедневно. Если пехоте преграждали дорогу, она шла в обход, пересекала на машинах и велосипедах реки и джунгли. Японские солдаты по двадцать часов в день жали на педали, у каждого на багажнике груз весом четверть центнера. Даже старый подполковник Ёсуке Йокояма, командир инженерного полка, ехал на велосипеде – приземистый, полный, катил, обливаясь потом, вслед за передовыми отрядами пехоты, проверял, что британцы успели разрушить, и чинил переправы – специально с этой целью армия везла с собой передвижные лесопилки. Захваченные ими запасы провианта японцы называли «поставками Черчилля».
«Рубеж Джитры каких-нибудь 500 человек прорвали за пятнадцать часов»18, – пренебрежительно сообщал полковник Масанобу Цудзи. В этом бою, согласно его отчету, японцы потеряли только 27 человек убитыми и 83 ранеными. Противник отступил, оставив победителям богатые трофеи: с полсотни полевых орудий, столько же тяжелых пулеметов, 300 грузовиков и бронемашин и провиант всей дивизии на три месяца. «3000 человек, в панике побросав оружие, пытались укрыться в джунглях… по большей части это были индийские солдаты».
Подразделения быстро теряли боевой дух, в особенности утратив командиров, а многие офицеры-британцы погибли при первых столкновениях. Репутация Индийской армии в Малайе серьезно пострадала, стало очевидно полное отсутствие энтузиазма в наемных войсках. Японцы с успехом применяли тактику запугивания, поднимая шум в тылу врага и вынуждая противника отступать, а то и бежать без оглядки. Мобилизация в Индийскую армию в связи с войной проводилась поспешно, английских офицеров направляли в нее после шести месяцев обучения вместо обычных тридцати, они не успевали освоить урду и, соответственно, не могли объясняться с подчиненными. Британские войска сдались – и тут обнаружилось чудовищное несовпадение двух цивилизаций. Сдавшиеся рассчитывали на милосердное обращение, как в Европе, где в этом побежденным не отказывали даже нацисты, но, к их ужасу, победители тут же приканчивали раненых, которые не могли передвигаться сами, а зачастую убивали и здоровых солдат, а также гражданских. Одному офицеру-шотландцу, прятавшемуся в джунглях, приносила еду дочка китайского учителя. Однажды она оставила ему записку на английском: «Они схватили моего отца и отрезали ему голову. Я буду кормить вас, пока смогу»19. На этой ранней стадии войны в некоторых частях армии Персиваля дисциплина рухнула. Дезертиры разграбили Куала-Лумпур. Контратаки, без которых невозможна устойчивая оборона, не имели успеха. Индийские части в основном состояли из молодых, плохо обученных солдат. Однако, хотя многих других качеств подчиненным Персиваля недоставало, они проявили отвагу и стойкость, что подтверждается большим процентом потерь среди британских офицеров: личным примером они пытались поднять дух индийских войск. Но даже такой ценой удержать солдат под ружьем не удавалось: одна индийская бригада просто целиком испарилась под вражеским натиском.
И не все чисто британские подразделения действовали лучше. 18-я дивизия явилась в Сингапур в качестве запоздалого подкрепления и тут же осрамилась. Один батальон, 6-й Норфолкский, за первые трое суток потерял шестерых младших офицеров и капитана. Хотя Ямасита располагал не такими уж крупными силами, его три дивизии числились в японской армии среди лучших, они быстро перемещались и, даже неся потери, не прекращали атаковать. Кодекс бусидо научил их относиться и к самим себе столь же беспощадно, как к врагу. Японский пилот, совершивший аварийную посадку в Йохоре, расстрелял по окружившим его из любопытства малайцам все патроны, кроме последнего, который приберег для себя.
Даже в бегстве англичане цеплялись за расовые предрассудки империи, бесстыдно бросая на произвол судьбы своих подданных-туземцев. В Пинанге глава администрации запретил пожарникам-малайцам входить в европейские кварталы для тушения пожаров после воздушных налетов и наложил вето на предложение снести несколько принадлежащих белым домов для создания противопожарной бреши. Когда с острова эвакуировались, «цветных» не пускали на корабли. Китайского судью, поднявшегося на борт, силой свели на берег, между тем погрузили автомобиль коменданта крепости. Женщина-беженка с острова говорила потом, что «невозможно ни простить, ни забыть»20 то, как эвакуировались британцы. Британский полицмейстер в Сингапуре заверял своих подчиненных-сикхов, что останется с ними до конца, – и бежал; колонисты, покидавшие Кэмерон Хайлендз, уговаривали азиатских членов местных отрядов обороны оставаться в строю – разумеется, те немедленно уволились. В Куала-Лумпур «белые» врачи оставили госпиталь на попечение коллег-азиатов. В Ипохе, центре добычи олова, молодой актер китайского театра со сцены заявил зрителям: «Британцы обращаются с империей как с собственностью и передают ее в чужие руки, словно заключив сделку»21.
