Макс Хейстингс - Вторая мировая война. Ад на земле
Как ни банально ссылаться на американскую мечту, но, кажется, Мэри Кукмен точно уловила основное настроение в стране в тот момент, когда Соединенные Штаты вступали в войну. Война обойдется Соединенным Штатам не так дорого, как остальным участникам конфликта, и вызовет экономический бум: из войны Америка выйдет гораздо более богатой, чем вступала в нее. И все же многим американцем казалось это несправедливым: чужая злоба и алчность вторглась в их добропорядочную жизнь, все порушила. Теперь и они, как прежде сотни миллионов европейцев, с тревогой и скорбью провожали родных на фронт и страшились за их участь. Миссис Элизабет Шлезингер описывала уход своего сына Тома в армию: «После Пёрл-Харбора я понимала, что это неизбежно. Я не позволяла себе относиться к этому чересчур лично. Я – лишь одна из миллионов матерей, которые любят своих сыновей и провожают их на войну, мои чувства – такие же, как у всех, а не только мои. Я приняла то, с чем мне придется жить долгие месяцы, если не годы. Том сказал: “А я думал, ты будешь переживать, провожая меня”. Он не знает ни глубины моей тревоги, ни тех бесчисленных мыслей, которые одолевают меня сейчас»30.
Большой вопрос, когда Соединенные Штаты решились бы наконец на активные действия и решились бы вообще. Говоря словами Джона Мортона Блума, «эта война не была крестовым походом. Судьба навязала ее нам в качестве жестокой необходимости»31. Население Штатов никогда не видело врага воочию. На его долю не выпали те несчастья, которые обрушились на Европу и Азию, и ни у кого не было желания разделить эти несчастья с другими народами. И хотя Day of Infamy исторг у американцев множество бурных деклараций патриотизма, в большинстве своем американцы негодовали, если им приходилось терпеть хоть малую часть тех лишений, которые выпали на долю большинства народов мира. В начале 1942 г. Артур Шлезингер инспектировал на Среднем Западе армейские базы по поручению Управления военной информации. «Мы только и слышали, что нытье по поводу рационирования бензина, довольно противно это было слышать. Многие открыто критикуют правительство»32.
Но, к счастью для союзников, руководство Соединенных Штатов проявило в этом кризисе и силу воли, и твердый разум. На встрече Рузвельта с Черчиллем в Вашингтоне в конце декабря США было подтверждено предварительное обещание, данное на переговорах между военачальниками обеих стран: США вступят в войну с Германией. С 1939 г. стратегия США как для сухопутных, так и для морских сил предусматривала вместо прежнего «Оранжевого плана» «Радужный план», в дальнейшем – «Радужный план–5» (Rainbow 5). «Радужные планы» разрабатывались на случай войны на два фронта. В армии раздавались благоразумные голоса: такую войну невозможно выиграть одними только морскими силами, понадобится сформировать и переправить за океан крупные сухопутные подразделения. Адмирал Гарольд Старк 12 ноября 1940 г. писал главе военно-морского министерства: «В одиночку Британская империя не располагает достаточным количеством людей и ресурсов, чтобы одолеть Германию. Потребуются могущественные союзники, которые могли бы поддержать ее и людьми, и боеприпасами и другими поставками». Старк предвидел вероятность того, что в случае нападения японцев англичане потеряют Малайю. Он предлагал начать блокаду Японии, которая полностью зависела от импорта и в этом отношении была крайне уязвима, а затем вести ограниченную войну на Востоке, направив на Запад достаточные наземные и воздушные силы.
Американские начальники штабов понимали, что основная угроза исходит от Германии. Хотя японцы и создали впечатляющих размеров армию и фронт, они не могли напасть на саму Америку или на Англию. Из всех англоговорящих стран в радиус потенциального действия японцев попадала только Австралия, и правительство Австралии возмутил отказ метрополии послать им существенные силы на защиту. В итоге, хотя в общем и целом США действовали согласно принципам, изложенным Старком, главенствующая роль России в победе над вермахтом (чего в декабре 1941 г. никто не предвидел) несколько изменила структуру военных приоритетов Америки. Хотя США и направили в конце концов в Европу достаточно большую армию, она оказалась намного меньше той, которую пришлось бы снарядить, если бы главную роль в одолении Германии вынуждены были играть западные союзники. Соответственно, когда к 1943 г. стало ясно, что Россия выживет и одолеет врага, американское командование сочло возможным направить крупные силы в регион Тихого океана скорее, чем собиралось прежде. Это было удобно не только стратегически, но и политически: в Америке ощущалась гораздо бόльшая ненависть к Японии, чем к Германии.
