Джеймс Бенсон - Волны над нами. Английские мини-субмарины и человекоуправляемые торпеды. 1939-1945
Вполне естественно, что лодка стала погружаться кормой вниз. Оставалось время только на то, чтобы пинком закрыть главный люк и, таким образом, предотвратить трагедию. В следующий момент они оба шагнули в воду. В январе 1945 г. было вполне естественным носить ботинки для летчиков на овчине и их же куртки на «молнии», для соответствия. Но они оказались очень неподходящими для того, чтобы держаться на плаву. К счастью, двое моряков, находившихся в это время внутри лодки, сумели вывести ее на поверхность на более или менее ровном киле, и спасение состоялось.
Маленький запас рома оказался быстро израсходованным, и рыбаков, которые, видимо, считали, что все происходящее – в порядке вещей, тепло поблагодарили. Затем тренировочный поход был продолжен. Через несколько дней инцидент со смехом был рассказан в кают-компании, а также в женской вспомогательной службе флота из сигнальной башни и, по секрету, в гостиной отеля «Виктория» в Родсее.
Глава 25
АМЕРИКА И АВСТРАЛИЯ
Наконец лодки «ХЕ-1» – «ХЕ-б» были готовы отбыть на «Бонавенчуре». Из них была сформирована новая, 14-я флотилия подводных лодок, как одно из отделений 12-й. Командиром 14-й стал капитан Фелл. Несчастливый тринадцатый номер был пропущен.
Когда 21 февраля 1945 г. они покинули Порт-Баннатайн, война на Тихом океане достигла своего пика. Все моряки питали надежды на частые операции, и экипажи лодок «ХЕ-7» – «ХЕ-12» не были исключением. Будущее смотрелось в розовом свете.
Переход через Атлантику до Тринидада в Вест-Индии был спокойным, ясным и безмятежным на всем протяжении пути, кроме единственной случайной паники на одной подводной лодке. И все с интересом ждали намечавшуюся встречу с американским континентом. Но когда это произошло, все были очень разочарованы. Дело в том, что требования безопасности по отношению к «Бонавенчуру» и его грузу сделали жизнь почти невыносимой. На Тринидаде они были вынуждены бросить якорь вне видимости берега, в неудобном фарватере. Никаких увольнительных не разрешалось.
Эмбарго на увольнения повторилось на обоих концах Панамского канала и, поскольку к британскому кораблю такое запрещение вообще применялось впервые, было, конечно, проявлено здоровое любопытство – что за причина кроется за таким распоряжением. Были даже слухи, что команда удерживается на борту по причине намечающегося мятежа.
От Панамы курс пролегал на Сан-Диего, в Калифорнию. Судно отшвартовалось около верфи на предоставленном ему месте, и команда постоянно обменивалась добродушными шутками с находящимися на берегу женщинами из Американского вспомогательного корпуса, хотя такое проявление интереса к слабому полу делало продолжающийся запрет на увольнения еще более непереносимым.
Еще хуже, что были получены приглашения на посещение Голливуда, Лос-Анджелеса и Беверли-Хиллз, но официальный запрет оставался непреодолимым, и никакие увольнения на берег не были разрешены. Официальные визиты с берега были также сведены к минимуму, но отдельные персоны появлялись на борту корабля, причем неоднократно, и ясно было, что эти люди знали о назначении судна. В целом запрещение увольнений казалось особенно тяжелым при виде близких ярких огней и непрерывно проходящих мимо судов.
Прибытие в Пёрл-Харбор принесло как хорошие новости, так и плохие. Увольнения предоставлялись организованным группам для посещения американских лагерей отдыха, и радушие, оказанное американскими властями, было замечательным. Всякие попытки британцев оплатить все съеденное и выпитое в местах их пребывания дружелюбно пресекались.
Плохие новости, однако, сводили на нет всю радость от увольнений. Тайни Фелл был проинформирован, что адмирал Нимиц передумал и больше не хочет использовать карликовые подводные лодки в морской войне на Тихом океане. «От этого удара упал весь настрой, – написал Тайни впоследствии, – но осталась некоторая надежда, поскольку нам было приказано перейти на остров Манус, в архипелаге адмиралтейства. Но прежде чем мы добрались туда, нас перенаправили на юг, в Брисбен, и мы пребывали в черной тоске, опустив хвосты вниз».
