«Окаянные дни» Ивана Бунина - Капчинский Олег Иванович
А теперь обратимся к части допроса Северного, касающейся его деятельности в Одесской губчека.
«Во время моего заведования секретным отделом, – заверял бывший чекист действующего, – не было случая давления на революционную совесть того или иного следователя; вообще, что касается приговоров в отношении тех или иных арестованных, самолично никогда такого не производилось, делалось в определенном порядке, после заключения зав. юридическим отделом представлялось на заключение заведующему секретным отделом в моем лице и подтверждалось председателем ЧК в отношении несерьезных дел. Все же серьезные дела рассматривались всей коллегией, и в исключительных случаях, как, например, в деле Савицкого, на освобождение которого указывает Каменев, присутствовали члены президиума, исполкома и губпаркома (так именовался тогда партком – O. K.), причем как раз во время этого дела я в ОЧК не работал» [387].
Далее Золотусский допросил Северного по конкретным пунктам обвинения, выдвинутым Каменевым:
«Вопрос: Рассматривали ли вы дело Крупенского?
Ответ: Насколько припоминаю, дело Крупенского было, и он же был расстрелян.
В.: Разбирали ли вы дело Шнейдера?
О.: В точности не помню, был расстрелян.
В.: Как с делом Санценбахер?
О.: Она была освобождена; француз же, который ее арестовал, был впоследствии расстрелян как провокатор.
В.: Кто разбирал дело Корнелли?
О.: Такого дела не помню, и если было такое дело, то был освобожден вышеуказанным порядком.
В.: Как было с делом Билима?
О.: В точности был расстрелян.
В.: Расстреливались ли вами беднейшее население и крестьянство, в то время как отпускались богатые люди и контрреволюционеры?
О.: Могли быть понятно расстреливаемы за такие же преступления, по каковым расстреливаются и ныне всеми ЧК, в том же порядке по постановлению коллегии.
В.: Что это было за Вальгоцевское (так в вопросе следователя. – O. K.) дело и что там за восстание было крестьян?
О.: Вальгоцевское дело хорошо помню; по предложению исполкома и наркома был арестован Вальгоцевский волостной комитет, руководителем которого был Паян, б. бандит. На арест был отправлен Каменев, пьянствовал вместе с Паяном; и после того, когда был арестован Паян и доставлен в Одессу вместе со значительной группой крестьян, Каменев хотел вести это дело, но, питая к нему недоверие и зная о его поведении в Вальгоцеве… дело было передано другому следователю. Все крестьяне, вовлеченные Паяном, были освобождены, направлены в нарком, где велось с ними несколько часов беседы, дали им литературу и отправили обратно в Вальгоцево… Статья, инкриминированная мне Каменевым, мною не писалась, а если бы была написана таковая, то „Известия“ как орган сов. власти не допустили бы статьи, компрометирующие власть.
В.: Относительно Келлера была ли вам предложена взятка?
О.: Взятка была предложена, об этом знала вся ЧК, а также и Каменев; предложившие взятку были арестованы.
В.: Арестовывались ли вы при белых?
О.: После ухода сов. власти я, согласно постановлению, остался в Одессе с тем, что после некоторого времени я должен был направиться в Крым для подпольной работы… Арестован я не был, хотя в газетах неоднократно писалось не только о моем аресте, но и расстреле. Вообще обо мне очень много писалось (буржуазные газеты). Причем высказывалось при характеристике меня, что я являюсь исключительно честным и идейным коммунистом. Ни одна газета не компрометировала меня, не называла сторонником белогвардейцев и контрреволюции» [388].
Интересно, что газетные сообщения об аресте Северного не обошли вниманием бунинской четы. Вера Муромцева-Бунина 15 (28) августа 1919 года отметила в дневнике: «В газетах пишут, что арестован Северный, который так раскаивался, что выпустил из своих рук Колчака» [389].