Джеффри Перрет отмечал, что Соединенные Штаты оказались не готовы к Пёрл-Харбору33, но к войне они были готовы. Это верно по крайней мере в области крупного судостроительства, которое началось заранее: через неделю после налета со стапелей американских верфей сошло 13 новых военных кораблей и 9 торговых. То были первые суда огромной армады, которая уже была запланирована и будет полностью укомплектована в ближайшие два года. Одновременно строилось 15 линкоров, 11 авианосцев, 54 крейсера, 193 эсминца и 73 подводные лодки. Тем не менее правительства Великобритании и США понимали, даже если этого не видели их народы, что придется еще долго ждать того времени, когда сухопутные силы союзников смогут сразиться с германскими армиями на Континенте. А до тех пор на протяжении многих месяцев и даже лет бремя кровавых сражений с вермахтом Россия будет нести почти в одиночестве. И если бы даже союзники отважились на высадку во Франции в качестве отвлекающего маневра, чего требовали американские начальники штабов, все равно до 1944 г. этот десант оставался бы малочисленным.
В конце концов Рузвельт и Черчилль, в отличие от части военачальников, смирились с необходимостью вести второстепенные операции, преимущественно в Средиземноморье, чтобы поддерживать в своих народах ощущение напряженной борьбы. С каждым вступающим в строй самолетом усиливаются бомбардировки Германии. Но Восточный фронт остается основным театром войны, и приоритетной задачей считается материальная помощь России. Вплоть до 1943 г. объем отгружаемых СССР ресурсов был не так уж велик, но и Вашингтон, и Лондон готовы были на любые меры, лишь бы Сталин не заключил сепаратный мир. Страх, как бы русские не потерпели поражение или не вступили в переговоры с Гитлером, преследовал союзников вплоть до конца 1942 г.
Тем временем на востоке Япония перехватила инициативу и развернула превосходящие силы на земле, на море и в воздухе. «Мы, японцы, – обращалась ко всем солдатам Хирохито брошюра, выдаваемая им перед отправлением на войну против западных империй, – наследники 2600 лет славного прошлого, ныне отблагодарим за доверие, оказанное нам Его Величеством Главнокомандующим, поднявшись на борьбу за свободу азиатских народов и свершив великое и благородное дело, которое изменит ход мировой истории. На наши плечи ложится долг свершить реставрацию Сёва[12], дабы сбылась воля его Императорского Величества даровать мир всему Дальнему Востоку и освободить Азию». Японцы уничтожили часть американского Тихоокеанского флота и наконец-то осуществили свою давнюю мечту – вырвали у американцев Филиппины и смогли овладеть богатыми природными ресурсами Голландской Ост-Индии (современной Индонезии), британских колоний Гонконга, Малайи и Бирмы. За пять месяцев они сломили довольно слабое сопротивление на местах и основали собственную империю. То была самая кратковечная империя в истории, и все же японцам удалось, пусть ненадолго, завладеть огромными пространствами азиатского материка и тихоокеанских островов.
9. Краткое торжество Японии
1. «Уверен, вы справитесь с этими недомерками»
Многие японцы приветствовали вступление своей страны в войну, видя в этом единственную возможность «вырваться из вражеского окружения». Писатель Осаму Дадзай, например, «так и рвался искрошить бесчувственных, зверских американцев»1. Однако даже общество, в котором жил Осаму Дадзай, не было монолитно единым в своих убеждениях. Генерал-лейтенант Курибаяси Тадамити – может быть, потому, что он провел два года в Соединенных Штатах – в письме жене выражал глубокую озабоченность вступлением Японии в войну со столь сильным противником: «Промышленный потенциал у них огромный, народ энергичный, изобретательный. Нельзя недооценивать боевую мощь Америки». Восемнадцатилетний Хатиро Сасаки поверял свои сомнения дневнику: «Сколько человек погибает на этой войне действительно трагической смертью? Уверен, под маской трагической смерти зачастую прячется смерть комическая. Комическая смерть – не жизнерадостная, но страдание безо всякого смысла»2. Хатиро сразу осознал свою обреченность и записался в пилоты-камикадзе, не желая бежать от судьбы. Да и не убежишь – «сиката на гай». Этот молодой человек, глубоко презиравший японских милитаристов, перед тем как уйти на смерть, уговорил младшего брата поступить на факультет естественных наук: будущих ученых не призывали, и таким образом хотя бы у этого мальчика оставалась надежда на спасение.