Все взаимные неприятия, завязавшиеся еще в прежние дни и объяснявшиеся предвзятым отношением адмирала Кинга во время демонстрации первой человекоуправляемой торпеды, возродились с новой силой. Не то чтобы американские военно-морские верхи требовали выиграть войну с использованием только традиционного оружия, но, насколько можно понять, это было скорее результатом того, что убийственные методы, используемые немецким, итальянским и японским флотами, окрасили в темный цвет саму идею использования карликовой подводной лодки и заставили безоговорочно осуждать ее. Американские власти были убеждены, что Х-лодки были подобны тем японским сверхмалым лодкам, которые принимали участие в нападении на Пёрл-Харбор и имели такой же ограниченный радиус действия. Это убеждение было настолько прочным, что отбрасывало любую информацию, противоречащую ему.
Общее угнетение, царившее во флотилии, отчасти смягчалось великолепным австралийским гостеприимством, искренний и теплый прием распространялся на каждого. После второй ночи в Брисбене большинство судовых команд нашли себе пристанище по вкусу, и на них со всех сторон буквально изливалось самое искреннее доброжелательство. Две недели спустя они перешли на север, в Таунсвилл, на побережье Квинсленда. Как там, так и в более мелких городках, которые они посещали, было обычным делом найти возможных хозяев, которые боролись за право заполучить к себе механика X или кока Y.
Из Таунсвилла Тайни Фелл полетел в штаб-квартиру Британского Тихоокеанского флота в Сидней, чтобы выслушать последний «наезд» на оперативные действия Х-лодок, получив который он собирался предпринять ответный ход. Он смог увидеться с адмиралом Фрейзером, который, несмотря на теплые чувства к флотилии, мог только посоветовать Феллу продолжить в Мельбурне обсуждение вопроса о возможности использования «Бонавенчура» в качестве «флотского обоза».
Встретить конец войны, управляя складом, было бы в высшей степени неуважением к себе. Вытянувшись в струну, Тайни попросил разрешения в последний раз обратиться к американцам, чтобы провести хотя бы одну, последнюю операцию, и неохотно, считая это напрасной тратой времени, адмирал Фрейзер сказал «да».
Поэтому Фелл вскоре улетел на север, на Филиппины. Это было удивительное путешествие, с использованием самых разнообразных транспортных средств. Не будучи достаточно представительной персоной, он не мог заранее обговорить все этапы своей поездки, и тактика его перемещения мало чем отличалась от автостопа. Всюду, где он приземлялся, были кинопередвижка, мороженое, пончики и мясные консервы. Девушки из американского Красного Креста встречали каждый прилетающий самолет прямо на взлетной полосе с картонными коробками, полными сладостей, прохладительных напитков и пачек сухих бисквитов.
О серьезном характере войны на этом театре свидетельствовало множество фактов. Летные полосы были все в рытвинах и выбоинах, подбитые самолеты часто, подлетая, состригали верхушки деревьев, а вокруг лежали совершенно опустошенные болота и джунгли. А еще были американцы. Фелл нашел, что их добродушие превышает их компетенцию, и с еще большим недоумением убедился в их полном невежестве в отношении любых британских дел.
– Какие-нибудь ваши корабли есть на Тихом океане? – спросил его старший из генералов.
Он понял, что ни в американской прессе, ни в официальных коммюнике никогда не появлялось никаких новостей относительно действий Британского Тихоокеанского флота или австралийцев.
Наконец он добрался до Субик-Бэй и предстал перед американским командиром подводного флота, адмиралом Джеймсом Файфом. Об этой встрече Тайни позже написал:
«Мы сидели на его веранде, пили кофе, и он в течение нескольких часов слушал, в то время как я использовал любой аргумент, который мог бы помочь найти нам применение. Под конец, продемонстрировав удивительное понимание моих слов, что так или иначе смягчило удар, он сказал, что мы прибыли слишком поздно, и его доводы показались мне убедительными. Двумя месяцами раньше он мог бы найти нам применение, а уж двумя годами раньше он просто отчаянно нуждался в чем-то подобном, но теперь мы «устарели». Наша дружба началась при таких печальных обстоятельствах, и в дальнейшем, в следующие пять месяцев нашего общения, у меня крепло убеждение в том, что я встретил самого прямого, искреннего и способного человека». Фелл думал, что по крайней мере флотилия приобрела весьма нужного друга, так что, вполне возможно, его визит не был совсем уж напрасным. Маленький адмирал в пилотке сделал его возвращение на «Бонавенчур» не таким уж несчастным, но вообще это была печальная картина. В Сиднее, как и предполагал Фелл, дела были хуже некуда. Расформирование флотилии воспринималась уже как неизбежность. Но вдруг… судьба сделала поворот.