«Если бы обо мне писались в то время компрометирующие отзывы, – заверял Золотусского бывший чекист, – то я не мог работать в то же время в подпольном комитете… а также по прибытии наших войск не был бы назначен председателем Одесской ГЧК. Снят с поста пред. ЧК в этом смысле я не был. Был назначен в обычном партийном порядке зам. зав. одесской рабоче-крестьянской инспекцией и после съезда в Харькове, по возвращении в Одессу получил назначение от ЦК КПУ комендантом Трудовой армии Донецкого бассейна…» Также он заявил, что и в 1919 году с работы в ЧК снят не был, а от губпарткома получил назначение председателем Высшей социалистической инспекции, чего не было бы в случае обвинения в «контрреволюционности». В связи со всем указанным Северный просил привлечь Каменева к ответственности за клевету [390].
«…с преступным миром знакомства не вел…»
Сменивший Фельдмана на посту секретаря одесского исполкома после ухода того в полк Япончика Ракитин неоднократно упоминался в нашей работе. Приведем его биографические данные, которые он сообщил о себе в августе 1920 года в ведомственной анкете при назначении заведующим общим подотделом технико-промышленного отдела наркомата рабоче-крестьянской инспекции [391]. В этой анкете указано, что Ракитин (настоящая фамилия – Броун) Михаил Яковлевич был откомандирован в настоящее учреждение из Региструпрома РВСР ЦК РКП согласно просьбе НК РКП, пробыв в распоряжении предыдущего ведомства неделю. На работе занимается обработкой докладов, контролированием и составлением сводок. Умеет читать и писать на английском. Также Ракитин указал, что имеет при себе оружие: револьвер системы браунинг.
Родился Михаил Броун в 1889 году в Елизаветграде, по национальности еврей. До 1919 года отец владел капиталистической собственностью.
В 1906 году Броун окончил Елизаветградское реальное училище. Отбыл 10 лет каторги (7 лет в тюрьме, 2 года на каторжных работах и 1 год в вольной команде в 1907–1917 годах в Одессе, Тобольске и Нерчинском каторге за принадлежность к группе анархо-коммунистов и вооруженное нападение). По освобождении служил в Петрограде секретарем Военной комиссии ЦК ПСР, затем делопроизводителем Елизаветградской продовольственной управы в 1918 году, членом штаба резерва милиции (Одесса).
Далее в анкете шли сведения о его общественной и государственной деятельности. В 1919 году он – секретарь елизаветградского исполкома, зампредтрибунала, член коллегии юротдела и секретарь – член президиума губисполкома в Одессе. В 1920 году заведующий губотделом юстиции (до конца апреля) и секретарь – член президиума губисполкома в Одессе. Был также заведующим контрольным отделом и председателем партийного суда одесского губкома партии.
Политическая биография Броуна-Ракитина, согласно анкете, была следующей: в 1905–1906 годах – член Южнорусской группы анархистов-коммунистов, в 1917–1918 годах – член партии эсеров (центра), товарищ председателя Елизаветградского эсеровского комитета, член правления Центрального студенческого комитета в Одессе и секретарь Военной комиссии ЦК ПСР; наконец, в марте 1919 года он вступил в КП(б)У.
Касаясь семейного положения, Ракитин написал, что его жена – Валентина Эммануиловна Плуцер, сочувствующая партии, член коллегии Елизаветградского наробраза, правозаступник одесского совнарсуда, а детей у него нет.
Допросить работавшего в Москве Михаила Броуна-Ракитина Золотусскому не удалось. Однако сразу после получения наркоматом Рабкрина заявления Каменева Ракитин подготовил две объяснительные записки бюро партийной фракции ведомства. Но если первая носила чисто юридический характер (благо соответствующее образование позволило составить грамотно), то вторая носила некий налет воспоминаний, естественно, о своей деятельности, противопоставляемой сообщенному Каменевым.
